Круг иных (The Society of Others) - Уильям Николсон

В корзине – термос с горячим кофе, булка, мягкий сыр. Под провизией – выстиранное и отглаженное белье, моя собственная одежда: джинсы, рубашка в клетку, свитер и носки. Жутковатое совпадение.

– Откуда это у вас?

– Нашли на улице. Ваша одежда?

– Нуда, только…

Сверхъестественный случай, я даже не знаю, как это объяснить. Виолончелист, очевидно, считает, будто все в порядке вещей.

– Такая одежда у нас не продается. – Он указывает на лейблы. – Иностранное производство. Когда мне рассказали про эту находку, я сразу о вас подумал.

– Неужели я здесь единственный иностранец?

– Пожалуй, что так.

Как такое возможно? Даже в самом разгаре «холодной войны» в Москву и Ленинград пускали иностранцев. Или нет? Хотя откуда мне знать.

Пью кофе, ем булку и взвешиваю все «за» и «против». Довериться ли священнику? А чем я рискую? Этот человек мне симпатичен, я благодарен ему за заботу. К тому же он догадывается, что у меня какие-то неприятности. И я решаюсь.

Начинаю с вопроса, который сам себе поклялся не задавать:

– Где я?

– То есть как это где? Вы в кафедральном соборе.

– Нет, я имею в виду, в каком городе? В какой стране? Собеседник недоверчиво уставился на меня.

– Вы не знаете?

– Нет.

– Как это произошло?

И я все ему рассказываю: как пустился в поездку без места назначения, сел в кабину грузовика, не зная, куда тот направляется, и въехал в страну, не соблюдя должных формальностей. Я говорю, говорю, и священник начинает хихикать, а потом в открытую хохотать. Я тоже улыбаюсь, ведь он смеется от радости: старик восхищен моей выходкой.

– Вот так номер! Бесподобно! – восклицает он. – Смак!

– Теперь мои дела очень плохи, – продолжаю я, подбираясь к главному. – Думаю, мне надо знать правду.

– Вы так считаете? – Он созерцает меня, хитро прищурившись; смех смолкает. – А я как раз не уверен.

– В каком смысле?

– Вы придумали замечательную штуку, своеобразный способ медитации. Почему бы не оставить все как есть?

– Но как? Я же потерялся.

– Вы потерялись не больше, чем любой смертный в нашем мире. Я бы даже сказал, что вы ближе других находитесь к разгадке. Хорошо, я могу сказать вам название города, страны. Думаете, тогда вы сразу найдетесь? И стоит ли вообще это делать?

– Но ведь с чего-то надо начать!

– Вы так считаете? А если это будет концом? Каждое название – очередной гвоздь. Бац! Удар – и ты пригвождаешь живое существо к стене, обрекая его на верную гибель. Я знаю, как вас зовут? Нет. Вы знаете, как зовут меня? Тоже нет. Значит, и вы, и я можем быть кем угодно, каждый миг – разными людьми, примеряя новые и новые лица. Ведь это стоит большего, чем просто имя.

Очень славно, но мне еще многое предстоит сделать. Похоже, он мыслит в том же ключе.

– Возможно, у вас сложности с отъездом?

– По правде говоря, мне надо найти способ отбыть из страны.

– И притом желательно без лишних расспросов. -Да.

Он внимательно на меня смотрит, склонив набок голову.

– Я так и думал.

– Мне бы не хотелось создавать людям лишних сложностей, – говорю я.

– Это понятно. А если, предположим, я подброшу вас на своей машине на музыкальный фестиваль, которым вы уже интересовались? Думаете, сторонний наблюдатель не усмотрит в этом ничего предосудительного?

– А ехать туда…

– Пару часов. Прелестный старый город, и очень недалеко от границы. – В его глазах блеснул огонек. – Хотите побывать на вечере Моцарта? «Большая месса до минор».

– Я был бы вам очень признателен.

– Вот видите! Все утряслось, и никаких имен. Загадка продолжается.

Лично я сыт загадками по горло, до старости будет о чем вспомнить. Теперь мне очень даже не хватает ответа на простой вопрос. Впрочем, этот гномообразный священник затеял свою игру и просвещать меня не намерен – разве что сократическим методом. Почему ко мне так ткнет доморощенных философов, которые так и норовят привлечь других к своим идеям? Сейчас я хочу только одного: добраться до границы, и, судя по горящим глазам старика, он всю дорогу намерен подталкивать меня на пути к самопознанию. Такое случается. С возрастом, стоит чуть разжиться умом, люден так и подмывает разбрызгивать свою мудрость на окружающих. В таких случаях остается одно: кивать, не позволяя лезть себе в душу.

Глава 15

Виолончелист ведет машину очень беспечно, словно не замечая никого вокруг. К счастью, дорога полупуста. И еще, на наше благо, автомобильчик у него старенький, четвертая модель «рено», и маломальскую скорость развивает только под горку. Помимо нас с музыкантом, в салоне находятся его инструмент, чемоданчик и некое подобие передвижной библиотеки.

Я переоделся в свои прежние вещи, возвращенные мне столь неожиданным образом, и чувствую себя вполне комфортно: во-первых, новомодный прикид нуждался в чистке, а во-вторых, в нем я ощущал себя самым настоящим жуликом.

В интересах старика я решил ничего не рассказывать о событиях недавних дней: маленькому священнику не поздоровится, если вдруг все пойдет наперекосяк, – уж лучше пусть пребывает в неведении. Впрочем, он явно настроен поболтать, так что я стараюсь выудить из него откровения о нем самом: о музыке, о его профессии и, прежде чем успеваю тормознуть, переходим к рассуждениям о Боге.

Я сказал, что не понимаю, в чем тут фишка – в смысле, конечно, было бы здорово, если бы он действительно существовал, но факты свидетельствуют об обратном.

– А какие именно факты? – интересуется собеседник.

Надо сказать, я не готовил специальной речи на эту тему, а потому был сам немало удивлен, когда начал буквально сыпать доводами и не на шутку распалился.

– Ну хорошо, предположим, он действительно создал мир. Сразу напрашивается вопрос: зачем ему это понадобилось? Поразвлечься решил? Он что, тащится, глядя, как мы, низменные создания, корчимся, вылезая из кожи вон?

– Это в некотором смысле загадка.

– Нет, хорошо, ты или сделай нас счастливыми, или уж тогда оставь в покое. Я на этот свет не просился. Согласитесь, налицо неувязочка: создатель делает нас заведомо плохими, а потом хочет, чтобы мы избавлялись от грехов во имя райской жизни.

– Да уж, неувязочка. – Священник даже хихикнул при этих словах.

– О христианстве я вообще молчу. Иисус умер во искупление моих грехов? Держите меня. Подстава чистой воды. Бог оплошал и посылает Иисуса, чтобы тот за него выкручивался? Вы меня извините, но я на это не клюну.

– Согласен, странное дело.

Он резко выкручивает руль, чтобы не столкнуться со встречным грузовиком. Пока мы ехали, утренняя облачность рассеялась, и тусклое зимнее солнце скудно обогревает землю. Мы выехали далеко за пределы этого безымянного города, и вокруг расстилаются заснеженные равнины. То ли день ясный, то ли голова свежая, но я чувствую, что мне все по плечу, и откровенная уступчивость священника совсем не радует. Или выдвигай аргументы, или признавай поражение.

– Так вы со мной согласны?

– Согласен? Отнюдь. Я просто слушаю.

– Но я думал, мы спорим.

– Ни в коем случае. Спор нужен для того, чтобы победить или проиграть, а я не вижу в этом особого смысла.

Такой взгляд на вещи ставит меня в тупик. Мне всегда казалось, что победа – главное в споре, да и вообще в жизни.

– Если за тобой осталось последнее слово, значит, ты прав.

– Совсем не обязательно. Твоя победа доказывает лишь то, что ты хороший спорщик.

– Вот и хорошо.

– Что же тут хорошего? Ты остаешься ни с чем. Можно с тем же успехом выйти под дождь и мочиться друг на друга.

– Хм… – Из уст священника, да такое… – Если это не спор, чем же мы тогда занимаемся?

– Путешествуем к неизведанным мирам.

– В неисследованные страны на дальнем берегу забытых океанов.

Тот чуть машину не угробил.

– Вы читали Вицино!

– Читал кое-что.

– Тогда поймете! Мы с вами – исследователи. Когда я вас слушаю, то попадаю в неизведанную страну, где все устроено совсем по-другому. Это захватывающе. Зачем мне пленять вас, тащить в свой край и заставлять жить по своему разумению?

– Ясно. – В такой трактовке все куда понятнее. – И все равно, мы ведь не можем быть оба правы. Ну, о Боге.

– Почему нет? Даже напротив. Осмотритесь. Что вы видите?

– Дорогу. Снег. Небо.

– Верно, а я вижу канаву вдоль дороги, в ней – лед, и он искрится на солнце.

– Я мог бы сказать то же самое.

– Но не сказали. Просто вы видите одно, а я другое. И мы оба правы. Мы ничего не придумываем, просто наш мозг действует избирательно. Каждый из нас создает свой собственный мир, исходя из того, что предлагает нам реальность, а она для всех едина.

Меня загнали в ловушку. Он не прав, но все равно умудряется увильнуть, выкрутиться. Пытаюсь придумать новый ход, чтобы половчее подловить оппонента, но тут священник вновь забрасывает удочку:

– А ваши родители верят в Бога?