Пальмы, солнце, алый снег - Анна Литвиновы

– Я тебе говорю, Яречка: он с Александрой – одно лицо! – настаивала, утирая слезы, Алена. – Это он, ее брат! Зачем-то сюда приехал!

А ты в тысячный раз повторяй:

– Да показалось тебе! Что ее брату тут делать?..

– Он меня… он, по-моему, меня изнасиловать хотел!

Еще смешней. Да уж, самоуверенности этим столичным штучкам не занимать. Кому ты нужна-то со своим пузом?! А вслух приходится лопотать:

– Успокойся, Аленушка! Все уже прошло, все кончилось…

– Или еще страшней! – не сдается та. – Вдруг это он Сашу убил?!

Нет, только не это. Нельзя заводить с Аленой разговоры об убийствах.

И, чтобы отвлечь бедняжку, распинаешься – что вкусного было на ужин, да как толстенный мужик сегодня в бассейне взялся с водной горки съезжать да в трубе застрял, пришлось спасателей вызывать…

– И еще, можешь себе представить, в отель журналисты понаехали!

– Чего-чего? – Аленка наконец перестала всхлипывать.

– Да кто-то, наверное, стуканул про два самоубийства подряд, – поморщилась Ярослава. – А этим стервятникам, ты же понимаешь, только намекни на клубничку.

И с изумлением отметила: Алена вдруг покраснела. От тепла и от морковного сока? Или имеет отношение к нашествию журналюг?!

Впрочем, хитрюга беременная тут же напустила на себя невиннейший вид и поинтересовалась:

– Ты говоришь, журналисты? Их что, много было?

– Двое. Девка молодая и фотограф.

И снова: в Алениных глазах что-то запрыгало, дрогнуло…

– А из какого они издания?

– Понятия не имею, – покачала головой Ярослава. И перешла в атаку: – Это ты, что ли, их зазвала?!

– Никого я не зазывала, – отреклась Алена.

Молодцы они, эти москвички. Брешут и хоть бы покраснели. Но нет, в глазах ни капли смущения. Наоборот – одно сплошное любопытство:

– И что эти журналисты делали?

– То, что им и положено, – нахмурилась Ярослава. – К людям приставали. Пытались на тренинг прорваться. Ко мне лезли, к Тоське, к Андрею Степановичу, к психологу. Фоткать пытались и всякие вопросы задавали.

– А вы что?

– Как – что? Сначала просто послали их. Они не уходят. Ну, мы тогда охрану вызвали. Их и выперли с позором.

– И правильно, – похвалила Алена. Но как-то неуверенно.

Точно: ее рук дело. Припереть, что ли, к стенке? Заставить, чтобы призналась?.. А смысл?

И Ярослава предложила:

– Ну что? Успокоилась наконец? Хочешь, я тебя до номера провожу?..

– Не надо, – покачала головой девушка. И задумчиво произнесла: – Знаешь, я, наверно, домой поеду…

– Когда? – не поняла Ярослава.

– Сейчас.

– По мужу, что ли, соскучилась? Навестить?

– Нет. Совсем. С вещами.

– Совсем? – Ярослава удивленно взглянула на часы. – Но ведь уже десять вечера!

– Ну и что, – пожала плечами собеседница. – Машина у меня на стоянке, за час по ночным дорогам доберусь.

– Так у тебя же путевка, ты говорила, на неделю! А еще только четыре дня прошло!

– Фиг с ней, с путевкой, – отмахнулась Алена. И жалобно взглянула на старшую подружку: – Я просто уже бояться стала… Сначала – снегоход. Теперь – этот придурок… Я правда думаю: вдруг это он – убийца?

Нет, нельзя дать ей уехать. Никак.

– Слушай, достала ты уже с этим словом. Нет у нас тут убийц, нет! Сашка сама ширнулась, и Антон – тоже сам себя убил, поняла?!

А Алена упорно бормочет:

– Не верю. И боюсь…

И Ярослава принялась успокаивать трусиху:

– Да брось ты психовать! Со снегоходом все понятно, у Сашки просто крыша поехала. А этот придурок… даже если он правда сестру убил…

– Ты так легко об этом говоришь! – перебивает ее Алена.

– Да меня просто твои игры в следователя достали!.. И что он тебе плохого сделал?! Подумаешь, за руку схватил!

– Но зачем ему меня хватать? – продолжала упорствовать Алена. – Явно у него что-то плохое было на уме!

– А ты не шляйся ночами. Не забивайся по темным углам. Хочешь гулять – гуляй по дорожкам, – назидательно проговорила Ярослава.

– Ну, и что это за отель, если едва с дорожки свернешь – тебя убить могут? – с возмущением воскликнула Алена.

– Нужна ты кому: убивать еще тебя! – презрительно фыркнула Ярослава.

– Да мне не за себя страшно, – жалобно вскинула на нее глаза Алена и осторожно коснулась огромного живота. – Я за ребенка боюсь… Он-то в чем виноват?

«Ах ты, заботливая наша! Столичная красотулечка! За ребеночка она боится!.. Влепить бы тебе сейчас такую плюху, чтобы зубы клацнули!»

А вслух приходится говорить:

– Не волнуйся, Аленочка. Ничего с малышом не случится. Все у вас будет хорошо!

– Но как ты думаешь: это брат Сашкин – или не брат?! – в сотый, наверное, раз выкрикнула Алена.

– Да хоть и брат, – усмехнулась Ярослава.

– Значит, точно брат. Но зачем он здесь? Говорю тебе: он специально приехал ее убить.

– А может, все проще. Приехал лично убедиться, что сестричка наконец сдохла. Чтобы со спокойной совестью вступить в наследство.

Алена растерянно вскинула заплаканные глаза. И вдруг выдохнула:

– А я не думала, Ярька, что ты такая злая…

«Ты меня просто еще не знаешь», – усмехнулась Ярослава.

Но благоразумно оставила эту реплику при себе.

Тося, официально – генеральный менеджер ресторана

Все-таки деды-пердуны – они странные. С молодыми – куда проще. А этот Андрей Степанович – его не поймешь…

Такое чудное утро у них с Тосей состоялось… Такие кувырки и кульбиты, такая страсть. Дедок оказался почти хорош ! Ну а чувствовал он себя, с Тосиным участием, просто половым гигантом. Бедным отельным служащим теперь простыни придется выбрасывать – их не только шампанским залили, но еще и изорвали в порыве страсти.

Потом, как и положено, старикашечка уснул. И почивал без пяти минут два часа – при Тосином заботливом участии. То одеялко подоткнуть, то по щеке ласково погладить… А когда пробудился – она ему и ледяного сока, и мокрое полотенце на лоб, и горячий поцелуй, чтобы просыпалось легче. Дедок мигом воспрянул – глазки горят, ручонки тянутся обниматься. Казалось бы – нужно немедленно возвращаться обратно в коечку. И торжественно провозглашать второй раунд любовных утех. Или как минимум одеваться и шуровать в ресторан для восполнения сожженных килокалорий. Или еще вариант – вместе в бассейн намылиться. Нежиться бок о бок под пенными струями контрастного душа.

А старичок – вот чудак-человек! – намылился на тренинг, который сегодня как раз на после обеда перенесли.

У Тоси даже неосторожно с языка сорвалось:

– Далась тебе эта болтология!

Впрочем, язык она тут же и прикусила. Ее дело – дедулю не перевоспитывать, а втереться к нему в доверие. Так что Тося немедленно сменила тон:

– Я просто не совсем понимаю… Объясни, мой хороший… Что именно тебе так там нравится?

Ну, и нарвалась на лекцию. Что все мы, человеки, несовершенны. А Яков Анатольевич будто бы, как талантливый скульптор, ваяет из того, что еще недавно являлось куском глины, прекрасные, гармоничные статуи…

– Что-то из меня он пока ничего хорошего не слепил! – широко улыбнулась Тося.

А дедок немедля принялся возражать. Что, когда только ее увидел, в первый день тренинга, она, Тося, показалась ему неинтересной. Вульгарной. Плоской. А сейчас, после трех дней занятий, она обратилась в самую очаровательную девушку в мире…

Ухохотаться. Она сама все силы, все умения, всю смекалку бросила на то, чтобы наконец обратить на себя его внимание. Психолог-то здесь при чем?!

Впрочем, хозяин велит – идти на тренинг! – значит, придется идти. Будем надеяться, что и сегодня ей повезет, Яков Анатольевич помилует. Призовет на душевный стриптиз не ее – но задаваку Ярославу. А Тосе удастся снова тихонько отсидеться в уголку.

Однако Тосины надежды не оправдались, и день получился невезучий.

Начать с того, что на входе в аудиторию их караулили журналисты – молодая разбитная деваха и волосатый юноша с «Кэноном» навскидку.

Едва завидев их с Андреем Степановичем – они, как паиньки, пришли на занятия первыми, – отвратительная парочка налетела на них, как голодные утки бросаются на майских жуков. Парень щелкает своим фотиком, девица верещит:

– Как вы относитесь к гибели своих соратников по тренингу? Не собираетесь ли сами кончать с собой?

И прочие глупости. Так и хочется деваху размазать мордой о стену. А у парня – как минимум пленку засветить; у нее, Тоси, правило святое – лицо свое не афишировать. Тем более в прессе. Только как эту, блин, пленку отнимешь? Вывернуть руку и слегонца двинуть коленом в пах – дело элементарное, только что тогда Андрей Степанович подумает? Он же ее за фею считает. За бесплотное, беспомощное создание… Вот и пришлось просто отворачивать башку да прятаться за спину спутника. Вести себя, как глупая гусыня. Ужас.