Бердолька Чарли и Гертруды Богранд - Д. Мицкис

– Родная! – Бабушка Матильда заметила, что Гертруда открыла глаза, и подошла к кровати, обняв внучку. – Я так беспокоилась!

– Болит голова. Там не сильно…

– Не переживай, родная. Нужно только менять повязку и мазать «На ТОТ случай: ПОСЛЕ». Я всё принесла.

– Такого ещё не было. Они ведь никогда так не болели. А теперь – даже ноги. Очень болит.

Бабушка Матильда погладила внучку:

– Я и представить не могу, что ты чувствуешь. Я куплю «Idaku»[28] – это очень хорошее средство.

– Чарли дома?

– С ним всё хорошо. Он с мистером Гроббом.

Гертруда поднялась с постели, но поняла, что сделала ошибку, – комната будто закружилась:

– Его нельзя оставлять с Гроббом!

– Чарли сам попросил, родная. Не хотел оставаться один. Я, пожалуй, пойду куплю «Idaku». Тебе сейчас нельзя беспокоиться.

– Постой! Пожалуйста, скажи! Кристофер и Эдвард говорят, что на меня напали.

– Ты снова общаешься с Эдвардом?

– Мы с ним одновременно получаем повестки. Бабушка. Матильда. Ты постоянно уходишь от ответов! Мне ведь больше не к кому обратиться! – Гертруда вот-вот могла потерять контроль над собой. – Ближе тебя у нас с Чарли никого нет! Никого! Понимаешь? Мы – семья. Мы должны быть вместе! Не с Гроббом. А вместе! Я, ты, Чарли! Всё! И у нас не должно быть секретов!

За окном разбушевалась гроза, чёрные тучи нависли над городом, по стёклам барабанил крупный дождь. Гертруда не смогла договорить. Она снова теряла силы, голова тяжелела, бинты становились алыми. Последнее, что она услышала перед тем, как всё потемнело, – чей-то крик.

И снова сон. Гертруда вновь в Монастыре Святой Марии. Его стены ещё целы. Она видит людей в чёрных хитонах, которые, оглядываясь, идут по коридору. Среди них – мистер Гробб. Лица других скрыты под капюшонами. Люди спускаются по лестнице в подземелье. Гертруда оказывается в тёмном помещении. Это зал. Но не «Salle impénétrable». Люди в чёрных хитонах собрались вокруг какого-то алтаря. На нём горят свечи; там что-то лежит. Или кто-то. Но Гертруда не может рассмотреть. И вновь падение. Полёт во мрак. И снова кабинет с вещами Мистера С.

Гертруда проснулась дома – в своей кровати. Каким-то немыслимым образом в её комнату забрался кот по имени Кот. Он сидел на её столе и облизывал лапы. С первого этажа доносились музыка и голоса ведущих – значит, бабушка Матильда слушала радио.

Гертруда приподнялась. Затем встала и медленно подошла к окну (кот не отвлекался от своего занятия). На улице было пасмурно, над городом раскинулась серая радуга. То тут, то там вспыхивали зарницы. Сложно было понять, утро сейчас или вечер.

Гертруда вышла в коридор – дверь в комнату Чарли была приоткрыта, комната была пустой. Бабушки Матильды также не оказалось на кухне. Выключив радио, Гертруда замерла у круглого стола. Прислушалась. В доме теперь было тихо. Она знала, что должна сделать, – прошла через гостиную, остановившись у двери в старый кабинет. За ней – так же тихо.

Гертруда открыла дверь (ключ хранился возле часов с кукушкой) и, аккуратно переступая через старые вещи, подошла к письменному столу. На нём уже горели свечи. Гертруда не знала, зачем сюда пришла. Не знала, что оставил здесь Мистер С. Но понимала: найти это нужно, если бабушка Матильда сама не хочет ответить на её вопросы.

Гертруда просмотрела старые пыльные книги на полках, открывала и закрывала ящики, проверила шкаф. Ничего такого, что могло бы всё прояснить. Она проверила старые кресла, гобелены, даже картины на стенах. Ничего. Когда её взгляд упал на странную статуэтку, Гертруда могла поклясться, что раньше её здесь не было. Статуэтка «Балерина-искусница» будто следила за ней, указывая на старое зеркало Пустозвон. Зачем бабушка Матильда накрывала его плотной зелёной тканью? Сняв её с зеркала, Гертруда замерла.

За пыльным стеклом она увидела странное отражение – новый светлый кабинет, за столом которого сидел Мистер С. Она продолжала наблюдать за ним, не зная, видит ли он её. Мистер С. закончил что-то писать в тонком блокноте, закрыл его и прошёлся по кабинету. Он подошёл к одному из шкафов, рядом с ним постучал ногой по половице. Та легко поддалась. Мистер С. посмотрел на блокнот перед тем, как его спрятать; глянул в зеркало – будто на Гертруду – и подмигнул.

Кабинет в зеркале теперь снова был старый и пыльный.

Гертруда увидела себя в отражении. Она не медлила ни минуты: накрыла зеркало плотной зелёной тканью и решила проверить, лежит ли под половицей блокнот. Но вдруг услышала, как хлопнула входная дверь. Раздались голоса Чарли и бабушки Матильды. Гертруда быстро погасила свечи, проверила, не смотрят ли в её сторону. И тихонько вышла.

– А мы ходили с Чарли к озеру! – Как раз навстречу шла бабушка Матильда. – Тебе уже лучше? Чаю?

Гертруда согласилась.

– Мы можем поговорить? – Чарли впервые за долгое время обратился к сестре и позвал в свою комнату. – Мистер Гробб, – начал Чарли, когда они оказались наедине на втором этаже дома 6/66.

– Он что-то тебе сделал?

– Просто слушай. Пока бабушка Матильда была с тобой, она оставляла меня с Гроббом. Так как я кое-что вспомнил. Теперь вспомнить должна ты. Первое. Те книги, которые бабушка дала тебе читать. Она дала их тебе не просто так. Второе. Тот змий в Верхнем Саду. Двуглавый. Ты его знаешь, а он знает тебя. И третье. Запомни фразу: «Истину можно увидеть только глазами смерти». Гробб хочет вернуться в монастырь. Я не знаю, вспомнил ли он. Но он уже знает, что мы ему нужны. И ещё!

Чарли протянул Гертруде пергамент, на котором было написано:

…вечную Жизнь через Смерть.

– Это, – сказал Чарли, – часть письма Гробба. Он, как и мы, не просто так оказался здесь.

Глава 12

Осторожно, Сэм!

Вскоре наступили заморозки. Озеро у 66-й улицы даже замёрзло и превратилось в широкий каток, на котором собирались местные жители. Бабушка Матильда нашла на чердаке дома номер шесть старенькие коньки и вечерами учила внуков кататься. И хотя можно было помогать себе крыльями, чтобы удерживать равновесие, Чарли умудрился несколько раз упасть на лёд. Вставать ему помогал Роберт Готли, который знакомил соседей со своими дочерью и внуком:

– Они только недавно здесь. Адаптируются, – говорил он старушке Трухти Кимор, расчищающей первый снег. – Прибыли из Дублина. Ещё не свыклись.

С начала декабря Чарли и Гертруда могли думать только об одном. Рождество. От Кристофера во время повесток у мистера Михаэля Шамса они узнали, что здесь это – самый большой праздник. К нему всегда особенно готовились, но никогда об этом не рассказывали – все приготовления держались в строжайшем секрете. Даже Линда Глум мечтательно интриговала рассказами о праздниках здесь:

– Да вы и сами увидите. Осталось ведь всего ничего. Это как первый хруст снега под ногами. Приятно, но сложно описать. Нужно почувствовать.

Чарли и Гертруде это сложно было представить. В Монастыре Святой Марии запрещалось даже ставить ёлку (кроме одного раза, да и то – благодаря Мистеру С.). Агнус «Гнусный» Гробб строго следил за тем, чтобы никто не обменивался рождественскими подарками. («Ёлка?! Подарки?! Какая чушь! Из-за них вы забываете об истинном значении Рождества!») Хотя обмениваться было особо и нечем.

Утром двенадцатого декабря снег укрыл город пышным белым покрывалом. Из-за сильных метелей все полёты значились как «не рекомендованные».

Немногочисленные гуляющие шагали по городу неторопливо, пряча руки в карманы тёплых хитонов, а головы – в воротники.

Гостиную дома номер шесть на 66-й улице украсили бледно-голубыми цветами. Бабушка Матильда рассказала:

– Сильная трава: с ней поведёшься – желанного не потеряешь. Сегодня хороший день. Праздничный.

Бабушка Матильда пекла обрядовое печенье дня – шоколадную Калету – и слушала радио, по которому передавали «об очередном без вести пропавшем глупце». Почта и газеты доставлялись медленно. Даже срочные «Телеграммы-вспышки» доходили несколько часов. Некоторые и вовсе терялись.

Было настолько холодно, что, казалось, заледенела и радуга над городом.

Несмотря на это, миссис Эндора Пипкин смогла прислать «молнию». Она написала:

…утром наслушивали воду. Сходили с Тутси к озеру. И Гордон прорубил прорубь! Сам! Вода шумная. Видимо, стужа затянется…

А позже, когда метель всё же немного поутихла, бабушка Матильда сама отвела внуков к озеру, чтобы они рассыпали там семена льна:

– Подумайте о хорошем, родные мои. Загаданное должно сбыться!

Вечером на катке зажгли яркие жёлтые фонарики. Тутси «Ласточка» Фридерман угощала всех горячим глинтвейном, бабушка Матильда – шоколадной Калетой, а Гордон и Эндора Пипкин – своей добротой. Казалось, на катке собралась вся 66-я улица. Даже старушка Трухти Кимор вышла на лёд к мистеру Роберту Готли и его семье.