Мое образование (Книга Cнов) - Уильям Берроуз

Яйца на завтрак

Когда он мог съесть два вареных яйца -- это был хороший день. Яйцо должно быть в самый раз. Чуть вкус не такой -- и его слабый аппетит вообще исчезнет... как сегодня утром: первое яйцо в норме, а вот у второго какой-то оттеночек не такой. Может, потом съест. Может, с остатками тоста, если кошки не влезут на стол и не слизнут масло.

Прошлой ночью я был в Швейцарии, и там на горном склоне лев нагибался к человеку, похоже -- мертвому... а передо мною стоял банк, разрушенный -дверь выбита, я вхожу и пытаюсь дверь закрыть, чтобы льва внутрь не пустить, а дверь не закрывается. Со мной кто-то есть, а весь пол в банке завален штукатуркой, тут и там дыры и канавы, полно пыли, и мы находим слиток металла, который называется селен, он драгоценнее платины, у него даже свойства особые есть. Металл этот оранжево-красно-коричневого цвета, я такими красками часто картины свои пишу.

Я как-то раз гостил в Швейцарии у охотничьего барона -- со всех стен у него торчали рога, и была ружейная комната. У него был револьвер "наган" с колошниковым затвором -- я таких никогда раньше не видел, только на картинках. Позже подает он нам кофе и какой-то ужасно сладкий пирог с карамелью и рассказывает, как подстрелил кошку на своем участке:

-- Мне нравится по кошкам стрелять.

Я тогда еще не был таким преданным любителем кошек, как сейчас, но до сих пор жалею, что не сказал ему:

-- ...сам преданный любитель кошек. Хмммм, мне кажется, у нас срочная встреча.

Значит, это явное исполнение желания, и он -- тот человек подо львом, именно так мне и хотелось бы его видеть. Эти охотники за трофеями заслуживают того, что получают.

Позже там была вечеринка со множеством молодых мальчишек, председательствовал Аллен Гинзберг. Все курят дурь, надеюсь, облавы не будет. Затем я -- в странном городе, дрянь у меня закончилась... можно ли выхарить у этого знакомого врача рецепт? Наверное, нет... или сходить в местную метадоновую клинику, которая, насколько мне помнится, располагается на семнадцатом этаже административного здания.

Вот, а яйцо как раз граничит с отвратительным, как ты его ни вскрывай. Неделю назад бью яйцо, а на сковородку плюхается ярко-красный зародыш цыпленка -- и с тех самых пор яйца я только варю, а кроме этого -- смотрю их на свет. Если через него свет проходит, то можно сказать, что с яйцом что-то не так.

Rien ne va plus(102). По кругу, по кругу шарик бежит.

Ich sterbe(103). Их забрили в солдаты. Несколько цыпляток. Жить только так... плодородному яйцу, чтобы не случилось.

Стаканус... анус.

Бутыль... Аристотыль.

-- Ему впарили по-гречески(104).

Рифмующийся слэнг кокни -- сообщить, что лохов лопатник уже в жопнике. Смешно, правда? Сам лох, правда, так не считает. Он думает, что ему крупно повезет, если выберется оттуда и свою задницу невредимой сохранит.

Пестрая кошка слизывает крошки тоста с голубой тарелки (все пестрые -девочки... почти все), смакуя соль и масло. Я отодвигаю недоеденные вареные яйца (два) от нее подальше.

Подрумяню себе свежий тост попозже, съесть с яйцами... запасаюсь ошметками голода.

Голод старика драгоценен.

Меня разбудил взрыв сразу за моими ягодицами. Взрыв снаружи. Просыпаюсь у себя в комнате, у себя в постели, сильно перепугавшись, пытаюсь собраться перед вражеской атакой. Но я не знаю, откуда она последует и как мне себя защитить. Вероятно (решаю я) тем, чтобы не принимать никакой оборонительной позиции. Я отчего-то знаю, что пистолет, который у меня всегда под рукой -- "Смит-и-Вессон" 38-й особый, -- окажется бестолку.

Затем я просыпаюсь. Страх испарился, угрозы больше нет. Что и почему? Потом вспоминаю, что недавно читал о Уилли Биоффе, который давал показания в расследовании по делу о вымогательстве, совершенном союзом кинематографистов. Уилли приводил этот шмон в исполнение и продался, дав показания против таких выдающихся личностей, как Фрэнк Нитти ("Официант"), Джио Нос Вишенкой и прочих того же калибра. Десять лет он прожил счастливо в Фениксе под фамилией Нельсон. А потом однажды утром сел в свой пикап и легонько нажал на стартер своими коротенькими толстенькими ножками, которые упокоились на лужайке в некотором отдалении от того, что осталось от грузовичка и самого Вилли Биоффа.

Но я же не Уилли Биофф, несмотря на похожие инициалы... зачем кому-то подкладывать мне под задницу бомбу? Кажется, кто-то или что-то проводит тут какую-то аналогию. Наверное, мы все во всем виноваты.

Несколько снов с поездками на большой скорости в опасных условиях, обычно -- в автомобиле. В таких снах мне физически страшно. За рулем всегда кто-то другой. В машинах водитель -- мой отец. Соотносится, я полагаю, с отчаянной гонкой сперматозоидов к проникновению в поджидающее их яйцо.

Дорога, прорезанная сквозь густой подлесок, дорога составлена из расколотых вдоль бревен, горбылями прибитых к раме. Если смотреть на север, то деревья слева с дорогой заподлицо, точно их сбрили топором. Впереди -просека. Место действия -- северная Канада, Аляска, Сибирь; впереди -озеро. Идет дождь, по краям дороги и впереди -- лужи.

Я -- в машине, и за рулем -- мой отец. Кажется, я полулежу, опираясь головой о плечи отца сзади. Такие дороги, все покрытые жидкой глиной, -скользкие, словно смазанная жиром трава, и я говорю с заднего сиденья:

-- Пап! Прошу тебя -- помедленнее!

Сон много лет назад: в машине, катимся кубарем с дороги, и я вылетаю из своего тела без боли и парю над местом аварии.

Четверг. Для меня -- зловещее совпадение, поскольку я родился 5 февраля 1914 года, а это был четверг. 17 сентября для меня тоже особая дата. Произвольно, но значимо, с потенциалом как для удачи, так и для неудачи.

Было 8 утра, когда я выехал из дому в Лоуренсе с Майклом Эмертоном за рулем своего "БМВ". Дождь хлещет как из ведра, все небо затянуто серо-желтой пеленой. Проезжаем будку сборщика дорожной подати и озеро в карьере, скорость -- 65 миль в час. Тут дождь припускает еще сильнее -так, что дальше капота нашего "БМВ" ничего не видать, и я знаю и начинаю говорить:

-- Христа ради, Майкл, притормози и съедь на обочину, -- и тут машина идет по воде юзом, как гидросамолет, врезается в ограждение, скользит через все шоссе и прямо в кювет. Стоп!

Какой-то миг я не могу пошевельнуться и только бормочу:

-- Мне нужна скорая, -- точно сама моя потребность может материализовать такое приспособление. Затем дверца распахивается, и молодой человек в коричневой ветровке спрашивает:

-- Вы можете идти?

Я обнаруживаю, что идти в самом деле могу -- опираясь на трость и его руку.

-- Лучше отойти подальше, -- говорит он, -- машина может загореться. Другой молодой человек помогает Майклу. Они довозят нас до стоянки дальнобойщиков дальше по шоссе.

-- Вам, парни, повезло, что живы остались.

"Лоуренс Джорнэл-Уорлд", 22 сентября 1992 года. Частные Объявления.

Благодарственная Карточка

Выразить нашу глубочайшую признательность двум молодым автомобилистам, которые помогли нам выбраться из разбившегося "БМВ" в 6 милях от Лоуренса на платной автотрассе в четверг, 17 сентября 1992 г.

Уильям Берроуз и Майкл Эмертон

Майкл Б. Эмертон застрелился 4 ноября 1992 года.

Самое глубоко прочувствованное переживание труднее всего выразить словами. Воспоминания влекут за собой пустоту, остро болезненное осознание невозвратимой утраты.

Из своего окна я вижу мраморную плиту над могилкой Руски... Руски, мой первый и навсегда особенный кот, русский голубой из лесов Восточного Канзаса. Всякий раз, когда я вижу его могилку, на меня наваливается это ощущение пустоты того, где что-то было, а теперь его больше нет и никогда не будет.

В 1920-е годы между фильмами устраивали сценические представления. По большей части я их терпеть не мог, они все тянулись и никак не заканчивались, а мне хотелось кино посмотреть. Помню один случай, когда я был в кино с отцом, и тут поднялся здоровенный костлявый исполнитель и затянул:

Плыву

Плыву

Я плыву.

Это было шестьдесят с лишним лет назад. Куда он плыл? Фильма я не помню, но его даже отсюда вижу очень ясно. Немолод, лет сорок, сорок пять, высокий, угловатый, неуклюжий, толстые красные запястья, рукава слишком короткие, в поношенном синем саржевом костюме...

Что мой отец сказал после представления? "Здоровенный костлявый парняга..."

Все убожество человеческое бьет меня, когда я думаю о том давнем певце.

Помню одну повесть де Мопассана, "Жизнь", процитировать точно не могу. Путешественник останавливается в глубоком ущелье в горах Корсики спросить на ферме дорогу. Шумит поток, под конец дня там уже темно, такая глубокая долина. И женщина, приехавшая из Парижа, из хорошей семьи, вышла замуж за корсиканца и живет в этой долине уже сорок лет. "Чувство заброшенности и ужаса охватило всего меня от мысли о сорока годах в этой уединенной темной долине. Пугающее убожество человеческой жизни, лелеемой в мечтах до самой смерти".