Я тебя не хотела (СИ) - Малиновская Маша

39

Всё прошло легче, чем я опасался. Основную работу по развлечению народа в ресторане Валик со свидетельницей Ани — то ли Эллиной, то ли Илоной, взяли на себя. Ну, Валик-то осознанно, за что ему большое спасибо, а у Эллины-Илоны выбора не было. Хотя, по-моему, девчонка давно поплыла от него, и Белый старался уже не только для меня, а пытался и себе занятный вечер обеспечить. Большинству гостей — папиным бизнес-партнёрам и околопартнёрам глубоко фиолетово и на молодых, и вообще на повод, потому как для них это лишь возможность прощупать друг друга на наличие слабых мест или выгодно с кем-то о чём-то договориться.

Только пару раз отец Ани всё же выталкивал нас на поцелуй своим «Горько!».

Горше не бывает, чем наталкиваться на её ледяные сомкнутые губы и стекленеющий взгляд, обдающий морозом. Она сидела за столом, максимально выпрямив спину, почти не ела и не пила. И на меня не смотрела. Красивая, в длинном прямом белом платье, открывающим лишь руки и шею, длинной, откинутой назад фатой и огнём рыжих волос, обузданных рукой профессионала. Красивая и неприступная, словно из камня высечена. Бледная и серьёзная. И мне так хотелось увидеть хоть одну эмоцию на её лице, улыбку, пусть и саркастичную, или так привычную иронично вскинутую бровь.

Но всего этого не было. Позже она всё же немного расслабилась, когда рядом села Снежинка, немного отвлеклась, даже поднесла к губам бокал с шампанским, на котором изображены дурацкие лебеди, соединившие свои длинные шеи в форме сердца.

Когда ведущий объявил первый танец молодых, я заметил, как Аня крепко сжала зубы и впилась в меня взглядом полным неприязни.

— На нас смотрят, — протянул руку своей новоиспечённой жене и сказал так, чтобы услышала только она.

— Плевать я хотела, — прошипела сквозь зубы девушка, но ладонь в мою вложила.

Мы вышли на середину зала, свет погас, оставив боковые лампы освещать пространство. Заиграла какая-то зарубежная лиричная песня. Я привлёк жену ближе, наслаждаясь возможностью снова ощутить её в своих руках, и начал медленно двигаться. Я помнил ещё по школьному выпускному, что с ритмом у неё так себе. Аня положила мне вторую руку на плечо, но я чувствовал, как она напряжена, как по тонким пальцам в моей ладони пробежала дрожь. Я никогда и ни от кого не ощущал столь мощного неприятия. Если только от неё же ещё в школе, но это было совсем иначе, скорее как моментальная реакция на мои действия, ведь я не помнил, чтобы Ирландо когда-нибудь цепляла меня первой.

Хотелось много чего сказать ей, пока мы одни, окутанные музыкой, хоть в зале и куча людей, но слова не спешили наружу. У нас ещё будет возможность поговорить.

Я закрыл глаза и втянул свежий нежный запах, едва ли не уткнувшись ей носом в макушку. До боли в груди захотелось сжать тонкие плечи и встряхнуть. Чтобы очнулась, накричала, пощёчину влепила что ли. Только не этот мороз и тишина, сводящие с ума.

Песня закончилась, и Аня отстранилась первой. Улыбнулась гостям, когда снова вспыхнул яркий свет. Ведущий предложил поднять бокалы за молодых, а потом выйти в танцзону всем желающим.

Кондиционеры работали во всю, но мне внезапно стало душно. На душе скребло и болело, и захотелось хоть пары минут тишины. Я сдёрнул первую подвернувшуюся бутылку с крайнего стола и растворился в шуме тоста и смехе гостей.

В этом заведении я уже бывал не раз, поэтому прекрасно знал, где находится лестница и выход для персонала. Там у меня было минимальное количество шансов встретить кого-то из гостей, пожелавших покурить или подышать свежим воздухом.

Небольшая железная дверь спряталась в углу под металлической лестницей, витком уходящей на второй этаж на кухню. Здесь было относительно тихо и свежо. Дверь была заперта изнутри, но только лишь на щеколду, поэтому сквозняк свободно пробирался сквозь щели.

Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. В руке оказалась бутылка элитной водки. Больше предпочитаю виски или коньяк, но сейчас и это сойдёт. Я свинтил крышку и выбросил её в угол, а потом отхлебнул несколько больших глотков прямо из горлышка. Горячая волна прокатилась внутри до самой середины груди, она будто снесла оковы напряжения, позволив лёгким сначала сжаться, а потом широко развернуться, вздохнуть свободнее. Но что удивительно, вместе с ним будто высвободилась злость. Психологи говорят, что мы имеем право на свои эмоции, даже если считаем их неправильными. Хотя бы самим себе мы должны признаваться. Так вот, я сейчас охренеть как зол. Знаю, я сделал очень нехорошую вещь, поддавшись страсти. И абсолютно точно не пытаюсь себя оправдать. Но, чёрт возьми, что мне сделать? Что мне теперь надо сделать, чтобы ты перестала смотреть на меня как на ничтожество? Как на чистейшее и ужаснейшее зло?

Так ли херово быть моей женой, что эта сучка ведёт себя, будто её через час казнят?

Твою ж… Я упёрся лбом в холодное металлическое подножие лестнице. Такое же твёрдое и безжизненное, как её взгляд. И тут почувствовал, как мне на плечо легла чья-то ладонь — маленькая, явно женская.

— Ты не выглядишь счастливым, — Алина обошла меня и остановилась слишком близко, почти касаясь выпяченной грудью моей рубашки.

— Пришла пожелать «совет да любовь»? — я сделал ещё один обжигающий глоток, а потом Алина мягко отобрала у меня бутылку.

— Отдай.

— Нет.

В слабоосвещённом тесном пространстве Алина стояла слишком близко. Я чувствовал её дыхание и видел лихорадочный блеск в глазах. Она положила ладонь мне на грудь и немного подалась вперёд, но я перехватил её за запястье.

— Алина, я женат.

— Поздравляю, — шепнула она и сделала ещё одну попытку дотянуться до моих губ.

— Прекрати, — пришлось взять её за плечи и отстранить.

Пухлые губы дрогнули, и я уже знал, что это значит. Только бабской истерики мне, блядь, не хватало.

— Рома, скажи, почему она? Залетела? Ты не из тех, кто женится по залёту. Тем более на такой, как эта рыжая.

— Её зовут Аня. И позволь узнать, что с ней не так?

Алина захлопала ресницам в ложных попытках сдержать слёзы.

— Она же… Обычная.

— Серьёзно, Алин? — стало смешно от таких доводов. — Обычная? А должна быть необычная?

— Ты понимаешь, о чём я! — острые ноготки Алины вцепились в мою рубашку, и пришлось её буквально отдирать. — Ну чем? Чем она взяла тебя, Рома? Она же холодная и скучная. И она… А я? Я три года пыталась быть такой, как ты хочешь! Проглатывала твои похождения и снова принимала без единого упрёка!

Ну вот так новости. Всё это время я думал, что Алина — самодостаточная, свободная во взглядах, и наш периодический трах — просто хорошее приложение к хорошей дружбе.

— Алина, перестань! Что ты несёшь?

— Почему эта ведьма всего за месяц смогла тебя загнать под каблук? Как же так? Чем она лучше меня?

Сюда я пришёл уж точно не ради этой истерики. Наверное, стоило спрятаться в мужском туалете.

— Я её люблю.

Алина замерла как от пощёчины и то ли оступилась, то ли пошатнулась на высоких каблуках. Но уже через пару мгновений, слава Богу, взяла себя в руки.

— Ну-ну. Я от тебя, Рома, большего бреда в жизни не слышала, — буквально выплюнула в лицо, а потом развернулась и ушла, громко цокая каблуками.

Сучка, хоть бы бутылку оставила.

Когда шаги стихли, я решил тоже вернуться в зал, пока придурочный ведущий не решил, что жениха украли или что-то в этом роде. Выйдя из своего временного укрытия, так и не ставшего для меня этим вечером островком спокойствия и тишины, я ощутил в голове лёгкий туман. Анестезия начинала действовать, даже притупила ту вспыхнувшую злость. Пройдя по коридору совсем немного, вдруг замер, потому что передо мной стояла Аня. Она была одна и казалась ещё более бледной, чем когда мы были среди гостей. Или это освещение виновато. А в руках держала ту самую бутылку.

Значит, встретилась с Алиной. Чёрт, кто знает, что ей та дура наговорила.

— Здесь холодно, — всё что смог сейчас сказать, глядя на её тонкие плечи. — Что за привычка выходить на холод раздетой?