Месть вора - Борис Седов

Я открыл шифоньер. Там меня дожидалась пара спортивных костюмов, куртка-«танкер», несколько комплектов нижнего белья – все в целлофановой магазинной упаковке. И, как ни странно, ни единого делового костюма. А, впрочем, почему странно? Зачем в этой глуши деловые костюмы? Чтобы привлекать внимание?

Я с удовольствием стянул с себя всю одежду и вывалил ее за дверь прямо в коридор, надеясь, что здесь не самообслуживание, и уж кто-нибудь из прислуги найдется. Хотя до сих пор никто на глаза мне не попадался, даже охрана. Но ведь в этом и есть ценность обслуживающего персонала: не только хорошо убирать или готовить, но и уметь быть незаметным.

Следующим, что я сделал, после того, как обследовал свою комнату, так это забрался под душ. И, как не спешил, не удержался и проторчал под ним не менее сорока минут, разумно решив: «Если меня и ждет внизу кто-либо, типа Абхаза, так ничего, подождет. Должен же я привести себя в порядок после столь длинной дороги и такого количества испытаний…»

Но Абхаз ждал меня не внизу. Стоило мне выбраться из ванной, как я обнаружил его у себя в спальне, сидящим в кресле и вертящим в руке амулет – тот, что я хранил на память о Комяке.

– Ничего, что я так, без предупреждения? – обыденно спросил он, вперив взгляд в шрам у меня на животе.

– Ты здесь хозяин, – заметил я, доставая из шифоньера комплект белья.

– А ты здесь гость, – парировал Гоги. – То рванье, что ты бросил за дверь, подобрала Маруся. Это горничная. Ближе к ночи я вас познакомлю. Надеюсь, те тряпки тебе не нужны.

– Нет, – усмехнулся я.

– Я тоже так думаю. А если что потребуется, ты только скажи.

– Мне достаточно того, что здесь нашел.

– Ну и отлично. – Абхаз поднялся. – Пойду, не буду мешать. А ты, как соберешься, сразу спускайся вниз. С братвой познакомлю. Да и обсудить кое-что нам надо. Надеюсь, дорогу найдешь?

– Найду, – ответил я и полез в платяной шкаф выбирать спортивный костюм и домашние тапочки для официального ужина.

Мне опять задавали вопросы. Очень много вопросов. И самые разнообразные. Начиная с анкетных данных и того, как выглядит мой дом в Лисьем Носу, и заканчивая тем, как я добирался сюда.

И я был вынужден отвечать на них со всеми подробностями. С такими мельчайшими подробностями, что порой не мог сразу их вспомнить и надолго задумывался.

При этом все это протекало в режиме перекрестного допроса!

Но я понимал, что меня проверяют. И что теперь все гораздо серьезнее, нежели в камере «Крестов». И старался, как мог.

– А какая девичья фамилия была у твоей матери?

– А как зовут мать твоего брата?

– А как имя-отчество бывшей жены?

– Перечисли-ка, брат, человек десять из своей хаты в «Крестах».

– А какие шконки они занимали?

– Расскажи про этап. Какой наряд был в вашем Столыпине? Вологодский? А не припомнишь, кто там за старшего?

Про зону на Ижме вопросов оказалось значительно меньше, разве что вспомнили общих знакомых, но когда перешли к истории моего второго соскока, то здесь уж «комиссия» постаралась. Я угробил не менее трех часов на рассказ о всех своих злоключениях за время перехода через тайгу.

Но вот наконец добрались до Кослана, и интерес ко мне сразу иссяк. Всем семерым сразу же загорелось отделаться от меня, уже достаточно рассказавшего, и спокойно перетереть между собой важнейший вопрос: «А тот ли я человек, под какого канаю?»

– Коста, братан, замучили мы тебя, – наигранно вздохнул Абхаз. – Так сам пойми…

– Я все понимаю, – перебил я. – Теперь вы удаляетесь на совещание? А я должен где-нибудь поскучать?

– Зачем же скучать? Иди пощеми.

У меня действительно уже слипались глаза. Уже которые сутки мне приходилось отдыхать, как черт положит на душу. Вот только поди попробуй спокойно заснуть в тот момент, когда решается вопрос жизни и смерти.

И все же выбора у меня не было. Я церемонно пожелал всем спокойной ночи и поплелся к себе, ожидая того, что самым худшим для меня исходом может оказаться то, что возьмут местные быки и придушат подушкой, если толковищу вдруг чем-то не понравятся мои ответы. Если Абхаз решит, что я его в чем-то напарил. А воры рисковать не привыкли…

Но все оказалось ништяк. Никто не стал поганить о меня подушки, и первое, что я почувствовал, пробудившись от крепкого, без сновидений, сна, так это яркий солнечный луч, пробивавшийся в спальню сквозь неплотно задвинутые шторы. Я лежал, еще не в состоянии окончательно выйти из сна, и внимательно наблюдал за тем, как этот луч медленно перемещается по стене, оклеенной зелеными обоями, к двери.

«Вот только он доберется до косяка, как буду вставать, – решил я. – Надо еще разок принять душ, сделать хотя бы символическую зарядку. А потом выбираться из комнаты и попытаться найти в этом огромном доме хоть одну живую душу».

Солнечный луч не успел достичь двери. Ему не хватило совсем чуть-чуть, какого-то сантиметра. Я задумался, и за это время он уже миновал косяк и теперь полз по филенке.

Я поднялся, напялил халат и, устроившись за столом, начал исследовать, насколько вкусно здесь варят кофе.

Всех присутствовавших в гостиной Абхаз представил еще вчера перед тем, как мне начали задавать вопросы. Но лишь по именам и погонялам, дабы я знал, как к кому обращаться. Теперь же он удостоил меня своего доверия настолько, что решил вдаться в подробности и объяснить, кто откуда прибыл на толковище и какая роль кому здесь отведена.

Леха Цепной и Саша Малина прикатили в Коми из Питера с подробнейшей информацией на меня, полученной как из «Крестов», так и, насколько я понял, от ссучившихся мусоров.

Леха был молодым улыбчивым пареньком чуть старше двадцати лет и имел облик типичнейшего студента, которым, впрочем, и являлся – учился на одном из многочисленных платных юрфаков, которые за последние годы расплодились в Санкт-Петербурге, как горькушки в августовском бору.

Саша Малина был прямой противоположностью своему земляку. Стопроцентный урка, какими их любят показывать российские кинематографисты, он первый раз предстал передо мной в рубашке с короткими рукавами. Обе руки от предплечий до кончиков пальцев оказались испещрены наколками, и то, что я сумел прочесть на них, сказало мне об очень многом. В воровском мире Малина занимал положение фраера, очень близкое к вору. Конечно, он не дотягивал по авторитету до смотрящего за крупным городом или доходным промышленным центром, но властью обладал немалой. С ним считались очень и очень многие, по понятиям он имел право смотреть за правилами и толковищами, и я, как ни пытался, никак не мог понять, какого дьявола его направили в эту дыру поглядеть на меня. С одной стороны, мне это льстило, с другой – вызывало определенные опасения. И какое из этих чувств перевешивало – неясно…

Итак, двое эмиссаров из Питера доставили на меня информацию и передали ее третьему человеку.

– Касьян – мой дознаватель, – с гордостью представил мне его Абхаз. – Чутье такое, что сам поражаюсь. Например, он уверяет, что не надо никакого детектора лжи, чтобы прочухать, парят тебе или нет. Достаточно посмотреть человеку в лицо, и все на нем будет написано. Какой бы он ни был ушлый, этот допрашиваемый, так, один черт, все прочитаешь. По зыркалам ли, по щекам… Или по рукам… Или еще по чему… Короче, есть не меньше пятнадцати способов въехать в тему, что тебе парят.

Насчет пятнадцати способов я вообще-то не верил, но в том, что есть люди, без труда определяющие лгуна, как бы не был он подготовлен, я был уверен. Сам в свое время встречался с подобными.

Кстати, вопросы Касьян задавал мне просто искусно. Четко, конкретно и всегда бил ими в самые незащищенные места. Казалось бы, нечего мне скрывать, но во время допроса я находился в постоянном напряжении, откровенно боялся, что вдруг случайно совру, меня поймают на слове… И все! Ко мне, как минимум, больше не будет доверия. К счастью, все обошлось.

– Нервишки, скажу я тебе, братан… – поставил мне диагноз на следующий день Касьян. – Мне бы такие. Ништяку тебя нервишки…

«Знал бы ты, какую тренировку они за последние годы прошли, – подумал я, сияя от комплимента. – Хотя, наверное, знаешь. Все-то вы знаете. Побольше, чем я…»

Еще два человека прибыли в Сыктывкар из Перми. Один из них – Тоша Тагильский. Второго называли просто по имени-отчеству – Евгений Валерьевич.

Тоша, пока я не разобрался в его роли, казался мне в этой компании самым пустым и никчемным человеком. «Возможно, он выполняет здесь роль чьего-то телохранителя», – вначале пришел к выводу я. Тогда действительно представлял собой типичного узколобого детину-бойца с гигантским ростом и огромными мускулами. И его явно смущала наша компания. За двое суток, что мы находились в гостях у Абхаза, он не проронил почти ни слова, если не брать в расчет тех нескольких корявых сумбурных фраз о бабах и равенстве (эти две темы он попытался связать воедино), когда его ради прикола попросили произнести какой-нибудь тост.