Чёрная мадонна - Дж. Лэнкфорд

– Не надо.

С этими словами она шагнула мимо него и направилась к Адамо Морелли.

– О, Хетта, Хетта! – запричитал он, когда она подошла ближе.

Мэгги обняла Адамо за шею.

– Sono così spiacente[24], – произнесла она. – Прими мои соболезнования.

Несчастный Адамо прижался к ней. Он любил синьору Морелли слишком долго и безнадежно, чтобы теперь заботиться о каких-то там приличиях.

Когда Адамо и «скорая помощь» уехали, дом, казалось, погрузился в молчаливое отчаяние, прерываемое лишь поминками, устроенными Антонеллой.

Джесс проснулся и вышел к столу, однако вместо того, чтобы, как обычно, обнять каждого из присутствующих, лишь поцеловал мать и молча сел за стол. Феликс никогда не садился во главе стола, как будто не был здесь полновластным хозяином, хотя именно из его кармана была оплачена каждая нитка их одежды, каждая крошка на тарелке. Он сел по правую руку от Мэгги, рядом с Джессом. Места по обоим концам стола заняли Мэгги и отец Бартоло.

Восставший из мертвых Сэм занимал место слева, зажатый между Мэгги и Антонеллой, которая сидела ближе всех остальных к кухне и накладывала им на тарелки еду. Смерть синьоры Морелли набросила на желтую виллу серую тень как раз в тот момент, когда Мэгги так хотелось любить. Увы, вид мертвой женщины с мертвым ребенком в чреве отравил всю радость встречи. Более того, в уголках дома, в саду и на озере уже начались пересуды. Впрочем, Мэгги было безразлично, что там говорят.

В течение нескольких недель она размышляла о том, что делать с Джессом и с Феликсом. И, в конце концов, приняла решение. События этого вечера лишь укрепили ее в этой мысли.

Тем временем половина приготовленных Антонеллой кушаний были отнесены в дом Морелли. Ну кто бы мог подумать, что пир, который предполагалось устроить в честь возвращения Сэма, обернется поминками… В качестве закусок были поданы разнообразные вкусные блюда – маринованные, тушеные, запеченные, обильно сдобренные нежнейшим оливковым маслом первого отжима.

Итальянцы такие же непревзойденные мастера делать оливковое масло, как и вино. Мэгги отведала баклажаны, грибы, артишоки, булочки с анчоусами, кальмары, пока, наконец перепробовав все, не сдалась. От нее не скрылось, что Сэм отведал всего, причем, пробуя первый кусочек, несколько мгновений сидел, закрыв глаза, как будто на него снизошло неземное блаженство.

Что не скрылось от зоркого глаза Антонеллы, продолжавшей подкладывать ему в тарелку новые угощения.

– Buono?[25] – спрашивала она, и он отвечал:

– Non buono. Eccelente[26].

И тогда она говорила:

– Mangi! Mangi! Ешьте!

И Сэм с радостью выполнял ее приказ. Мэгги же подумала, что Сэм проснулся, терзаемый волчьим голодом.

После закусок было подано нежное ризотто, затем бифштекс, рыба, паста маринара, фрукты и козий сыр. В качестве десерта – дульча доместика: финики, фаршированные орехами, сваренные в подслащенном медом вине. Это блюдо подавалось еще в Древнем Риме. За столом было выпито две бутылки «Барбареско» из престижного сорта «Ниббиоло», выращиваемого на солнечных склонах Пьемонта. Антонелла выбрала старое «Марчиано Аббона», «Винья Фасет», со знаменитой этикеткой, изображавшей сидящую на ветке колибри. По словам Феликса, вино отличал тонкий, изысканный вкус. Сэм почти единолично выпил целую бутылку, как будто это была газировка. Мэгги позволила Джессу сделать несколько глотков вина, разбавленного водой. Для тех же, кому столь обильная трапеза грозила проблемами с пищеварением, Антонелла приготовила ликер из Абруццо, так называемый Centerbe di Tocco Casauria.

Все дружно поглощали пищу, что позволило развеять царившую до этого меланхолию, однако разговор в основном велся через голову Мэгги – Феликс, отец Бартоло и даже Джесс обсуждали такие вещи, о которых она ничего не знала. Затем Феликс на минуту умолк и подался вперед. Глядя на него, можно было подумать, что он собрался продекламировать Геттисбергскую речь[27].

– Джесс, – произнес он. – Ты не мог бы оставить нас на минутку одних?

– Да, дядя, – ответил мальчик.

Антонелла встала из-за стола и увела с собой Джесса. Когда они ушли, Феликс сказал, обращаясь к Мэгги:

– Думаю, нам пора поговорить о тебе и Джессе. Отец Бартоло предложил вам обоим временное пристанище в монастыре кларитинок. До тех пор, пока мы не решим, что делать с Джессом… – Феликс умолк, ожидая, как она отреагирует на его слова.

– Карло Морелли – христианин, – ответила Мэгги. – Думаю, он проявит благоразумие. Меня больше беспокоит Адамо. Мы с Антонеллой поможем ему пережить свалившееся на него горе.

Феликс вспыхнул.

– Но…

Мэгги закатила глаза.

– Здесь мы в полной безопасности. Как и в Клифф-Лэндинг, когда я была беременна.

– Мне кажется, – встрял в их разговор Сэм, – последнее слово должно быть за Мэгги. Кроме того, теперь здесь есть я.

Феликс бросил в его сторону хмурый взгляд.

– Думаю, Мэгги по достоинству оценит твое благородство, но тебя здесь не было, Сэм. И потому ты не можешь судить. Все далеко не так просто.

– Зато я мог бы охранять их. Это очень просто сделать, наверху… – Сэм так и не смог договорить предложение.

– Ты имеешь в виду пистолет? – спросил Феликс ровным тоном. – Ты ничуть не изменился, Сэм. Должен тебя разочаровать: в этой стране требуется разрешение на ношение оружия. А у тебя, насколько мне известно, его нет. Или ты тайком провез пистолет под носом у таможенников?

Даффи скривил рот, но ничего не ответил.

За время беременности Мэгги привыкла к тому, что Сэм всегда вооружен. В принципе она этого не одобряла, однако заговорила с большей уверенностью:

– Феликс, мы с Джессом не покинем дом, в котором прошло все его детство. Мы не поедем ни в какой монастырь.

– В монастырь? – уточнил Сэм и нахмурился. – Не вижу причин, зачем вам туда вообще нужно переселяться.

– И я не вижу, – согласилась Мэгги.

От нее не скрылось, как Сэм торжествующе выгнул бровь. В свою очередь, Феликс бросил на них обоих ледяной взгляд, как будто вновь дало о себе знать старое соперничество, когда он хотел, чтобы Мэгги выносила клона, Сэм же был категорически против. Впрочем, теперь у них нет причин ревновать друг друга.

Затем заговорил отец Бартоло. В его голосе прозвучала озабоченность:

– Италия – христианская страна, Мэгги. Впрочем, ты это наверняка и сама заметила. В любом небольшом католическом городке для Джесса было бы опасно, реши кто-то, будто он наводит чары во имя Кришны, тем более по просьбе кого-то, кто, в конце концов, умер, и тем более здесь, в Ароне, где высится Святой Карл.

Отец Бартоло имел в виду бронзовую статую местного святого, высотой в сто пятьдесят футов, стоящую на вершине Ла Рокка. Епископ Борромео родился здесь, в замке, и прославился своим благочестием, однако Мэгги ни разу не брала с собой сына, чтобы посмотреть статую поближе. Ей хотелось, чтобы Джесс благоговел перед богом, а не перед святым Карло Борромео.

– Если вы останетесь в Ароне, – продолжал Бартоло, – Джессу нужно будет принять христианство.

– Я знаю, – ответила Мэгги.

Когда Антонелла и Джесс вернулись к столу, все умолкли и обменялись выразительными взглядами.

– Lo perdoni, per favore, Padre Bartolo[28], – произнес Джесс. – Вы католический священник. Мы можем поговорить о религии? Смерть синьоры Морелли заставила меня задуматься на эту тему.

– Разумеется, – ответил Бартоло.

– Джесс, – заговорил Феликс, – по-моему, самое главное в христианстве – это Христос. Его послание миру.

– Верно, – поддержал его Бартоло.

– И ты, дядя Феликс, тоже веришь, что послание Иисуса единственно верное?

– Да, нехилое послание, – буркнул Сэм. – И посмотрите, чем все закончилось: его самого прибили гвоздями к кресту.

– В этом и заключалось послание, Сэм, – сердито оборвал его Феликс. – Христос пострадал за наши грехи. Однако, в конечном итоге, все равно остается вопрос – надеюсь, вы простите его мне, отец Бартоло, – как мы можем быть уверены, что одна религия истинна, а другая – нет?

– Лично я не собираюсь следовать за тем, кто позволил пригвоздить себя к кресту, – съязвил Сэм.

– Сэм, так говорить некрасиво! – укоризненно воскликнула Мэгги. Феликс же пропустил его реплику мимо ушей.

– Джесс, в отличие от индуизма, с его многочисленными богами…

– Неправда! – перебил его Джесс, явно оскорбленный в лучших чувствах. – Индуизм знает лишь одного Бога, умеющего принимать разные формы. Индуизму все равно, в каком обличье вы поклоняетесь Богу – как Кришне, Шиве, Иисусу и кому-то еще. Индуизм учит, что все дороги ведут к Богу. Просто некоторые из них короче и быстрее других.

– А вот это, на мой взгляд, разумно, – согласился Феликс, и Мэгги поняла, к чему он клонит: пытается увести Джесса от Иисуса.