Игра страсти - Ежи Косински

Фабиан согласился. Она быстро повесила портативный приемник на плечо, заперла лавку, подогнала автомобиль к двери и погрузила в него его багаж. Устроив Фабиана на заднем сиденье, она села за руль.

Девушка жила в однокомнатной квартире в доме, отделенном от пляжа полоской шоссе. Находясь в полубессознательном состоянии, Фабиан не стал возражать, когда она велела ему лечь на единственную кровать в комнате — белый прямоугольник в одном из углов. Он разделся и оказался на прохладных простынях. Проснулся он, почувствовав на лбу влажную тяжесть, и тотчас пришел в себя, увидев незнакомое помещение, в котором очутился. Свет настольной лампы, проникавший через пластмассовый абажур, резал ему глаза.

Рядом с ним сидела девушка, которую он, как ему смутно вспомнилось, видел днем. Когда он зашевелился, она наклонилась к нему и вместо влажной, тепловатой ткани положила ему на лоб приятный холодный компресс.

— Пришлось разбудить вас, — сказала она голосом, в котором не было южного акцента. — У вас, похоже, температура. Вам надо что-нибудь выпить. Я нашла эти таблетки в одном из ваших чемоданов. — Она показала на маленькую склянку, стоявшую на ночном столике, и затем, словно медсестра, привлекла его к себе, взбивая подушку, лежавшую у него под головой, и плечом касаясь его лица. Фабиан несколько удивился, увидев, что его чемоданы распакованы, рубашки сложены стопкой на полке, костюмы, куртки, бриджи и смокинг висели на «плечиках».

Девушка принесла ему чашку бульона, который он медленно выпил. Она наблюдала за тем, как он проглотил таблетки, запив их большим стаканом апельсинового сока. Когда он допил его, она выключила лампу у кровати.

— А теперь ложитесь в постель, — велела она.

— А вы где будете спать? — спросил Фабиан.

— Вон там, — отвечала девушка, показав на угол комнаты. — У меня есть спальный мешок.

При тусклом свете, проникавшем в комнату через единственное окно, он задремал, смутно вспоминая вкус апельсинов, чая, бульона и яйца, положенного в чашку. Вспоминал волны сна, какие-то слова, стук открывающихся и закрывающихся дверей, какое-то движение. У него стерлись в памяти формы предметов и контуры комнаты, в которой он находился. Иногда он сознавал, что где-то рядом находится кто-то посторонний.

Внезапно он проснулся, окруженный темнотой. Он тотчас пришел в себя, поняв, что температура спала. Испытывая жажду, он поднялся и молча направился на тесную кухню мимо девушки, лежавшей свернувшись калачиком на спальном мешке, прикрыв свое полное тело одеялом. Освещенная лампочкой, горевшей в холодильнике, она вдруг проснулась. Затем, встав, попыталась закрыть свои груди одеялом и стала умолять его лечь в постель. Когда Фабиан отказался и стал жадно пить сок, который достал из холодильника, она принялась жалобно уговаривать его и заискивать, взяв его за руку. После того как он стряхнул ее с себя, одеяло соскользнуло с ее плеч и с шумом упало на пол. Девушка стояла перед Фабианом совершенно голая. Он машинально протянул к ней руки, привлекая ее к себе. Девушка прижалась к нему грудью, раздвинула ноги. Фабиан потащил ее за собой, и они оба упали на кровать. Взяв руками его член, она с силой вставила его в себя. Он овладел ею быстро, чуть ли не грубо, ошеломленный пышностью ее тела, принявшего на себя его вес.

В последующие дни Фабиан, ее пациент, был и ее любовником. Он еще недостаточно окреп, чтобы ездить верхом. Прежде чем она уходила к себе в лавку, они вместе завтракали, затем он шел на пляж и, укрывшись в тени, дремал. Проснувшись, какое-то время принимал солнечные ванны, затем прятался под зонтом и снова засыпал.

С радиоприемником через плечо, девушка приносила ему на пляж обед. После того как они заканчивали трапезу, она усаживалась рядом и принималась машинально перекидывать из одной руки в другую апельсин, иногда развлекаясь с чертиком на ниточке и увлеченно наблюдая за ним. Она не носила ничего, кроме выцветшей джинсовой куртки и бесформенных штанов. Отправляясь на эти прогулки к берегу моря, она надевала потрепанную шляпу всадника Королевской канадской конной полиции с оборванной ленточкой, которая болталась у нее за плечом. Наблюдая за тем, как она бредет по песку, спрятав лицо под этой нелепой шляпой, Фабиан воображал ее беженкой с какой-то неизвестной войны — всеми забытой иммигранткой, продолжающей бесплодные странствия в поисках места, которое она могла бы назвать своей родиной.

На пляже она всегда оставалась полностью одетой. Фабиан подозревал, что она стеснялась своей полноты, складок жира на животе и оттого не раздевалась. Он наблюдал за ней исподтишка, когда мимо них проходили небольшие группы подростков с гибкими загорелыми телами, держа под мышкой серферы, хихикая и подшучивая над ними обоими. Девушка делала вид, что не обращает внимания на их поддразнивание, но Фабиан чувствовал себя не в своей тарелке и злился.

Она рассказала свою историю как бы со стороны, словно речь шла о ком-то другом. Родилась она в трущобах Сан-Франциско и была незаконнорожденным ребенком белых родителей, которых она никогда не знала. Ее удочерила семья американцев японского происхождения, но они не были заинтересованы в том, чтобы давать девочке образование, и позволили ей уйти из средней школы. Вскоре после этого, возмущенные тем, что правительство много лет отказывалось платить им компенсацию за пребывание в концлагере во время Второй мировой войны, ее приемные родители решили вернуться в Японию вместе с родными детьми. Оставшись одна, девочка принялась бродяжничать по стране, путешествуя автостопом, выполняя различные случайные работы, никогда не оставаясь долгое время на одном месте.

Во Флориду она приехала совсем недавно, и в крохотной квартирке девушки Фабиан не смог обнаружить почти никаких следов ее пребывания, не считая шляпы канадского конного полицейского, большой карты США, сложенной несколько раз и запачканной от частого использования, чертика на ниточке и пачек продуктовых талонов. Когда он зашел в ванную, то задел плечом висевшую на крючке пластмассовую куклу. На полке стояли нечитаные книги в блестящих бумажных обложках. Книги, которые, как заметил Фабиан, представляли собой практические наставления, не были связаны одной темой. Среди них не было ни одного романа, ни одной философской книги или антологии поэзии. На полке стояли крохотные флажки. На одном флаге была надпись «Звезды и полосы навсегда», на другом изображено Восходящее солнце Японии. Этот флажок стоял на кубике грязно-белого цвета.

Целую стену занимал громадный телевизор, неуместный в такой квартирке. Для девушки после нудной работы в лавке, обеда с дремотой на пляже и одинокого ужина это было ее восходящее солнце, ожидавшая ее награда. Каждый вечер, спешно помыв посуду (Фабиан не помнил, чтобы она спешно делала что-то другое), она усаживалась перед телевизором на пол, подложив под себя подушки. Продолжая есть или позевывать, она вставала лишь для того, чтобы наполнить тарелку неизменным печеньем или мороженым. Нельзя сказать, чтобы она была безразлична к Фабиану, но она просто не могла понять, как можно не разделять ее увлечения.

Фабиан видел в ней верную няньку, заботящуюся о своем младенце — телевизоре, который никогда не выказывал недовольства, не требовал от нее невозможного. Она не имела ничего против того, что он живет более напряженной, насыщенной и суетливой жизнью, чем она. Казалось, она черпала уверенность в изображаемом телевизором мире, где нет различий между людьми, в его размеренном ритме.

Благодаря заботе девушки Фабиан поправился и обрел ту форму, которая была нужна ему для того, чтобы посетить поместье миллионера и даже продемонстрировать свое искусство игры в поло, если его об этом попросят. Девушка знала, куда он направляется — он рассказал ей о приглашении и спрашивал, как добраться до поместья. Но в последние день-два, всякий раз, как заходила об этом речь, она лишь равнодушно кивала головой и отворачивалась к экрану телевизора, теребя пальцами чертика.

В то утро, на которое Фабиан назначил свой отъезд, она отвезла его в агентство по прокату автомобилей, где помогла ему перенести его багаж из своей машины в ту, которую он только что арендовал.

Остановившись на тротуаре после того, как обнял ее, Фабиан не стал обещать, что увидится с нею вновь, погостит, будет поддерживать связь. Он не мог понять, возмущена ли она его отъездом. Глаза ее скрывала широкополая шляпа. Когда он уезжал, в ушах его звучала громкая, как кудахтанье, музыка кантри. А черты ее лица уже стирались из его памяти.

Устроившись в доме для гостей в обширном поместье миллионера, Фабиан быстро привык к роскоши. Каждый день после завтрака — иногда возле бассейна, но чаще всего в своих апартаментах, — он наблюдал за тем, как с соседнего поля поднимаются два вертолета. Зависнув на непродолжительное время в утреннем тумане, они затем стали совершать рейсы, доставляя гостей из аэропорта в поместье. Другие гости прибывали в лимузинах с личными шоферами (иногда за рулем сидели известные гонщики), на яхтах, частных самолетах, а некоторые — на мотоциклах. К концу дня не оставалось ни одного свободного места, поместье превратилось в сад наслаждений, где богатые замыкались в себе, размышляя о роли Провидения в жизни человека; могущественные изображали простоту; трудолюбивые придумывали способы проведения досуга; ленивые играли в занятость.