Король англосаксов - Эдвард Бульвер-Литтон

– Как?! – воскликнул кимрский вождь сурово. – И ты так думаешь?

– Не думаю, а убежден в этом… Вот почему, любезный Мирдит, мы не должны ждать, чтобы он обратил против нас все силы английского королевства. Теперь, пока жив Эдуард Исповедник, есть еще надежда. Король любит тратиться на разные изображения и на своих жрецов, но не очень-то щедр, когда дело идет о существенной пользе, притом он вовсе не так недоволен мной, как он это показывает… Он бедняжка воображает, что когда будет травить графов графами же, то сам будет сильнее. Пока Эдуард жив, руки у Гарольда связаны. Поэтому, Мирдит, поезжай обратно к королю Гриффиту и скажи ему все, что я говорил. Скажи ему, что лучшим временем для вооружения и возобновления войны будет время смут и беспокойств, которые настанут со смертью Этелинга, что если мы успеем заманить самого Гарольда в валлийские ущелья, то не может быть, чтобы не нашлось погибели на этого врага. А кому тогда быть английским королем?.. Род Сердика исчезнет, слава Годвина кончится со смертью Гарольда, Тостига ненавидят в его собственном графстве, Гурт слишком тих и кроток, а Леофвайн не склонен к честолюбивым замыслам… Кому же быть тогда английским королем, исключая Альгара? А если освободится вся кимрская земля… я возвращу Гриффиту гирфордское и ворчестерское графства… Поезжай же скорее, Мирдит, и не забудь того, что я тебе приказываю.

– А клянешься ли ты, что, ставши королем, ты избавишь Кимрию от всяких податей?

– Они будут вольны, как птицы в поднебесье… Я клянусь тебе в том! Помни слова Гарольда к кимрским вождям, когда он принимал присягу Гриффита на подданство.

– Помню! – ответил Мирдит, побагровев от гнева, а Альгар продолжал:

– «Помните, говорил он (Гарольд), вожди кимрские, и ты, король Гриффит, прими к сведению, что если вы еще раз принудите английского короля – грабежом, убийством и нарушением клятвы – вступить в ваши пределы, то мы исполним свой долг. Дай Бог, чтобы ваш кимрский лев не тревожил нашего покоя, иначе нам придется из человеколюбия подрезать ему когти». Гарольд, как все спокойные и холодные люди, высказывает меньше, чем думает на деле! – добавил Альгар, – И, ставши королем, воспользуется случаем, чтобы пообрезать вам когти.

– Ладно! – ответил Мирдит со зловещей улыбкой. – Я теперь зайду к своей дружине, которая дожидается меня на постоялом дворе… Нам не следует часто показываться вместе!

– Да, отправляйся с миром!.. Не забудь моего поручения к Гриффиту.

– Не забуду! – сказал торжественно Мирдит, поворачивая к постоялому двору, где останавливались постоянно валлийцы, потому что хозяин его был такой же валлиец, а они очень часто приезжали в столицу вследствие смут в отечестве.

Дружина вождя состояла из десяти человек знатного рода. Они не пировали, к прискорбию хозяина, а лежали в саду, находившемся за двором, равнодушные к удовольствиям лондонских обывателей, и слушали песню одного из товарищей о делах былого богатырского века. Вокруг них паслись их малорослые, косматые лошадки. Мирдит подошел и, убедившись, что между ними нет никого постороннего, махнул рукой певцу, который тотчас замолк. Тогда Мирдит начал что-то говорить своим соотечественникам на кимрском языке. Речь его была коротка, но сверкающие глаза и неистовая жестикуляция придавали ей силу. Увлечение его перешло ко всем слушателям. Они вскочили на ноги и со свирепыми восклицаниями кинулись седлать своих маленьких лошадок. Между тем один, по назначению Мирдита, вышел тотчас из сада и пошел к мосту, но вернулся немедленно, увидев на нем всадника, которого толпа приветствовала радостно восклицанием:

«Гарольд!»

В это время Гарольд, отвечая ласковой улыбкой на приветствия народа, проехал мост предместья и выехал на пустоши, тянувшиеся на протяжении кентской дороги. Он ехал медленно, погруженный в раздумье. Не успел он проехать половины пути, как услышал позади частый, но глухой топот некованых копыт. Он тотчас обернулся и увидел отряд конных валлийцев. На этой же дороге ехало одновременно несколько человек, поспешавших на празднество. Эти люди смутили, очевидно, валлийцев, они свернули в сторону и поехали лесом, держась его опушки.

Все это возбудило подозрение графа. Хотя он и не думал, чтобы лично у него могли быть враги и, несмотря на то, что, вследствие строгости законов о разбойниках, большие дороги в последние годы царствования саксонских королей были гораздо безопаснее, чем несколько столетий под управлением следующей династии, когда саксонские таны делались сами атаманами разбойников, тем не менее возмущения, бывшие при Эдуарде, расплодили немало распущенных наемников, за которых, конечно, было трудно ручаться.

Гарольд не имел при себе оружия, кроме дротика, с которым саксонские дворяне почти никогда не расставались, да еще ятагана. Заметив, что дорога стала сильно пустеть, он пришпорил коня и был уже в виду друидского храма, когда одна стрела пролетела внезапно мимо его груди, а другая немедленно поразила коня, который и упал.

Граф быстро вскочил, но уже десять мечей сверкали перед ним, так как валлийцы спешились после падения его лошади. К счастью его, только двое из них имели с собой стрелы, которыми валлийцы действовали с редким искусством. Выпустив их обе, они схватились за мечи, заимствованные у римлян, и бросились на графа.

Гарольд ловко владел всяким употребительным в его время оружием. Он правой рукой удерживал напор, а левой отражал удары ятаганом. Он убил того, кто стоял ближе всех, ранил сильно другого, но получил три раны и мог спастись не иначе, как пробившись сквозь круг свирепых неприятелей. Граф схватил ятаган в правую руку, обернул левую полой полукафтана, в виде щита, и мужественно бросился на острые мечи. Пал один из врагов, пораженный в сердце, повалился другой, а у третьего Гарольд, отбросив ятаган, вырвал силой меч. Громко звал он на помощь и быстро убегал, останавливаясь только чтоб отражать удар. Снова пал один враг, снова свежая кровь обагрила одежду молодого Гарольда. Почти в это мгновение на зов его послышался такой резкий, пронзительный и почти дикий крик, что все невольно вздрогнули. Валлийцы не успели возобновить атаку, как перед ними вдруг очутилась женщина.

– Прочь отсюда, Юдифь!.. Боже мой!.. прочь отсюда! – крикнул граф, которому страх – первый страх, овладевший его бесстрашным сердцем, возвратил сразу силы. Оттащив Юдифь в сторону, он выступил опять против своих врагов.

– Умри! – проревел на кимрском языке самый свирепый воин, меч которого ранил уже два раза Гарольда.

С бешенством ринулся Мирдит с товарищами на Гарольда, но в это же мгновение Юдифь стала щитом своего жениха, не стесняя движений его правой руки.

При этом виде руки валлийцев опустились. Эти люди, не колебавшиеся умертвить человека для блага своей родины, были все же потомками доблестных рыцарей и считали позором поднять руку на женщину То, что спасло от смерти Гарольда, спасло и Мирдита: подняв поспешно меч, он открыл свою грудь, но Гарольд, несмотря на свой гнев и боязнь за жизнь своей Юдифи, не захотел воспользоваться подобной оплошностью.

– Зачем вам моя жизнь? – спросил спокойно граф. – Кого в обширной Англии мог обидеть Гарольд?!

Слова эти рассеяли силу очарования и разбудили мщение. Меч Мирдита сверкнул над головой графа, скользнул по клинку, подставленному графом. Клинок Гарольда вонзился в грудь Мирдита, и тот рухнул на землю, убитый наповал.

Сеорли римской виллы, услышавшие крики, поспешили на помощь, вооруженные чем попало, а в то же время из леса раздались также окрики, и на опушку выехал Вебба со своими всадниками. Валлийцы, не ободряемые уже своим вождем, бежали с быстротой, которой особенно отличается это племя. На бегу они призывали своих крошек-лошадок, которые с фырканьем скакали на их зов. Беглецы хватались за первую попавшуюся под руку лошадь и садились на нее. Лошади же, оставшиеся без наездников, останавливались у трупов убитых хозяев, жалобно ржали, но потом, покружившись около новоприбывших всадников, с диким ржанием бросились вслед за товарищами и исчезли в лесу.

Несколько человек из дружины Веббы кинулось было в погоню за беглецами, но напрасно, потому что сама местность благоприятствовала бегству. Вебба же с остальными и с сеорлями Хильды бросились к месту, где Гарольд, истекая кровью, стоял еще на ногах и, забыв о себе, радовался, что Юдифь невредима. Вебба сошел с коня и, узнав Гарольда, спросил его заботливо:

– Впору ли мы подоспели?.. Ты истекаешь кровью… Ну как ты себя чувствуешь? Успокой меня, граф!

– В моих жилах осталось еще довольно крови, чтобы принести пользу Англии, – ответил он со спокойной и ясной улыбкой.

Но едва граф успел произнести эти слова, как голова его быстро опустилась на грудь и его отнесли в глубочайшем беспамятстве в старинный дом пророчицы.