Последняя гавань Белого флота. От Севастополя до Бизерты - Николай Черкашин

Глава о Венеции в книге «1000 мест, которые стоит увидеть, прежде чем умрешь» начинается такими словами:

«Ну, вот и она, Венеция! Венеция вашей мечты, соблазнительная, интригующая, сбивающая с толку и опьяняющая, как ни один другой город на земле. Венеция подобна слегка увядшей, некогда прекрасной и могущественной королеве, которая еще способна очаровывать и пленять. Нескончаемый туристический поток заполняет город уже более 100 лет, и это неудивительно; по словам Генри Джеймса, визит в Венецию превращается в вечную любовную историю...»

Венеция — это мини-архипелаг, где по островам размещены были еще со Средних веков все самые опасные и неприятные заведения, вроде лепрозория, тюрьмы, сумасшедшего дома, кладбища. Бывший остров-лепрозорий отдали потом армянской общине. А там, где была психбольница, теперь пятизвездный отель. Вот только кладбище осталось на своем месте. Это единственное место в Венеции, где растут кипарисы — деревья скорби и печали.

Есть в Венеции нечто и от Питера, и от Севастополя, и от Амстердама... Венеция всюду, где в морской воде отражаются окна домов и колоннады дворцов, где через каналы перекинуты горбатые мостики. Венеция, как мера измерения городской красоты: невская Венеция, лондонская малая Венеция, тверская Венеция — Вышний Волочек...

Три кита, на которых зиждется сегодняшняя слава Венеции, — кружева, стекло и маски... Стоп, стоп, стоп! Мы не туристы, и эти подробности не для нас!

Нас ждал у причала корабль. Эго была белая многопалубная океанская мегаяхта, идеально приспособленная для туристических круизов. И назывался теплоход достойно — «Одиссей» — в честь легендарного царя острова Итака, победителя Трои, отважного морского скитальца. Во всяком случае, его имя на Средиземноморье должно было послужить нам своего рода охранной грамотой. Ведь Белое море — как называли его древние греки — весьма благоволило к отважному мореходу. Может, и к нам будет оно милостиво?

Наш «Одиссей», судно румынской постройки, ходит под мальтийским флагом (порт приписки Ла-Валетта), с капитаном-греком и филиппинским экипажем. Сплошная дружба народов. Для меня этот лайнер был воплощением давней — тридцать лет тому назад — мечты о «белом пароходе». Так называли подводники действительно белое госпитальное судно «Кубань», которое доставляло экипажи подводных лодок на межпоходовый отдых в Ялту. В душном жарком отсеке «белый пароход» казался плавучим раем, где было много пресной воды, где были большие удобные каюты, почти ресторанное питание, а главное — женский медперсонал походного госпиталя. Увы, нашему экипажу не выпало тогда такое счастье — сходить на «белом пароходе» в Ялту. И вот теперь та давняя мечта становилась явью, даром, что столь запоздалой...

Когда я вошел в свою каюту — слегка оторопел. Это был номер хорошего европейского отеля, посреди которого простиралось роскошное двуспальное ложе...

Здесь ничего не было из того, что определяло в моем понимании каюту — ни железных переборок, ни круглого иллюминатора, ни суровой морской койки... Огромное зеркало, почти туалетный столик. Батики.

Но самое главное — был собственный выход на балкончик, на котором можно было напрямую — с глазу на глаз — общаться с морем и звездным небом.

Как же прочувствовать здесь ту муку, те лишения, которые претерпевали беженцы двадцатого года на своих раздолбанных пароходах и военных кораблях?

«Одиссей» и хотя бы тот же линкор «Георгий Победоносец» — это полюса роскоши и нищеты, комфорта и военного аскетизма. Но с другой стороны, если алы провозгласили возвращение на родину потомков русских беженцев, то оно, это возвращение, пусть и символическое, должно быть именно таким — роскошным, удобным, уютным. Ведь не должно повторяться то, что было. И их возвращение должно было быть обставлено именно так... Другое дело, что отцы уходили на российских кораблях, а их дети возвращались домой на иностранном лайнере, ибо российский флот был уже угроблен перестройщиками и реформаторами всех мастей.

Вообще-то, я мог представить, что пережили те люди на своих забитых, тесных палубах.

Много лет назад мне пришлось плыть по Байкалу из Северо-Ангарска в Усть-Баргузин на допотопном едва ли не 1920-х годов постройки пароходе «Комсомолец». Я шел палубным пассажиром и потому коротал ночь на штормовом ветру за толстой и горячей дымовой трубой. Таких, как я, было много. Вся палуба была забита людьми, их багажом. Стояла очень холодная ветреная ночь, и я попеременно грел возле трубы то закоченевшую спину, то задубевшее лицо. Старый пароход швыряло нещадно: его круто переваливало с борта на борт, и так же круто вскидывал он нос на волне или уходил им в очередную водяную яму. Укачавшаяся публика лежала вповалку вместе со своими узлами и чемоданами. Все было загажено, как говорят медики, рвотными массами. И самое страшное было в гальюнах, куда надо было входить по щиколотку в блевотине и фекалиях. И все это всплескивалось на очередной встряске судна и норовило угодить на открытые части тела... Наверняка в таких же штормовых условиях перемогали свой беженский путь женщины, дети, старики на врангелевских судах и кораблях.

Как здорово, когда вокруг не случайные попутчики, а еще и добрые старые друзья, люди, с которыми ты уже не раз бывал и в дальних поездках, и на всевозможных встречах — деловых, дружеских, торжественных.

Вот Михаил Якушев, дипломат и историк, ученый и общественный деятель, вице-президент Фонда. На флоте есть точный аналог его должности: старпом, старший помощник командира. На Якушеве, как на старпоме, лежит вся рутинная организация жизни Фонда, вся исполнительная часть. Он же возглавляет и мозговой центр Фонда, в недрах которого рождаются новые идеи и проекты.

Супруги Чавчавадзе, Елена и Зураб, взяли с собой в поход великолепную подборку документальных фильмов Никиты Михалкова о судьбах русской эмиграциях в разных странах, в разное время.

Владыка Михаил, епископ Женевский и Западноевропейский, природный казак, сын хорунжего Василия Семеновича Донскова. Родился владыка не на русской земле, но сохранил великолепное знание того языка, на котором общались люди Серебряного века. По мирской профессии — врач-хирург. Долго шел к своему пастырскому служению, пока однажды не понял: пора менять скальпель на посох. Мы познакомились с ним в стенах Фонда на Малой Ордынке и сошлись на почве галлиполийской истории. Однажды владыка побывал у меня в гостях. Листая альбом с галлиполийскими фотографиями, он вдруг воскликнул:

— А это мой батюшка!

На снимке была изображена землянка и четверо молодых офицеров стояли и сидели у входа, улыбаясь фотографу. Им был чуть больше двадцати, но за их плечами уже было столько невзгод. И только оптимизм молодости позволял им улыбаться столь радостно, как будто они стояли на крыльце роскошной виллы.

Этот снимок владыка Михаил никогда не видел. Мы были оба потрясены столь неожиданной, но промыслительной встречей. Всего лишь мгновение из жизни отца! Но оно как бы предсказало, осенило наш будущий поход...

А вот Валерий Латынин, сотрудник Фонда, но прежде всего замечательный поэт и знаток казачьей истории, переводчик многих славянских поэтов на русский язык.

Виктор Петраков, замглавы Росохранкультуры, редкий тип чиновника, искренне увлеченного своим делом. Да его и чиновником-то не хочется называть. Историк до мозга костей и со всей страстью поддерживает таких же преданных делу истории людей. Это они — Александр Кибовский и Виктор Петряков — организовали доставку в Россию из южнокорейского города Чемульпо флага с легендарного крейсера «Варяг».

Вся морская Россия с трепетом и благоговением прикоснулась к этим реликвиям.

А художник Дмитрий Белюкин и вовсе оказался соседом! Его каюта — на одной палубе — через переборку.

Еще одно удивительное знакомство: Александр Кибовский, начальник Росохранкультуры, бывший сержант морской пехоты Каспийской флотилии. Написал книгу о морской пехоте. Работая в архивах, нашел неизвестные фото героя моего романа «Одиссея мичмана Д.» и передал их мне. Это как привет из потустороннего мира — вот он я, мичман Домерщиков! Передаю свое фото на память! Право, этой вечерней панихидой мы что-то сдвинули в тонких мирах и стали получать ответные токи!

Подполковник Сергей Нелюбов... Каких только служб в войсках нет — и медицинская, и ветеринарная, и интендантская, жаль, что нет исторической службы. Была бы — Сергей Нелюбов, эксперт Росохранкультуры по оружию, точно бы был генералом от истории. У себя в Калуге на дачном участке он открыл самый настоящий краеведческий музей.

Как и всякая морская авантюра, наш поход начался с непредвиденного происшествия: решетки заборных отверстий, через которые поступает в систему охлаждения морская вода, оказались забитыми то ли водорослями, то ли пластиковым пакетами или иным мусором, которого, увы, хватает ныне не только в Венецианской лагуне, но и по всему Средиземному морю. Одно слово — экология, экая она, однако, логия... Пока чистили кингстоны системы охлаждения, выход задержали на шесть часов, что ставило под угрозу точность нашего прихода в Бизерту и начало всех расписанных по плану мероприятий. Правда, капитан надеялся наверстать упущенное время на переходе — благо до Бизерты идти было около двух суток. Море не терпит точных сроков и всегда вносит свои поправки в самые продуманные в береговых кабинетах планы.