Доверенное лицо - Грэм Грин

— Наверное, сунули погнутую монету.

— Нет, нормальную. Да бог с ней.

— А то есть такие ловкачи, — ворчал носильщик, — только отвернись, он за свой пенни три пакетика вытащит, — Он постучал по автомату. — Пойду за ключами.

— Пустяки, право, не стоит.

— Как же так? Нехорошо получается. — Носильщик, прихрамывая, заковылял прочь.

На обоих концах платформы горело по фонарю. Д. ходил от одного к другому. Рассвет наступал с осторожной, расчетливой медлительностью. Как ритуал — сначала померкли фонари, потом снова пропели петухи, и только после этого засеребрилось небо. На путях обрисовались товарные вагоны с фирменной надписью «Угольные копи Бендича». Проглянули другие перроны, выщербленные и мертвые. Рельсы тянулись к забору, за которым виднелось темное пятно, оказавшееся пакгаузом. Дальше чернело тоскливое зимнее поле.

Вернулся носильщик и открыл автомат.

— Так и есть, все отсырело. Им теперь не до изюма. Вот и заржавел ящичек. Держите. — Он протянул ему бумажный пакетик, влажный, разлезавшийся прямо в пальцах.

— А вы еще уверяли, что климат тут отличный.

— Точно. Мидленд для здоровья полезен.

— Откуда же сырость?

— Так это, понятное дело, — объяснил носильщик, — станция-то в низинке… Видите?

Утренний сумрак и впрямь таял, уползал, словно туман со склона горы. Тусклый серо-желтый рассвет занимался над сараем и полем, станцией, подъездными путями, вдали осветился холм, закраснели кирпичные коттеджи. Пни спиленных деревьев напомнили ему поле боя. Из-за холма торчало какое-то странное металлическое сооружение.

— Это что такое? — спросил Д.

— Это? Да так, ничего. Идея, вишь, у них появилась.

— Довольно уродливая идея.

— Уродливая говорите? Не сказал бы. Я к ней привык, мне без нее скучно будет.

— Похоже на нефтяную вышку.

— Она самая и есть. Какие-то дураки надумали нефть отсюда качать. Мы им говорили — нет тут ничего, да они ведь из Лондона, лучше всех все знают.

— Ну, и как — нашли нефть?

— Да вот, аккурат на эти два фонаря хватило. Теперь вам недолго ждать. Вон Джарвис уже спускается с холма.

Развиднелась дорога, тянущаяся к коттеджам. На востоке просветлело, все кругом, кроме неба, приобрело какой-то темный оттенок побитых морозом овощей.

— Кто этот Джарвис?

— Он каждое воскресенье ездит в Бендич. Иногда и в будни тоже.

— Работает на шахте?

— Нет, куда ему, стар больно. Говорит, хочу проветриться. А слух такой, что старуха у него там. Но Джарвис не признается. «Я, говорит, неженатый».

Тяжело ступая, Джарвис спускался к станции по посыпанной гравием дорожке. На нем были вельветовые брюки и куртка. А когда он подошел ближе, стали видны мохнатые брови, бегающие глаза и седая щетина на подбородке.

— Как живем, Джорди? — спросил носильщик.

— Ничего, могло быть хуже.

— К старухе собрался?

Джарвис глянул на носильщика искоса, с подозрением и отвел взгляд в сторону.

— Этот джентльмен едет в Бендич. Он иностранец.

— А-а…

Д. почувствовал себя так, словно он носитель тифозных палочек, оказавшийся в обществе здоровых людей, которым сделана прививка: уж этих он не заразит. Они надежно застрахованы от жестокости и страха, которые он нес в себе.

Он ощутил внутри какую-то удивительную пустоту и изнеможение, словно, наконец, среди унылых зимних полей, в тиши заброшенного полустанка нашел обетованное местечко, где можно присесть, передохнуть, забыть о ходе времени.

Рядом монотонно бубнил носильщик: — Проклятые заморозки, все загубили к черту.

— Ага, ага, — время от времени поддакивал Джарвис, вглядываясь в рельсовую даль.

Дважды прозвенел звонок в будке блок-поста. И внезапно стало ясно, что ночь минула и настал день.

В будке блок-поста был виден дежурный с чайником в руке. Он опустил куда-то чайник и дернул рычаг. Где-то прогундосил сигнальный гудок.

— Ага, — сказал Джарвис.

— Вот и ваш поезд, — окликнул его носильщик.

На горизонте вырос комок дыма, похожий на розовый бутон, потом из дыма выскочил паровоз и цепочка слегка раскачивающихся вагонов.

— Далеко до Бендича? — поинтересовался Д.

— Миль пятнадцать. Так ведь, Джордж?

— Четырнадцать миль от церкви до «Красного Льва».

— Да не в расстоянии дело, — сказал носильщик. — Главное тут остановки.

В покрытых морозцем окнах поезда бледное утреннее солнце дробилось на кристаллы. Несколько небритых физиономий глазели в окна на занимающийся день. Д. вошел вслед за Джарвисом в пустой вагон. Носильщик, зал ожидания, уродливый железный мост над платформами, дежурный в будке с чашкой чая в руке, тихий, мирный покой, — все уплывало назад. Низкие холодные холмы сошлись к рельсам. Ферма, чахлый лесок, похожий издали на облезлую меховую шапку, затянутая ледком канава — все это, отнюдь не живописное, лишенное какой-либо красоты, несло в себе спокойствие и тихую отрешенность. Джарвис молча смотрел в окно. Д. спросил:

— Вы хорошо знаете Бендич?

— Ага.

— Может быть, вы знаете миссис Беннет?

— Жену Джорджа Беннета или Артура?

— Ту, которая была няней у дочки лорда Бендича.

— Ага.

— Вы ее знаете?

— Ага.

— Где она живет?

Голубые навыкате глаза Джарвиса долго и подозрительно разглядывали его.

— А для чего она вам?

— У меня к ней письмо.

— Она живет рядом с «Красным Львом».

От остановки к остановке лесов и скудной травы становилось все меньше. На холмах все отчетливей проступал камень. Ржавая одноколейка вела к каменоломне, в бурьяне валялась перевернутая вагонетка. Вдруг холмы расступились и открылась широкая равнина. Посреди нее торчали терриконы, не уступающие высотой окружающим холмам. Редкая чахлая трава, словно язычки зеленого пламени, взбегала по терриконам. Линии узкоколейки обрывались, никуда не ведя. У подножья искусственных холмов тянулись похожие на шрамы улочки серых каменных домиков. Поезд шел без остановок, громыхая по безрадостной равнине, проносясь мимо гор шлака и платформ со звучными названиями вроде «Замок Крэг» или «Гора Сион». Все это было похоже на гигантскую мусорную кучу, куда вывалили чуть ли не целый пласт жизни — гигантские ржавеющие шахтоподъемники, черные трубы, сектантские часовни с шиферными крышами, темное белье, сушившееся на веревках и добавлявшее картине ощущение безнадежности, дети, бредущие с ведрами от водоразборных колонок. Только подумать, всего в десяти милях отсюда иной мир, тихая станция и пение петухов. Домики уже тянулись непрерывными узкими улочками, спускаясь от терриконов к железнодорожной насыпи. Д. спросил:

— Это Бендич?

— Не-ет. Это Пэрэдайз.

Поезд прогрохотал по мостику и обогнул еще одну гору пустой породы.

— И это тоже не Бендич?

— Не-е. Это Каукамберилл.

— Как вы их различаете?

— Охо-хо…

Джарвис угрюмо глядел в окно. Правда ли, что у него тут старая зазноба или, действительно, просто захотелось на денек сменить обстановку? Наконец он проворчал нехотя, словно обидевшись:

— Каукамберилл — это не Бендич, их не спутаешь. Вон — Бендич, — и показал на выплывшую очередную темную гору шлака с серым струпом улочки у подножья.

— Эдак, — продолжал он, впадая в мрачный патриотический раж, — можно спутать Бендич с «Замком Крэг» или с «Горой Сион». Вы поглядите толком-то.

Д. поглядел. Он привык к развалинам, но тут ему подумалось, что бомбежка — пустая трата времени. Развалины образуются сами, если все предать мерзости запустения.

Бендич гордо именовался станцией, а не остановкой. Тут был даже большой зал ожидания, хотя и на замке и с выбитыми стеклами. Д. задержался, чтобы пропустить вперед Джарвиса, но Джарвис тоже задержался, пропуская Д., — словно заподозрил, что Д. за ним шпионит. Похоже, этот человек отличался наивной природной скрытностью, остерегаясь других, как животное — звука чужих шагов или незнакомого голоса близ своей норы.

Д. вышел на привокзальную площадь. Его последнее поле битвы лежало перед ним как на ладони. Одна улица уходила к террикону и Т-образно упиралась в другую, тянувшуюся у подножья черной кучи. Дома ничем не отличались друг от друга. Однообразие нарушали лишь вывеска гостиницы, фасад церкви да редкие жалкие лавчонки. Во всем поселке чувствовалась какая-то пугающая упрощенность, будто он был построен детьми из кубиков. Поражало и безлюдье, пустынность обеих улиц. Впрочем, поскольку не было работы, то людям и ходить некуда, а в постели, понятно, теплее, чем на улице. Д. прошел мимо биржи труда, еще нескольких однообразных серых домов с опущенными шторами, миновал чудовищно грязный двор, где стоял сортир с настежь распахнутой дверью. Как будто в городке шла война, но почему-то без видимых следов сопротивления.