Врачебные тайны дома Романовых - Борис Нахапетов

Ежедневное общение со своими высокородными пациентами, а при их болезнях — круглосуточные дежурства требовали от придворных врачей большой затраты не только нравственных, но и физических сил. Об этом можно, например, судить по воспоминаниям почётного лейб-хирурга Д.К. Тарасова. 12 января 1824 г. император Александр I почувствовал сильные признаки лихорадки с жестокой головной болью, вскоре последовали тошнота и рвота. Обнаружилось рожистое воспаление левой ноги. Лечение было поручено Д.К. Тарасову. При перевязках нужно было употребить осторожное усилие и сноровку, чтобы отделить повязку без боли для больного. Тарасов успешно справился с этой задачей, и, как он пишет, «император был очень доволен моим хирургическим искусством». При этом Д.К. Тарасов «ровно 26 дней провёл безотходно во дворце при больном императоре, в первые дни даже не имея почти времени переодеваться и спал, сидя в кресле».

Служба лейб-медиков при царском дворе протекала без выходных дней и отпусков в нынешнем понимании этого слова. Обычно увольнение в отпуск производилось только по каким-нибудь веским причинам, например, по болезни, и всякий раз, конечно, только по высочайшему повелению. Так, в 1838 г. были уволены в отпуск за границу лейб-медики И.Ф. Рюль и П.И. Линдстрем. Лейб-хирург Я.Д. Добберт ездил за границу на четыре месяца в 1857 г. и на три месяца — в 1861 г., в последнем случае — с сохранением содержания и выдачей пособия на путевые издержки — 300 рублей серебром. Лейб-медик Н.Ф. Арендт был уволен в 1840 г. в отпуск за границу для излечения болезни на четыре месяца.

Пользуясь привилегиями своей профессии, лейб-медики становились свидетелями и участниками самых интимных сторон жизни монархов. На их глазах проходила та сторона жизни царской семьи, которая была скрыта от посторонних глаз этикетом. Для врачей не было тайной проявление обыкновенных человеческих переживаний, страданий и болезней, при общении с ними членам царской семьи не было нужды надевать личину светскости, одним словом, это были люди с их радостями и горем, с их достоинствами и недостатками. Этими своими привилегиями придворные врачи пользовались подчас весьма энергично, сурово вмешиваясь даже в личную жизнь августейших супругов. Следует иметь в виду, что в прошедшие времена многие болезненные проявления напрямую связывались с половыми отношениями, не говоря уж об излишествах.

Вот как описывает подобную ситуацию писатель-историк Н. Энгельгардт: «28 января 1798 г. рождение Великого князя Михаила положило начало роковому отчуждению императора (Павла I. — Б.Н.) от державной его супруги. Беременность государыни и разрешение её сопровождались чрезвычайно опасными предуведомлениями. Полагали, что причиной была привычка Марии Фёдоровны затягиваться при интересном положении для сохранения стройности талии. Но корсет будто бы отзывался гибельно на её организме. Хотя течение последней беременности государыни не показывало чего-либо особенного, как во время девяти предыдущих, однако приглашён был акушер из Гёттингена; учёный профессор заявил, что основания его науки и правила его искусства несомнительно его удостоверяют, что при дальнейшем супружеском сожительстве и плодовитости императрицы следующая беременность грозит ей смертью. Император с ужасом выслушал заключение профессора, предъявленное им на латинском языке, и объявил, что жизнь императрицы для него бесконечно драгоценна, долг любви заставляет поэтому внять голосу науки, принимая к тому же во внимание, что Небо послало ему многочисленное потомство и с этой стороны государство обеспечено. (Заметим в скобках, что императору тем легче было сделать это заявление, что у него как раз намечался роман с молоденькой Лопухиной, в замужестве княгиней Гагариной. — Б.Н.). Императрица, преданная супружеским обязанностям, как все добродетельные женщины, проявила отвращение к сему решению и назвала немецкого профессора невеждой и наглецом. Тем не менее профессор возвратился в отечество, осыпанный золотом и подарками, а с этого самого дня император стал почивать в особой спальне».

Подобное решение врачи вынесли и в отношении супруги императора Александра II императрицы Марии Александровны.

Однако далеко не всегда монархи столь безропотно подчинялись врачебным предписаниям. Неохотно исполняли врачебные рекомендации во время болезней Пётр I, Александр I и другие императоры. Ещё большие трудности возникали при необходимости следования гигиеническим и диетическим советам врачей, которые в прежние времена при относительно малой эффективности лекарственных препаратов имели несколько большее, чем сейчас, значение. Помимо объективных причин «сопротивления» врачебным назначениям, состоящих в невозможности сколько-нибудь длительного отвлечения от управления огромной страной, существовали ещё и субъективные, психологические причины. Обладавшие беспредельной властью, не терпевшие никаких возражений своей воле, российские монархи весьма неохотно подчинялись требованиям врачей по ограничению привычного режима дня и диеты, хотя, надо признать, многие из них и были весьма умеренны в своих повседневных потребностях. Конечно, имели место и капризность, и привередливость, которые чаще проявлялись в женской половине царской семьи.

Лейб-медики формально входили в штат придворных медицинских установлений, но фактически подчинялись лично монарху. Например, в указе императрицы Елизаветы Петровны от 6 декабря 1748 г. о назначении первым лейб-медиком и архиатром доктора Г. Каау-Бургава было сказано: «Впрочем, в единственном нашем ведении состоять и прямо от наших повелений зависеть имеет». Однако, находясь в непосредственном подчинении у монархов, придворные врачи не могли вместе с тем игнорировать и требования, исходящие от ближайших к царю сановников и родственников. Особенно большие трудности приходилось испытывать им при составлении бюллетеней о болезнях царственных пациентов, что представляло собой ещё одну особенность придворной медицины, вынужденной вопреки принятой практике сохранения «врачебной тайны» делать достоянием общественности данные о состоянии здоровья первых лиц государства.

При этом на первый план нередко выступали требования так называемой политической целесообразности, в угоду которым объективные медицинские показатели подчас искажались или фальсифицировались. Понятно, что это не могло не задевать профессиональное достоинство врачей, которые к тому же постоянно находились между Сциллой возможности опоздания с вынесением прогноза и Харибдой неуместно оптимистического или чересчур поспешного диагноза.

Будучи высокообразованными и начитанными людьми, лейб-медики были прекрасными собеседниками. Имея непосредственный и неограниченный доступ к царской семье, они являлись источниками неофициальной информации, вольно или невольно прорывая информационную блокаду, искусственно создаваемую вокруг царствующих особ их приближёнными. Именно за это царедворцы не любили лейб-медиков, завидовали им, ревниво относились к их успехам и злорадствовали при их ошибках.

Вращаясь в придворной среде, врачи неизбежно усваивали её потребности, мотивации и интересы и соответственно этому регулировали своё поведение. Как и все русские чиновники, они не чурались протекционизма и искательства, руководствуясь бессмертным принципом: «Ну как не порадеть родному человечку!» При этом, естественно, появлялись и обиженные. Одним из таких «обиженных» был доктор А.И. Никольский, который в своих воспоминаниях рассказал о том, что лейб-медик И.В. Енохин, обещавший похлопотать о назначении его на должность младшего врача Пажеского корпуса, протежировал в конце концов не ему, а племяннику своей жены, которая была моложе своего мужа на 33 года и обладала, надо полагать, значительным влиянием на своего супруга.

Нужно отметить, что взаимоотношения между самими лейб-медиками не всегда были идеальными, несмотря на то что факультетское обещание, казалось бы, призывало их к некоей корпоративной солидарности. Так, по докладу лейб-медика И.Х. Ригера, рекомендованного императрице Анне Иоанновне графом Остерманом, доктор И.Л. Блюментрост был незаслуженно обвинён «во многих непорядках в верхней аптеке» и отставлен от службы без всяких объяснений, без пенсии и даже положенного жалованья. Также без достаточных оснований были уволены заслуженный лейб-хирург И.И. Пагенкампф, известный своими трудами по акушерству, и доктор Г. Шобер — директор придворной аптеки.

Впрочем, собственная карьера И.Х. Ригера тоже не сложилась. Наводя страх на других, он сам не был свободен от разного рода опасений и, страшась преследований со стороны врага Остермана Бирона, несмотря на щедрое вознаграждение, в 1734 г. бежал из России за границу.

Из-за трений с Я.В. Виллие преждевременно подал в отставку выдающийся австрийский клиницист, ректор Медико-хирургической академии И.П. Франк.