Пальмы, солнце, алый снег - Анна Литвиновы

Каждые три месяца мы проходили серьезный медосмотр. Терапевт, невропатолог, глазной врач, ортопед… Ортопедичка – как сейчас помню, старая мымра в очках – меня и завернула. Видите ли, я всегда мелкорослой была, для гимнастики самое то, а теперь вдруг подозрительно быстро стала расти. За три месяца – на целых четыре сантиметра вытянулась, подумаешь, достижение. Но по их медицинским меркам это оказалось много – до такой степени, что меня без всякой жалости на медобследование уперли. Аж в Москву, в огромную клинику. Я сначала радовалась – кормят шикарно, тренироваться не надо, лечением никаким особо не мучают, отдыхай себе в удовольствие и лишь иногда на разные процедуры ходи. Но кайфовала я ровно до тех пор, пока врачи свой вердикт не вынесли. Оказалось, кости у меня какие-то особенные. Типа, как у гуттаперчевого мальчика, помните, такая книжка была про маленького циркача? Все его гибкостью восхищались, вроде как бог ему талант дал, только на самом деле это не талант, а болезнь. И нагружать, особенно большим спортом, такие кости нельзя никак. Тем более что и возраст сейчас такой, что организм растет очень быстро, даже быстрей, чем положено. Поэтому любой перелом, врачи сказали, может оказаться фатальным – не помрешь, конечно, но кости, сто пудов, срастутся криво. И гимнастика – по их высочайшему заключению – мне строго противопоказана. Не то что в большой спорт – в группу здоровья и то ходить нельзя. Так что будь, Настенька, добра: отчисляйся из элитного спортивного интерната и с позором возвращайся в поселок.

…Я совсем забыла, как всего-то два года назад не хотела из родного поселка уезжать. Теперь я гораздо больше не хотела в него возвращаться. И рыдала без перерыва целые сутки. За что мне такое наказание? Почему подружки по спортшколе, настоящие поленья, должны остаться, а я, как все говорят, истинный талант, – уйти?!

И когда ко мне в палату вошел Сан Саныч, мой тренер, я встретила его вся зареванная. Обычно-то он нам рыдать запрещал – за слезы полагалось от пола двадцать раз отжаться, – но теперь-то мне что до их правил? Я больше не в спорте, я гимнастике оказалась не нужна.

Но Сан Саныч – хоть и знал уже про заключение врачей – напустился на меня чуть не с порога:

– Это что за картина, Анастасия?! А ну-ка, быстро: встала и отжиматься!

– И не поду-у-умаю… – проревела я.

– Хочешь во вспомогательную группу вылететь? – с угрозой в голосе поинтересовался он.

Во вспомогательную группу у нас в спортшколе переводили бесперспективных. Тех, для кого отчисление неизбежно. Порядок был: посреди четверти с места не срывать, отправлять домой только перед каникулами.

– А я и не буду каникул ждать, – всхлипнула я. – Прямо отсюда домой поеду.

Мне? Оказаться во вспомогательной группе?! После того, как я привыкла постоянно слышать восхищенные комментарии в свой адрес?

– Ладно, Анастасия, – сочувственно вздохнул Сан Саныч. – Прекращай свое нытье. Слезами горю не поможешь.

А я вдруг вспомнила: какой же он на тренировках был изверг! Как умел довести до полного изнеможения, так что до койки вечером просто на четвереньках плетешься…

– Я буду скучать по вас, – из последних сил улыбнулась я.

А Сан Саныч неожиданно предложил:

– Пойдем, Настенька, выйдем. Разговор есть.

Голос его при этом звучал ласково, бархатно, у меня аж сердце екнуло. Сан Саныч-то наш был редкостным красавцем. Высокий, черноволосый, голубоглазый, гибкий. Мы хоть и крохи совсем, а всей группой в него влюблены были. И постоянно с девчонками спорили, кто из нас, когда вырастет, за него замуж выйдет.

«Неужели он мне хочет в любви объясниться?! – мелькнула шальная мысль. – Вдали от всех?!»

И я, вся дрожа, отправилась вслед за ним из больничной палаты.

Сан Саныч и правда привел меня в укромный уголок – во врачебную курилку под лестницей. Заботливо усадил на прожженную бычками банкетку. Ласково коснулся рукой моей коленки. Я уже обо всех горестях забыла, откровенно млею. А он вдруг говорит:

– Хочешь, Настенька, мы это врачебное заключение просто порвем?

– Чего порвем? – не поняла я.

– Заключение. О том, что тебе спортом заниматься нельзя, – терпеливо пояснил он.

– А можно? – просияла я.

– Конечно, можно. Тем более что я уверен: врачи просто перестраховываются.

– А вы не боитесь? – захлопала глазами я.

– А чего мне бояться? – усмехнулся он. И лукаво добавил: – К тому же ради такой красавицы, как ты, можно и рискнуть.

Ну, тут уж я совсем поплыла. Но остатки разума все-таки сохранила. Вспомнила:

– Мне Мира Львовна (так ортопедичку звали, которая меня на обследование в Москву отправила) велела: без заключения не возвращаться.

– А мы тебе новое напишем, – еще шире усмехнулся тренер.

И виртуозным жестом извлек из портфеля бумажный лист – с угловым штампом, с двумя печатями. Но без единой написанной строчки.

– Сварганим в лучшем виде. Эти их медицинские термины я знаю, – заверил он. – Типовых заключений на своем веку сотни перевидал.

Я смотрела на тренера в таком изумлении, что он тут же вернул чистый бланк обратно в портфель и равнодушно пожал плечами:

– Впрочем, если не хочешь – дело хозяйское. Можем поступить, как положено. До конца четверти доучишься во вспомогательной группе, а потом поедешь домоюшки. Хотя жаль. Перспективы у тебя, Настена, сногсшибательные.

– Так они, ну, врачи, говорят, если я в спорте останусь, это опасно, – вспомнила я. – Что, если перелом будет? Кости криво срастутся.

– Пугают, – авторитетно заявил тренер. – К тому же ты в гимнастике уже два года, а хоть раз ломалась?

– Нет, – покачала головой я. – Руку один раз вывихнула, так она зажила в два дня.

– Ну, и дальше ломаться не будешь, – заверил он. – Ты ведь у нас какой талантище! Я тебя уже в сборную заявил…

– Вау! – возопила я.

– А для костей твоих гуттаперчевых, – Сан Саныч снова скривил рот в усмешке, – я тебе биодобавочек подаю. Кальций там, витаминчики. Глядишь, все и наладится. К тому же… Ты ведь такая смелая девочка! Неужели не хочешь рискнуть?

Ясное дело: рискнуть, особенно если Сан Саныч просит, я отказаться не могла. И на все согласилась.

С триумфом вернулась в спортшколу – с поддельным заключением на руках.

Тренироваться первое время было страшно. Все боялась, вдруг грохнусь, спину сломаю и останусь на всю жизнь кривобокой.

Но мне страхи только на пользу шли – я теперь, чтобы точно уж не сломаться, все прыжки выполняла с таким запасом, что Сан Саныч нахвалиться не мог.

Очень скоро я выполнила мастера и действительно попала в молодежную сборную, первая из всей нашей спортшколы. Сан Саныч ушел со мной. Я добросовестно пила витамины, которые он мне подсовывал. С блеском победила на парочке союзных соревнований…

А потом мы поехали на первенство мира в Китай. И там – конкурентки, наверное, сглазили, китаянки по части всякого колдовства доки – я таки сверзилась с брусьев. На элементарном прыжке, зал аж ахнул. Руку будто огнем пронзило…

«Слава богу, что только ее, – мелькнула первая мысль. – Рука – не позвоночник. Зарастет. Пусть даже и криво».

Меня отвезли в больницу. Перелом оказался сложным, в двух местах, со смещением. Долго вправляли, потом наложили гипс. Сан Саныч ходил чернее тучи, но уверял: благодаря его витаминчикам все срастется нормально.

Только увы: витамины – это он мне обычный кальций давал – не помогли. С костями у меня действительно оказалась беда. Так и срослась криво.

Вот, смотрите.

Тося закатала рукав. Продемонстрировала: рука красивая, худая, а в локте не сгибается. И в районе предплечья выпирают некрасивые бугорки.

Аудитория смотрела на нее с искренним сочувствием. Проняло всех – и задаваку Ярославу, и сурового психолога, и она, и он смотрят с жалостью. А главный слушатель – Андрей Степанович – и вовсе едва слезу не утирает.

Тося подождала, пока публика налюбуется. Потом опустила рукав. И тихо вернулась на свое место.

– Спасибо, Тося, – прочувственно проговорил Андрей Степанович.

А психолог вдруг требовательно спросил:

– Ну, и что было дальше?

– Дальше? – слегка растерялась Тося.

– Вернись, пожалуйста, и доскажи, – сухо попросил Яков Анатольевич.

Вот привязался! Но Тося покорно вернулась в центр аудитории и закончила свой рассказ:

– Да ничего особенного дальше не было. Из сборной меня тут же выперли. Из спортивного интерната – ясное дело, тоже. Полгода кантовалась по больницам. Потом вернулась в поселок. С гимнастикой, да и со спортом пришлось завязать навсегда. Кому я нужна с такой рукой? Кривая, да и подтянуться на ней я даже теперь не могу.

– А этот Сан Саныч? Ваш тренер? – не отставал психолог. – Вы с ним больше не встречались?