Корзина шишек (СИ) - Ворсова Анна

— Устала?

— Да. Сложно, когда приходится все решать самостоятельно.

— И что же ты решила?

— Не хочу работать. У меня какая-то фобия. Все время кажется, что если я выйду на работу, то потеряю жизнь. Опять начну жить на работе и это будет всех злить. Мне тут недавно предложили хорошую работу. Участие. И мужчине я нравлюсь. Знаешь, такой представительный. С седой бородой. Я ему нравлюсь даже в таком состоянии.

— Старикам нравятся молоденькие девочки, — ответил Алик.

— Он говорит, что я из тех женщин, которые не могут быть одни, — ответила я. — А я не хочу начинать все сначала. Не хочу возвращаться в ту же реку.

— Что же ты хочешь?

— Чего-то нового. Надо меняться.

— Ты хочешь сидеть в темноте и пить?

— От водки болит желудок. Отвратительный напиток.

— Тогда ответь, что ты хочешь делать дальше. Как ты собираешься жить?

— Не знаю. А разве это важно? — я рассмеялась.

— Нет. Не важно. Свет отключили?

— Утром горел. Мне он просто не нужен. В темноте грустить интереснее.

— Тогда сходи в магазин. Купи нормальных продуктов. Терпеть не могу лапшу быстрого приготовления.

— У меня не так много денег.

— Сколько?

— Пять тысяч.

— У меня десятка. Хватит на какое-то время. Сходи за продуктами, а я начну убираться. В таком свинарнике жить нельзя.

— Да ладно. У тебя и раньше было не особо уютно.

— Вот в мое отсутствие и навела бы уют, — ответил Алик.

— Вот еще! Ты будешь сидеть в тюрьме, а я буду заниматься твоим домом?

— Это было недоразумение, — повторил Алик.

— И сколько будет еще таких недоразумений?

— Больше не будет. Купи нормальной еды. Давай, Верочка, поднимайся и вперед к совершениям.

Подниматься не хотелось. Но я пошла в магазин, кутаясь в осеннее пальто. Когда была осень, то пальто еще смотрелось. Сейчас оно было неуместным и в нем было холодно. Осенние ботинки загребали снег. А снег все шел и шел. Он прятал мир от меня или меня от мира. И только понимание, что когда я вернусь в окнах будет гореть свет, добавляли реальности происходящему. В моих пьяных снах в доме всегда не было света. Холод и пустота царили в мире нереальности. А ноги шли. Руки тащили пакет. Дыхание. Я могла дышать. Значит, я жила. Пусть и странной жизнью, но жила.

— Ты могла бы и мою куртку взять! Зачем себя морозить? — недовольно спросил Алик, когда я вернулась домой. — Или заболеть хочешь?

— Не догадалась, — ответила я, снимая ботинки и проходя на кухню, оставляя мокрые следы.

— В душ!

— Слушай, отстань, — отмахнулась я, открывая бутылку с водкой, чтоб сделать глоток и согреться. Обычно это хорошо помогало. Алик отобрал бутылку. Сделал несколько глотков, поморщился. Недовольно посмотрел на меня. Темные глаза почернели еще больше. Мне стало страшно. Я отступила на шаг назад, чем вызвала у него удивление. — Прекрати меня пугать.

— Есть причина бояться? — спросил он.

— Нет, но не надо так на меня смотреть.

— А как надо? — снимая свитер, спросил он. Я хотела взять бутылку, но получила по рукам. На автомате резко отдернула руку, роняя бутылку на пол. Она не разбилась, а покатилась куда-то под стол. Алик явно наблюдал за моей реакцией.

— Зачем… Ты не имеешь права так делать.

— Да? Раздевайся.

— Еще лучше! Не буду. Вы меня все достали!

— Я не все. Это ко мне не относится, — ответил он. Я отвернулась. Да пусть делает что хочет. Надоело. — Посмотри на меня.

— Допустим. Чего дальше? — опять начала накатывать апатия.

Он же подошел ко мне. Дернул за кофту, двигая к себе. Я выбрала точку за его плечом, на которую и стала смотреть. А все из-за моей дурости. Надо было сбежать. Уехать. Я же постоянно возвращалась сюда, в этот дом, который стал чем-то близким. Или здесь была крыша и печка, а еще не было назойливых расспросов и советов.

Я знала, что он полезет целоваться. Знала, что его губы будут с привкусом водки. Догадалась, что он запустит пальцы в мои волосы. А вторая его ладонь будет скользить по спине. Я все это знала. Как и знала, что будет неловкость, скованность. Я опять зажмусь и буду себя успокаивать, что все скоро закончится. К тому же у него давно никого не было. Поэтому все займет не так много времени. Все должно было произойти именно так. Только почему-то вышло иначе. Я кайфовала от его прикосновений. Мне нравилось, что он прижимал меня к себе будто имел на это право. Нравилось, как он нежно захватывает своими губами мои губы, чтоб нежно скользнуть по ним, пробуя и несмело приглашая пойти за ним. Эта несмелость контрастировала с уверенными руками, которые словно говорили, что не дадут упасть.

От его губ пахло водкой и сигаретами. Не такой уж приятный вкус, но этот вкус соответствовал моему представлению о дне жизни. Я потянулась к нему, как еще недавно была не против того, что он меня к себе посадил на колени. Мы с ним не спали, но я по нему скучала.

— Скучала? — ласково спросил он. Я хотела открыть глаза, но вместо этого только крепче их зажмурила. Отрицательно покачала головой.

— Да.

— Сколько противоречий. Будем с тобой греться?

— Нет.

— А чего тогда так крепко виснешь на мне?

— Опьянела и боюсь упасть.

— Врешь, — сказал он, расстегивая пуговицу у брюк. Они в последнее время мне стали велики. Почувствовав свободу, брюки свалились к ногам, оставив меня лишь в белье. — Одни кости. Какая же ты худая!

— Вот и не трогай меня, — прошептала я, морщась от своих слов, которые прозвучали жалко.

— Без меня замерзнешь.

— Не смогла. Хотела замерзнуть, но не смогла, — ответила я. — Тебя ждала. Ты обещал, что все будет хорошо, но обманул.

— Теперь точно все будет хорошо, — сказал Алик, снимая с меня кофту и поднимая на руки. — Держись.

— Мне страшно.

— Закрой глаза. Говорят, если зажмуриться, то от кошмаров помогает.

— А ты никогда от кошмаров не прятался?

— Они мне не сняться, — ответил Алик.

Теплая вода. Душ. Его объятия. Я закрыла глаза. Может, я действительно замерзла? Может мне стоило немного согреться и тогда все пройдет? Глупо. Это не любовь. Скорее способ, чтоб забыться. Отойти от проблем. На время. И это будет обманом.

— Алик. Не надо, — попросила я. — Это обман.

— Обман, — согласился он. — Это не любовь.

— Тогда что?

— Развлечение.

— Не хочу, — прошептала я. — Не хочу развлекаться.

— Хорошо, — он отстранился. Взял мыло.

— Правда? — спросила я.

— Хочешь, чтоб я тебя изнасиловал?

— Нет.

— Тогда чего удивляешься. Ты сказала, что не хочешь. Может потом, когда будет у тебя настроение, тогда и продолжим.

— Удивил.

— А ты меня. Такое ощущение, что тебе нормальные мужики не попадались.

— У меня не так много было этих мужчин. А какие были, те… Не знаю, — ответила я. Дрожь прошла. Тепло. Непривычно тепло. И в этом тепле хотелось раствориться.

— Глаза закрой, — сказал Алик. — Сейчас тебе голову намылю. Ты хоть мылась без меня?

— Не помню.

— Значит, будем тебя отмывать, — ответил Алик.

Я доверилась его рукам, которые с легкостью скользили по телу. Мочалка слегка щекотало тело.

— Ты еще замурлыкай, — усмехнулся Алик.

— Чего-то я как-то расслабилась, — ответила я. — Не понимаю, что происходит со мной. Все было так просто. Идешь по привычной дороге. Каждый день одно и то же, но уже привычно серое и тяжелое. А теперь не понимаю.

— Знаешь, Вер, нельзя все время мучиться и страдать. Человек такое вредное существо, что его сложно убить. Он все время хочет жить, — ответил Алик.

— Тогда почему временами жить не хочется?

— Временное явление. Не знаешь чего делать, вот и находит ступор. Кажется, что смерть — это самое легкое решение, но ведь это не так. Умереть сложнее, чем жить в самых тяжелых условиях. Мы же не знаем, что нас ждет дальше после смерти, зато где-то на задворках мы понимаем: любые трудности рано или поздно закончатся.

— Все становится только сложнее.