Занимательная музыкология для взрослых - Владимир Александрович Зисман

Этот интервал — своего рода национальный маркер в самом широком смысле. В опереттах И. Штрауса, Ф. Легара или И. Кальмана — это однозначное обозначение того, что сюжет развивается не просто в Австро-Венгрии, а конкретно в венгерском культурном и национальном пространстве.

В «Кармен» Ж. Бизе в теме любви, трагической и жгучей, увеличенная секунда говорит о цыганском этносе.

В русской оперной музыке достаточно вспомнить томные «Пляски персидок» из «Хованщины» М. П. Мусоргского, чтобы согласиться с тем, что мои дальнейшие комментарии по этому поводу излишни.

Вот, собственно, и все. Увеличенная секунда — это песня без слов, которая мгновенно даст вам понять, с кем вам предстоит иметь дело. А именно, с венграми, цыганами, евреями, персами, половцами и печенегами.

Кстати, о фригийском ладе

Древние греки дали ладам названия по именам народов Средиземноморья, для мелодики которых эти интонации были наиболее типичными. Но в течение тысячелетий кто-то что-то напутал, в наши дни фригийским называют лад, который греки называли дорийским, и наоборот. Идейно-политически это несущественно, потому что Платон оба лада считал достойными настоящего государственника.

Если вы хотите услышать мужественные интонации фригийского лада, вам достаточно вспомнить самое начало «Богатырской симфонии» А. П. Бородина или испанское фанданго, которое идеально воплотилось в опере «Кармен», а конкретно в Антракте к четвертому действию.

Вот эта несгибаемая «упертость», свойственная интонации фригийского лада, на мой взгляд, совершенно гениально прописана в окончании куплетов песни «Баллада о солдате» В. П. Соловьева-Седого (на словах «Шел вперед солдат»).

Додекафония

Характерными признаками такой музыки является отрицание основных принципов классической музыки, проповедь атональности, диссонанса и дисгармонии, являющихся якобы выражением «прогресса» и «новаторства» в развитии музыкальной формы, отказ от таких важнейших основ музыкального произведения, какой является мелодия, увлечение сумбурными невропатическими сочетаниями, превращающими музыку в какофонию, в хаотическое нагромождение звуков.

Из Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) Об опере «Великая дружба» В. Мурадели 10 февраля 1948 года

Размытие тонального и ладового мышления началось задолго до экспериментов Арнольда Шенберга.

Строго говоря, первой незаметной песчинкой, которая стронула эту лавину музыкально-исторических процессов, было как раз принятие музыкальным социумом равномерно темперированного строя как стандарта, позволившего путешествовать между тональностями. И если венские классики еще держались «в рамочках», то поколение композиторов, родившихся в 10-е годы XIX века, уже ментально не было связано с традициями тональных ограничений. Достаточно вспомнить Р. Шумана (1810), Ф. Шопена (1810), Р. Вагнера (1813) и Берлиоза, который был чуть постарше (1803), но принадлежал к этой же компании. А Ференц Лист (1811) пошел еще дальше, написав в 1885 году «Багатель без тональности», уже в самом названии продекларировав прощание с традициями. Дальше были Клод Дебюсси, Скрябин, Стравинский — композиторы, во многих произведениях которых понятие тональности уже размывалось практически до полного исчезновения.

Строго говоря, ничего из ряда вон выходящего в этом нет. Додекафония — это техника композиции, которая использует все имеющиеся в наличии двенадцать нот в той степени, в какой они связаны между собой серией, то есть исходным модулем, из которого и произрастает произведение. При этом запускаются закономерности, в которых ладу, тональности и другим особенностям, присущим мажору и минору, уже нет места.

Теперь, более чем семьдесят лет спустя, я могу позволить себе выразить осторожное несогласие с некоторыми положениями Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 10.02.1948 года. (Тем более что десять лет спустя его все равно отменили.) Я уж не говорю про скрипичный концерт и оперу «Воццек» Альбана Берга, я не говорю про огромное количество музыки кино, которая, будучи одновременно и атональной, и додекафонной, будучи иной раз даже сумбуром вместо музыки, прекрасно передает эмоциональный ряд, то есть делает ровно то, что и должна. Более того, на родине танго в Буэнос-Айресе я слышал танго (и видел тоже, разумеется), написанное в технике додекафонии, и уверяю вас, оно было не хуже любого традиционно написанного танго.

P. S. Разумеется, это далеко не все лады. Есть еще целый ряд ладов, дошедших из Древней Греции, как, скажем, лидийский, который появляется то у Моцарта в пьеске Pastorella из маленькой сюиты под названием «Музыкальная галиматья» K.32, то в теме Йоды из «Звездных войн», есть джазовые звукоряды, где терция внутри квинты, о которой еще в 1558 году писал Джозеффо Царлино, раздваивается и становится той самой блюзовой терцией, звучащей и у Гершвина, и у Армстронга, и у любого исполнителя блюза, есть ладовые системы Оливье Мессиана и есть нечто совершенно неописуемое, что творит Джейкоб Кольер…

Нет, ладовая музыка еще не закончилась.

Занимательная гармония

Буквально пара слов. Для ясности. Антинаучно, вульгарно, цинично, но по делу.

Так пусть же станут для вас,

Как Ленин, Энгельс и Маркс,

Наши славные три аккорда…

…Вот это первый,

А вот второй,

А это третий, и все!

Группа «Дети». Песня «Три аккорда»

Действительно, все, что вы хотели узнать о гармонии, но боялись спросить, достаточно полно сформулировано в эпиграфе. В нем в художественной форме изложена вся структура европейской ладовой системы и системы тяготений (это понятие встречается в этой книге впервые, но ничего страшного в этом нет, потому что книга еще не закончилась).

Всякое мало-мальски приличное произведение последних примерно четырехсот с лишним лет заканчивается на тонике, то есть на ноте или аккорде, которые психологически воспринимаются как максимально устойчивые и, в сущности, не требующие продолжения банкета.

Если вы вспомните мощный аккорд, которым заканчивается любое произведение для органа, то вот это оно самое, тоника.

Если вы споете: «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке…», а потом неожиданно замолчите и уйдете, ваш визави почувствует сильнейший дискомфорт, который можно снять, лишь допев: «…водку пил».

Тоника — это музыкальная и психологическая функция, это нота, совпадающая с названием тональности до такой степени, что это является тавтологией. Тоникой в до мажоре является нота до, а в фа-диез миноре — фа-диез.

Доминанта — это вторая по значимости функция. Ее главная задача и потребность — создать напряжение с тем, чтобы перейти к тонике, или, как говорят люди, которые на этом не одну собаку съели, разрешиться в тонику.

Мне кажется, наиболее наглядный пример того, как это работает, — это процесс чихания. Если бы я процитировал, скажем, что-нибудь из Чехова или Диккенса, там, где персонаж засовывает в нос щепотку нюхательного табака, оно было бы, конечно, культурнее и убедительнее…

Впрочем, и Гоголь неплох: «Не угодно ли вам понюхать табачку? Это разбивает головные боли и печальные расположения; даже в отношении к геморроидам это хорошо».

«Ап… ап…