Бессердечный - Мэри Бэлоу

Да, она доставляла ему наслаждение, и он не сомневался, что она тоже получает удовольствие. Удовольствие от их сексуальной и светской жизни. Они были участниками почти всех интересных событий этого сезона. И сами устраивали приемы. Они не раз приглашали своих знакомых на обед, а один раз устроили вечер с картами и танцами. И всегда Анна освещала эти приемы своим искрящимся весельем, как и на ее первом балу. Ею восхищались. Люк знал, что мужчины завидуют ему. Он поймал себя на том, что, когда они были в обществе, он смотрит на нее гораздо чаще, чем другие мужья на своих жен. Ему нравилось наблюдать за ней и знать, что она тоже смотрит на него. Он гадал, получает ли она такое же удовольствие от его внешности, как он – от ее.

Удовольствие, размышлял Люк, – более прочная и надежная основа отношений, чем любовь. Он был рад, очень рад, что между ним и Анной нет любви. Он был рад, что его открытие той ночью и ее отказ отвечать не позволили развиться тем глупым чувствам, которые он начинал испытывать к ней. Он был рад, что в их отношениях не было настоящей глубины. Только удовольствие.

Этот месяц в Англии принес ему новую жизнь, и нельзя сказать, что он был ею недоволен. Если все будет продолжаться в том же духе, он не будет жалеть, что покинул Париж.

Но потом пришла ночь маскарада в «Рэнела-Гарденс». И на следующее утро он уже знал, что его возвращение в Баденское аббатство больше нельзя откладывать и что жизнь снова должна измениться.

И эти изменения не сулили ему ничего хорошего.

«Рэнела-Гарденс» в Челси были открыты только несколько лет назад и сразу стали очень модным местом в высшем свете. Там размещалась большая ротонда, в которой можно было выпить чай или кофе, слушая музыку. Но более популярными для прогулок были сады вокруг искусственного озера, канал с лодками и живописная китайская пагода на берегу. Аллеи по сторонам канала были любимым местом влюбленных пар, особенно по вечерам, когда сады освещались сотнями золотых фонариков.

Анна никогда не была там раньше. И никогда не была на маскараде. Она очень волновалась и оттого была недовольна собой – ведь ей уже двадцать пять лет, и она замужняя женщина. Иногда ей казалось, что вся энергия и радость юности, которые ей пришлось подавить когда-то, проснулись в ней теперь. Но Люк не упрекал ее за это. Ей нравилось, что на балах и ассамблеях он смотрел на нее так же, как до женитьбы, рассеянно обмахивая лицо веером.

Она тоже флиртовала с ним, когда они были на публике, несмотря на то, что уже целый месяц они были мужем и женой.

Она оделась для маскарада в костюм турецкой принцессы – хотя Люк, увидев ее, сказал, что это больше похоже на турецкую наложницу и что она может присоединиться к его гарему, как только ей заблагорассудится. Она рассмеялась и кокетливо взмахнула ресницами. Вместо маски на ней была тяжелая золотая вуаль, закрывавшая нижнюю часть лица. И Анна покраснела под вуалью, увидев в его глазах неприкрытое желание.

Ее широкие алые шаровары с вышитыми золотом цветами и белая шелковая рубашка, отороченная золотой узорчатой каймой, казались ей женственными и немного неприличными. Она ощущала себя почти голой, несмотря на алый кафтан, который она надела сверху, стянув на талии золотым шарфом. Как-то странно чувствовать себя без защиты кринолина, хотя она, как всегда, была туго затянута в корсет. Она не стала припудривать волосы, а надела маленькую красную бархатную шапочку, украшенную жемчужинами.

Люк отказался быть ее султаном. Он объяснил, что иначе ему следовало бы запретить ей появляться на маскараде, где все будут смотреть на нее и восхищаться ею. Он должен будет держать ее за закрытыми дверями, под охраной шестифутовых евнухов с мускулистыми телами. На нем было домино и полумаска. Но, поскольку его домино было алым, подбитым золотом, его жилет и маска тоже были золотыми, Анна решила, что этот наряд достоин быть нарядом ее султана.

Агнес, одетая пастушкой, тоже была на маскараде с леди Стерн и лордом Куинном. А Дорис была Дианой-охотницей. Анна любовалась ими и болтала с ними между танцами в ротонде. Было весело еще и оттого, что совсем несложно узнавать под масками знакомых. Некоторые мужчины, в большинстве в темных домино и масках, старались держаться в тени.

Часть вечера они провели под открытым небом – целый час гуляли вдоль канала и готовы были провести там еще час, но надо было возвращаться. Было чудесно гулять с ним вдвоем в таком волшебном месте, чувствовать всю романтику этой прогулки и знать, что они принадлежат друг другу, что они любовники и что... Но это был ее секрет – надежда, которая росла в ней уже несколько дней.

Они почти не разговаривали. Анне нравилось смотреть, как играют на воде блики от фонарей, ей нравилось думать, что Люк тоже чувствует романтику этой прогулки, что, может быть, их связывает уже нечто большее, чем только дом и удовольствие. Он накрыл ладонью ее руку, лежавшую на его твердой руке, и Анна вздохнула от удовольствия, почувствовав интимность этого жеста.

Когда они вернулись в ротонду, она села рядом с Дорис. Они остались в дружеских отношениях, несмотря на ссору Дорис с Люком, если только слово «ссора» было подходящим. Люк не поддерживал близких отношений со своей семьей. И вдобавок к тому не лучшим образом обошелся с Дорис. Он нанес визит ее Дэниелу и запретил им видеться. Люк сам рассказал ей об этом. А Дорис потом добавила, что, несмотря на то, что Люк запугивал Дэниела, тот все равно настаивал на своей любви к ней. И когда он отказался взять деньги – двадцать тысяч фунтов, которые Люк предлагал ему, – Люк избил его.

Анна старалась не думать о той роли, которую играл во всем этом Люк. Однако в этом она опять видела полное пренебрежение к чувствам женщины и утверждение мужской власти. Вероятно, он был прав, запретив им видеться, но наверняка был способ сделать это мягче, не причиняя Дорис такой боли. Правда, мужчины не думают об этом. Кажется, они и не подозревают, что можно быть добрым и тактичным. Их закон – сила и власть.

Тем не менее подробности, о которых рассказала ей Дорис, говорили о том, что Фроули не послушался предостережений Люка. Судя по всему, художнику удалось передать ей письмо. Анну пугала мысль о том, что непреклонность приказания Люка могла толкнуть молодых людей на отчаянный поступок.

Она хотела бы довериться ему, но не могла. Люк накажет Дорис за полученное ею запрещенное письмо. Но, может быть, это было всего лишь прощание? Дорис казалась очень взволнованной.

– Чудесный вечер, правда? – заговорила с ней Анна. – Такие красивые костюмы. И эти чудные сады. Они, должно быть, прекрасны днем. А ночью они просто волшебные.