Мареновая роза - Стивен Кинг

– Не знаю – давайте поднесем ближе к свету. Анна взяла картину с двух сторон, перенесла на противоположный край комнаты и установила на стол для пинг-понга. Пять женщин полукругом сгрудились вокруг стола. Нет, оглянувшись, заметила Рози, теперь их уже семеро. К пятерке, спустившись по лестнице, присоединились Робин Сент-Джеймс и Консуэло Дельгадо. Они остановились за спиной у Синтии, заглядывая через ее узкие костлявые подростковые плечи. Рози ожидала, что кто-то из женщин заговорит первой – скорее всего, воцарившуюся тишину нарушит Синтия, – но все продолжали молчать, и когда пауза затянулась, она почувствовала слабый нервный озноб.

– Ну? – проговорила она. – Что вы думаете? Кто-нибудь, скажите хоть слово.

– Странная картина, – заметила Анна.

– Верно, – подтвердила Синтия. – Чудная какая-то. По-моему, я что-то подобное видела, не помню только где.

Анна смотрела на Рози.

– Почему вы купили ее, Рози?

Рози пожала плечами, ощущая непонятный страх.

– Не знаю, смогу ли объяснить толком. Мне показалось, что она... взывала ко мне.

Неожиданная улыбка Анны удивила ее и у нее отлегло от сердца.

– Все правильно, – кивнула Анна. – В этом и состоит суть искусства, как мне кажется, и не только живописи – то же самое происходит с книгами, скульптурой, даже с замками из песка. Иногда произведения искусства просто взывают к вам, вот и все. Словно голоса тех людей, кто их создал, звучат у вас в голове. Но эта картина... она кажется вам красивой, Рози?

Рози посмотрела на картину, пытаясь увидеть ее такой, какой она показалась ей в ломбарде «Либерти-Сити», когда безмолвный язык холста заговорил с ней с такой силой, что она замерла на полпути как вкопанная, и все остальные мысли вылетели у нее из головы. Она посмотрела на светловолосую женщину в тоге маренового цвета (или в хитоне – так, кажется, назвал ее одежду мистер Леффертс), стоящую в высокой траве на вершине холма, снова заметила толстую косу, свисавшую вдоль спины, золотой браслет над правым локтем. Затем она позволила своему взгляду переместиться к разрушенному храму и поверженной статуе

(Бога)

у подножия холма. К предметам, на которые глядит женщина в тоге.

«Откуда ты знаешь, что она смотрит именно на них? Как ты можешь знать? Она же стоит к тебе спиной! Ты ведь не видишь ее лица!»

Да, все верно... но ведь ей больше не на что глядеть, разве не так?

– Нет, – медленно проговорила Рози. – Я купила ее не потому, что она показалась мне красивой. Я купила ее потому, что она показалась мне сильной. Она остановила меня на пути; значит, она действительно обладает какой-то силой. Разве для того, чтобы считаться хорошей, картина обязательно должна быть красивой, как вы полагаете?

– Нет, – ответила Консуэло. – Вспомни Джексона Поллока. Его произведения никто не мог назвать красивыми, но энергии в них, хоть отбавляй. Или Диана Арбус, например.

– Это еще кто такая? – поинтересовалась Синтия.

– Знаменитый фотограф. И знаменитой она стала благодаря снимкам женщин с бородой и портретам карликов с сигаретами в зубах.

– Ух ты. – Синтия задумалась над услышанным, и ее лицо внезапно вспыхнуло светом пойманного воспоминания. – Точно! Я уже видела однажды эту картину на одной званой вечеринке с коктейлями. В художественной галерее. Галерея принадлежала парню по имени Эпплторп, Роберт Эпплторп, и представляете, что потом оказалось? Что он развлекается с другим парнем! Серьезно! И по-настоящему, не понарошку, как те, что на обложках журналов для педерастов. Он старался, прилагал все усилия, работал не на страх, а на совесть. Вы даже не представляете, что мужик может иметь такую ручку от швабры между...

– Мэпплторп, – сухо произнесла Анна.

– Что?

– Мэпплторп, а не Эпплторп.

– Возможно. Я не помню точно.

– Он умер.

– Да? – нахмурилась Синтия. – От чего же?

– От СПИДа. – Анна не сводила глаз с картины Рози и говорила рассеянным тоном. – Известного в некоторых кварталах как болезнь гомосексуалистов.

– Ты говоришь, что уже видела эту картину, – пророкотала Герт. – Где ты ее видела, кротка? В той же художественной галерее?

– Нет. – Пока речь шла о Мэпплторпе, на лице Синтии читалась явная заинтересованность, теперь же ее щеки порозовели, а уголки рта изогнулись в слабой защитной улыбке. – И вообще, это была не та же самая картина, знаете, но...

– Давай, рассказывай, – сказала Рози.

– Отец мой был священником методистской церкви в Бейкерсфилде, – начала Синтия. – В маленьком городке Бейкерсфилд в штате Калифорния, я оттуда родом. Мы жили в пасторате, и в маленьком зале для встреч на первом этаже висело несколько старых картин. Портреты президентов, пейзажи, натюрморты с цветами, собаки. Ну да они, впрочем, не важны. Их попросту вешали, чтобы стены не казались слишком голыми.

Рози кивнула, вспоминая картины, которые окружали ее в пыльном ломбарде «Либерти-Сити» – изображавшие гондолы в Венеции, фрукты в вазе, собак и лис. Точно, эти предметы вешают на стены, чтобы те не выглядели слишком голыми. Рты без языков.

– Но там была одна... которая называлась... – Она нахмурилась, сосредоточенно копаясь в памяти. – Если не ошибаюсь, она называлась «Де Сото смотрит на запад». На ней был изображен мужчины в шляпе, похожей на тарелку, окруженный группой индейцев. Он стоял на скале и смотрел через вытянувшийся на многие мили лес на огромную реку. Миссисипи, наверное. Только дело в том... понимаете...

Она окинула их растерянным взглядом. Ее щеки порозовели еще сильнее, улыбка исчезла. Неуклюжая повязка над ухом казалась очень белой, бросалась в глаза, словно необычное устройство, и Рози успела удивленно подумать – далеко не в первый раз со дня своего появления в «Дочерях и сестрах», – что мужчины почему-то бывают очень жестокими. Почему так происходит? Что с ними? Им чего-то не хватает или же в них с рождения есть нечто неправильное, выходящее из строя, как некачественная плата в компьютере?

– Продолжайте, Синтия, – сказала Анна. – Мы не будем смеяться. Правда же?

Женщины согласно закивали головами. Синтия соединила руки за спиной, как школьница, которую вызвали к доске прочитать перед всем классом выученное наизусть стихотворение.

– Значит, так, – заговорила она непривычно тихим голосом. – Мне казалось, что река движется, и я не могла смотреть на картину спокойно. Картина висела в комнате, где отец проводил вечером по четвергам библейские чтения для учеников местной школы, и я заходила туда, иногда садилась напротив картины и глядела на нее. Могла смотреть не отрываясь час, а то и больше, как в телевизор. Смотрела на реку, которая двигалась, или сидела, ожидая, когда она двинется. Мне было лет восемь или девять. Ага! Я точно помню, что думала: если река движется, то рано или поздно по ней проплывет плот или лодка, или каноэ с индейцами, и тогда я узнаю наверняка. А потом я вошла однажды в комнату, а картины нет. Наверное, мать заглянула ненароком, увидела, как я сижу, словно мумия, перед картиной, и, знаете...