Казино «Руаяль». Живи, пусть умирают другие. Мунрэкер - Ян Флеминг

Декстер подозвал такси. Они обменялись рукопожатием.

— Привет, ребята, — сказал Декстер. — Постарайтесь остаться в живых. — И его такси влилось в автомобильную толчею.

Бонд и Лейтер улыбнулись друг другу.

— Серьезный малый, я бы сказал, — заметил Бонд.

— Они здесь все такие, — сказал Лейтер. — Но вообще-то, похоже, большинство из них — напыщенные ничтожества. Очень чувствительны ко всему, что касается их прав. Вечно пререкаются с нами или с полицией. Впрочем, у вас, в Англии, наверное, то же самое.

— Ну, конечно, — согласился Бонд. — У нас постоянные трения с пятым отделом военной разведки. А они без конца наступают спецотделу Скотленд-Ярда на любимую мозоль. Ну да черт с ними. Так мы едем вечером в Гарлем?

— Я — за, — сказал Лейтер. — Я высажу тебя сейчас у «Сент-Реджиса» и заеду за тобой около половины седьмого. Давай встретимся в «Кинг-Коул-баре», на первом этаже. Догадываюсь, тебе хочется взглянуть на мистера Бига. — усмехнулся он. — Мне тоже. Но не надо говорить об этом Декстеру. — Взмахом руки он подозвал желтое такси. — Отель «Сент-Реджис». Угол Пятой и Пятьдесят пятой.

Они залезли в раскаленную жестяную коробку, пропахшую застоявшимся сигарным дымом.

Лейтер опустил стекло.

— Зачем вы это делаете? — бросил через плечо водитель. — Воспаления легких захотелось, что ли?

— Именно, — ответил Лейтер, — если это спасет нас от удушья в этой газовой камере.

— Умник нашелся, — хмыкнул водитель, с жутким металлическим скрежетом дернув рычаг переключения скоростей. Достав из-за уха сигару с откусанным концом, он поднял ее кверху. — Двадцать пять центов за три штуки, — сказал он обиженно.

— На двадцать четыре цента дороже, чем они того стоят, — парировал Лейтер. Остаток пути прошел в полном молчании.

Они расстались у отеля, и Бонд поднялся в свой помер. Было четыре часа. Он попросил телефонистку разбудить его в шесть и какое-то время смотрел на город из окна своей спальни. Слева от него ярким огнем горел диск заходящего солнца. В окнах небоскребов начинали загораться огни, придавая городу вид золотых медовых сот. Далеко внизу реками неонового света — малинового, голубого, зеленого, — струились улицы. В бархатных сумерках печально вздыхал ветер, отчего в комнате становилось еще теплее, уютнее и приятней. Он задернул шторы и включил мягкий свет над кроватью. Затем разделся и скользнул под тончайшую перкалевую простыню. Ему представились промозглые в эту пору лондонские улицы, скупое тепло шипящего камина в его кабинете в Управлении, написанное мелом меню в кафе, где он сидел в последний свой лондонский день: «Гигантский бифштекс с двойным овощным гарниром». Он сладко потянулся. Вскоре он уже спал.

А в Гарлеме за большим пультом Шептун дремал над программкой бегов. Лицо его было безмятежно. Вдруг справа на пульте загорелся огонек — очень важный огонек.

— Да, босс, — тихо сказал он в микрофон, закрепленный на дуге наушников и находящийся прямо перед ртом. Он не мог говорить громче, даже если бы очень захотел, поскольку родился в «легочном квартале» между Семидесятой авеню и 142-й улицей, где смертность от туберкулеза была вдвое выше, чем в любом другом районе Нью-Йорка, и у него осталось лишь одно легкое, да и то не целиком.

— Сообщи всем «глазам», — медленно произнес низкий голос, — приказ: с этого момента начать слежку за тремя мужчинами.

Последовало краткое описание внешности Лейтера, Бонда и Декстера.

— Вероятно, они появятся сегодня или завтра. Особенно внимательно следить за районом от Первой до Восьмой авеню, но и на других тоже. И в ночных заведениях, если их туда пропустят. Не трогать их. Когда их засекут, дай мне знать. Понятно?

— Да, сэр, босс, — сказал Шептун, часто дыша. Голос замолчал. Оператор нажал сразу множество клавишей, и вскоре весь большой пульт ожил и замерцал огоньками. Тихо, но жестко он шепотом послал приказ в тишину вечера.

В шесть часов Бонда разбудил тихий рокот телефонного зуммера. Он принял холодный душ и тщательно оделся. На нем теперь был кричащий в полоску галстук, а из нагрудного кармана виднелась широченная полоса платка. Он пристегнул замшевую кобуру так, чтобы она находилась на три дюйма ниже левой подмышки. Вытряхнул на постель из магазина своей «беретты» все восемь патронов, потом загнал их обратно, вставил магазин в пистолет, поставил его на предохранитель и положил в кобуру.

После этого Бонд поднял мокасины и, ощупав их носки, взвесил на ладони. Нагнулся, достал из-под кровати свои собственные туфли. Ему удалось их спрятать, вынув из чемодана с вещами, который ФБР забрало у него еще утром.

Бонд надел свои туфли и сразу почувствовал себя лучше подготовленным к предстоящему вечеру.

Под кожей в носках туфель были вставлены стальные наконечники.

В шесть двадцать пять он спустился в «Кинг-Коул-6ар» и сел за столик напротив входной двери у стены. Через несколько минут вошел Феликс Лейте?. Бонд с трудом узнал его. Копна соломенного цвета волос была теперь черной как воронье крыло, на нем был ярко-синий пиджак в белую полоску и черный галстук в белый горошек.

Лейтер подсел, широко улыбнулся.

— Я вдруг понял, что к этим людям надо относиться серьезно, — пояснил он. — Это всего лишь нестойкая краска, — показал он на свои волосы, — завтра утром все смоется.

Лейтер заказал два полусухих «Мартини» с ломтиком лимона. Бонд уточнил, что в коктейль нужно добавлять джин «Палата лордов» и мартини «Росси». Американский джин, хотя и более высокого качества, чем английский, казался ему слишком резким. Про себя он подумал, что сегодня вечером следует быть осторожнее с выпивкой.

— Там, куда мы идем, надо твердо стоять на ногах, — сказал Феликс Лейтер, словно прочитав его мысли. — В Гарлеме не очень спокойно. Сейчас люди уже побаиваются ходить туда, не то что прежде. До войны пойти на исходе вечера в Гарлем было все равно, что пойти на Монмартр в Париже. Там были рады, что вы именно у них потратите свои деньги. Можно было посетить бальный зал «Савой» и посмотреть на танцы. Можно подцепить девчонку, рискуя, правда, что врач выставит вам потом немалый счет. Теперь все по-другому. Гарлем не любит больше, чтобы на него глазели. Множество заведений закрыто, поход в другие может доставить лишь неприятности. Получишь по уху — и не жди никакого сочувствия со стороны полиции.

Лейтер извлек лимон из своего «Мартини» и машинально сжевал его. Бар постепенно наполнялся. Здесь была теплая, дружеская атмосфера — не то что враждебная, наэлектризованная атмосфера негритянских увеселительных заведений, где им предстояло выпивать чуть позже, подумал Лейтер.

— Лично я, — продолжал Лейтер, — негров люблю. Я даже написал несколько статей о диксиленде в «Амстердам Ньюз», одну из местных газет. А также целую серию работ для Североамериканского газетного сообщества о негритянском театре того периода, когда Орсон Уэллс поставил своего «Макбета» с негритянской труппой в театре «Лафайет». Я прекрасно знаю Гарлем.

Они осушили свои стаканы, и Лейтер попросил счет.

— Конечно, везде есть отдельные плохие люди, — продолжал он, — даже очень плохие. Гарлем — столица негритянского мира. Среди полумиллиона людей любой расы непременно окажется множество подонков. Проблема с нашим другом мистером Бигом осложняется тем, что он чертовски хорошо разбирается в технике благодаря OSS и Москве. И у него там, в Гарлеме, должно быть, все прекрасно технически оснащено.

Лейтер расплатился.

— Пошли, — сказал он. — Попробуем немного поразвлечься и при этом остаться целыми. В конце концов именно за это нам деньги платят. Сядем в автобус на Пятой авеню. Едва ли найдется таксист, который согласится ехать в Гарлем после наступления темноты.

Они вышли из отеля и подошли к автобусной остановке в нескольких шагах от него.

Шел дождь. Бонд поднял воротник пальто и посмотрел направо вдоль авеню, по направлению к Центральному парку и далее — к цитадели Биг Мэна.

Ноздри у Бонда слегка расширились. В нем взыграл охотничий азарт. Он чувствовал себя сильным, собранным и уверенным в себе. Его ожидал вечер, который предстояло открыть и прочесть, страницу за страницей, слово за словом.

Перед глазами мелькали быстрые косые струи дождя — словно надпись курсивом на черном переплете закрытой книги, под обложкой которой были скрыты тайны лежащих впереди нескольких часов.

5. Седьмая авеню

На углу Пятой авеню и Монастырского проезда, у автобусной остановки, освещенной уличным фонарем, терпеливо дожидались трое черных. Выглядели они усталыми и вымокшими до нитки. Да так оно и было — звонок раздался в четыре тридцать, и с тех пор они торчали здесь, наблюдая за движением по Пятой.