Эшенден, или Британский агент - Уильям Моэм

— Мой муж сегодня уехал в Женеву. По делам.

— И надолго? — поинтересовался Эшенден.

— Нет, всего на два дня.

Лгать умеют далеко не все, и Эшендену показалось (он сам бы не мог объяснить, почему именно), что миссис Кейпор сказала ему неправду. Чувствовалось, что это сообщение стоило ей некоторых усилий, хотя для Эшендена подобная новость не должна была представлять никакого интереса. Он тут же подумал, что Кейпора вызвали в Берн к грозному шефу германской разведки, и, когда представилась возможность, как бы невзначай спросил у подавальщицы:

— Сейчас у вас поменьше работы, фрейлейн. Я слышал, герр Кейпор уехал в Берн.

— Да, но он завтра вернется.

Это еще ничего не доказывало, но можно было кое-что предпринять. В Люцерне у Эшендена был знакомый швейцарец, который всегда был готов оказать услугу за скромное вознаграждение, и Эшенден, связавшись с ним, попросил его доставить письмо в Берн; он надеялся, что его человек в Берне нападет на след Кейпора и выяснит причину его приезда. На следующий день Кейпор уже снова сидел за обеденным столом рядом со своей женой, но Эшендену он лишь сухо кивнул, а после обеда вместе с миссис Кейпор сразу же поднялся наверх. Вид у обоих был очень встревоженный. Кейпор, обычно такой веселый, шел мимо, понуро опустив голову и не глядя по сторонам. Наутро Эшенден получил ответ на свое письмо. Кейпор виделся с майором фон П., и предположить, что сказал ему майор, не составляло труда. Эшенден хорошо знал, как фон П. бывал груб — это был сильный и жестокий человек, умный и беспринципный, и в выражениях он не стеснялся. Скорее всего ему надоело платить Кейпору зато, что тот прохлаждался в Люцерне, и он велел ему ехать в Англию. Разумеется, все это были лишь домыслы, но ведь профессия Эшендена на домыслах и строилась, приходилось все время определять вид ископаемого по его челюсти. От Густава Эшенден знал, что немцы собираются заслать в Англию своего агента. Что ж, если этим агентом окажется Кейпор, времена для него наступают нелегкие.

На следующее утро миссис Кейпор пришла на урок с усталым и безразличным видом, в углах ее тяжелого, крепко сжатого рта образовались упрямые складки, и Эшенден подумал, что Кейпоры, должно быть, проговорили всю ночь. Вот только о чем? Она уговаривала его ехать или, наоборот, пыталась отговорить? Во время второго завтрака Эшенден не спускал с них глаз и пришел к выводу, что между ними что-то произошло: им всегда было о чем поговорить, на этот же раз они почти все время просидели молча. Столовую они покинули раньше всех, но когда Эшенден вышел, то увидел, что Кейпор в одиночестве сидит в холле.

— Привет! — бодро крикнул он, однако чувствовалось, что бодрость эта наигранная. — Как дела? А я был в Женеве.

— Да, я слышал.

— Давайте выпьем кофе. Что-то жене моей нездоровится, голова болит. Я велел ей пойти наверх полежать. — В его зеленых бегающих глазках пряталось что-то такое, чего раньше не было. — А голова у нее болит от волнения. Трясется за меня, бедняжка, — я ведь в Англию собрался.

У Эшендена внутри все оборвалось, однако лицо его оставалось бесстрастным.

— И надолго? Нам будет вас не хватать.

— Скажу вам как на духу: осточертело мне баклуши бить. Войне-то конца нет, а я здесь с вами сижу, ни черта не делаю. Сколько можно! И потом, деньги кончаются, надо на жизнь зарабатывать. Да, верно, жена у меня немка, но сам-то я, черт побери, британец! Должен же и я внести в победу свою лепту! Как, по-вашему, я посмотрю друзьям в глаза, если буду вот так, в тиши и уюте, до самого конца войны отсиживаться? Надо же хоть чем-то родине помочь! А жена всего этого не понимает, у нее на это своя, немецкая точка зрения, вот она и расстраивается. Все женщины одинаковы.

И вдруг Эшенден понял, что скрывалось в глазах Кейпора. Страх. Он боялся, безумно боялся за свою шкуру. Кейпор не хотел ехать в Англию, он мечтал отсидеться в Швейцарии. Теперь Эшенден точно знал, что сказал Кейпору майор, когда тот явился к нему в Берне. Одно из двух: либо он поедет в Англию, либо лишится жалованья. А жена? Что сказала ему жена, когда он сообщил ей о разговоре с майором? Он-то рассчитывал, что она станет его уговаривать не ехать, а она этого не сделала. Возможно, он не осмелился рассказать ей о своем страхе; ведь для нее-то он всегда был искателем приключений, сорвиголовой, рубахой-парнем — и вот теперь, запутавшись в собственной лжи, он не нашел в себе сил признаться в том, какой он жалкий и низкий трус.

— Вы берете миссис Кейпор с собой? — спросил Эшенден.

— Нет, она останется здесь.

Все ясно: миссис Кейпор будет получать его письма и пересылать информацию в Берн. Славно придумано!

— Я так давно не был в Англии, что даже не знаю, как найти подходящую военную работу.

— Что значит «военную работу»? Что вы имеете в виду?

— Мне кажется, я мог бы делать то же, что и вы. Вот я и подумал, что, если у вас остались знакомые в Цензурном ведомстве, вы могли бы дать мне рекомендательное письмо…

Лишь каким-то чудом Эшендену удалось сдержаться, не показав сдавленным криком или неосторожным жестом, как он потрясен — и не просьбой Кейпора, а догадкой, которая только сейчас его вдруг осенила. Какой же он был идиот! Его-то мучила мысль, что в Люцерне он понапрасну тратит время, ничего не делает, и что если Кейпор и поедет, как только что выяснилось, в Англию, то вовсе не потому, что его туда заманил Эшенден. В отъезде Кейпора, как ему представлялось, его заслуги не было. И вот теперь он вдруг сообразил, что его послали в Люцерн, снабдили вымышленным именем, поддельным паспортом и необходимой информацией для того, чтобы произошло именно то, что произошло. Германская разведка всегда мечтала иметь своего агента в Цензурном ведомстве — и вот, по счастливой случайности, Грантли Кейпор, идеальный претендент на такую работу, оказывается знаком с кем-то, кто в свое время в этом ведомстве служил. Какая удача! Майор фон П. был человеком культурным и наверняка в этот момент, потирая руки, бормотал себе под нос: «Stultum facit fortuna quern vult perdere».[38] В результате мрачный майор из Берна угодил в ловушку этого дьявола Р., а функция Эшендена заключалась на этот раз единственно в том, чтобы сидеть тихо и ничего не делать. Получалось, что Р. обвел вокруг пальца не только немецкого майора, но и его, Эшендена. От этой мысли Эшенден чуть было не расхохотался.

— Да, у меня сложились очень хорошие отношения с начальником отдела, и я могу, если хотите, написать ему про вас.

— Это было бы великолепно.

— Но имейте в виду: придется написать все, как есть, — что познакомился я с вами здесь, в Люцерне, и знаю вас всего две недели.

— Конечно. Но, надеюсь, вы скажете обо мне все, что требуется.

— О чем речь!

— Не знаю даже, дадут ли мне визу. Говорят, они здорово придираются.

— Неужели? Не хватает только, чтобы они отказали в визе и мне, когда я поеду обратно.

— Пойду посмотрю, как себя чувствует жена, — неожиданно сказал Кейпор, вставая. — Когда бы вы могли дать мне письмо?

— В любой момент. Вы скоро едете?

— Хочу как можно скорее.

Кейпор ушел, а Эшенден, чтобы Кейпор не догадался, что он спешит, просидел в холле еще с четверть часа, а затем, поднявшись к себе, написал несколько писем. В одном он информировал Р., что Кейпор едет в Англию; в другом просил своего агента в Берне похлопотать в посольстве, чтобы Кейпору не отказали в визе; третье же письмо, рекомендательное, в котором Эшенден не скупился на похвалы, было вручено Кейпору за обедом.

Через день Кейпор уехал.

Эшенден стал ждать. Он продолжал заниматься с миссис Кейпор и благодаря ее добросовестности и выдающимся педагогическим способностям вскоре свободно заговорил по-немецки. Они беседовали о Гете и Винкельмане, об искусстве и жизни, о путешествиях. Во время уроков Фриц тихо сидел рядом с ее стулом.

— Скучает без мужа, — сказала она, потрепав бультерьера за ухо. — По-настоящему Фриц любит одного Грантли, а меня лишь терпит, да и то потому только, что я тоже принадлежу его хозяину.

Каждое утро после урока Эшенден ходил в люцернское отделение компании Кука, куда ему приходила вся корреспонденция. До получения инструкций он уехать не мог, но Р., по этому поводу можно было не беспокоиться, долго ему прохлаждаться не даст, так что оставалось лишь набраться терпения и ждать. Наконец он получил письмо от британского консула в Женеве, где говорилось, что Кейпор обратился за визой, получил ее и отбыл во Францию. Ознакомившись с этой информацией, Эшенден пошел пройтись вдоль озера и на обратном пути встретил миссис Кейпор, которая выходила из конторы Кука. «Вероятно, и она получает там письма до востребования», — подумал он и подошел к ней.

— Что слышно о муже? — спросил Эшенден.

— Пока ничего, — ответила она. — Но еще рано.

Они пошли вместе. Она была огорчена отсутствием писем, но пока не встревожена — почта ведь во время войны работает плохо. Но на следующий день Эшенден сразу заметил, что ей не терпится поскорее закончить урок и бежать в контору Кука. Письма обычно привозили в полдень, и без пяти двенадцать она взглянула на часы, а потом на Эшендена, и, хотя он прекрасно знал, что никакого письма она не получит, задерживать ее он не мог.