Трефовый валет - Барбара Мецгер

– Да никто не подумает, что вы – мать Харриет, потому что, если люди вспомнят об убийстве, они также вспомнят, что мать девочки была его жертвой. А это уже кое-что.

Но Элли понимала, что, когда людям хочется думать дурное, «кое-что» – для них недостаточно.

Джек налил ей еще чаю и пододвинул ободряющим жестом почти пустую тарелку с пирожными.

– Мы сходим в контору этого скандального листка и заставим их напечатать опровержение. Они сразу же увидят, что вы – всего-навсего школьная учительница. – Никто не примет эту безвкусно одетую женщину за легкомысленную особу, в этом Джек был совершенно уверен, особенно если она будет одета в это темное платье, поношенный плащ, мятую шляпку и драные перчатки. Никто не поверит, что мисс Силвер – одна из любовниц Безумного Джека. Хоть раз его репутация поклонника красивых женщин сослужит ему добрую службу. Естественно, капитан не мог успокоить тревогу Элли, объяснив ей, что она слишком некрасива. И единственное, что он мог сказать, это то, что ее язык и манера держаться – все выдает в ней образованную и умную леди.

Однако Элли это не убедило. Никто в конторах по найму не признал ее достойных качеств.

– Мы покажем им ваши рекомендации из школы миссис Семпл и расскажем, что ваш отец был известным ученым и деятелем в области просвещения. Репортеру придется напечатать опровержение, либо я пригрожу газетке судебным преследованием. Это, – Джек постучал по газете, – из ряда вон выходящая клевета, неправда.

– А что, если репортер заявит, что у него есть факты из надежного источника?

– Поверьте мне, издателям не захочется оскорблять графа Карда, а Туз серьезно оскорбится. Мой брат не любит, когда наше имя валяют в грязи вот таким образом.

– Но ваш брат живет в деревне. С какой стати этот писака станет беспокоиться о правде, когда его измышления повышают продажу его газеты.

– Не бойтесь, он напишет другую историю. Это, в сущности, просто. Если он этого не сделает, я ему все кости переломаю.

Если говорить честно, Элли не могла винить одного капитана Эндикотта в своих неприятностях. Именно ее гордость и нрав виноваты в том, что она вздумала похваляться своими родными, и именно она настояла, чтобы мисс Пуатье изгнали из воспитанного общества, если только Харриет можно назвать воспитанной, – в данный момент девочка вытирала губы скатертью. Присутствие Рашели не соответствовало представлениям Элли о тонкой чувствительности, поэтому мисс Пуатье лишили ее прибыльного места по ее, Элли, распоряжению.

Но все-таки она не из тех, кто может позволить трепать свое имя в колонках сплетен, и не из тех, кто спокойно будет терпеть, как ревнивые, с дурным характером женщины мстят ей.

Что ж, ей придется остаться в «Красном и черном». Выбора у нее не было.

Но почему ей так не повезло! Почему капитан оказался владельцем этого нехорошего заведения? Почему он не был настоящим отпрыском благородного семейства, живущим в великолепном доме с бесчисленными старыми тетушками и жениной родней! Он мог бы тратить свой доход на пари, а не зарабатывать на жизнь карточной игрой. Он мог бы быть респектабельным человеком.

Да, но в таком случае он мог бы быть женат.

Почему-то эта мысль казалась Элли отвратительной, невыносимой. Если бы у капитана была жена, у нее, Элли, была бы репутация, работа и будущее. Однако слово «жена» извивалось у нее в голове, как червяк, и вызывало тошнотворное чувство. Нет, эти желудочные спазмы начались у нее из-за душевного расстройства. Настроение было настолько испорчено, что она даже не могла смотреть на пирожные. Судя по всему, обедать она тоже не сможет. Но по иной причине. Как она встретится с другими женщинами в столовой? Ведь все они знали правду и думали, что статья в газете – просто шутка по адресу кэпа Джека, на которого спихнули чужую дочку и женщину, не являющуюся его любовницей. Конечно, они смеялись, эти девушки, сдающие карты, и дамы полусвета, служащие в клубе, потому что у них не было доброго имени, которое можно было потерять. Но у нее, Элли, украли нечто ценное, и она была подавлена этим, как если бы потеряла отцовские часы или обручальное кольцо матери. Она не могла бы сидеть за столом и слушать, как дамы из клуба капитана Эндикотта болтают о своих друзьях-мужчинах и обсуждают то, сколько надеются заработать сегодня ночью.

Она не хотела видеть также и озабоченного лица капитана. Он сказал, что может заставить газету публично отказаться от своих утверждений, но сказал он это как-то неуверенно, поскольку, как и она, понимал, что гвоздь, вбитый в стол, оставляет след, даже если его вынуть.

И что же теперь делать?

Она, конечно, может уехать. И ей даже следует уехать – взять все свои деньги, заказать место в карете, выезжающей из Лондона… Уехать как можно быстрее от сплетен и как можно дальше от повес с обаятельными манерами – но куда?

В Бат? Тем много старых больных женщин, а им иногда требуются компаньонки и сиделки, или в Манчестер, где фабриканты-магнаты хотят, чтобы их дочери обучались благородным манерам. Но ни в одном из этих мест она никого не знает – да и вообще ни в каком другом месте, – кто мог бы предложить ей жилье или работу. Если жители отдаленных районов получают лондонские журналы, имя Элли может добраться туда гораздо раньше, чем доберется она сама. Она может потратить деньги на поездку и питание, остальное – на жилье, но при этом не найти работы.

Этой мысли было достаточно, чтобы кому угодно стало не по себе, особенно женщине, которую выставили из родительского дома после смерти отца. Лишенная всего, сбитая с толку тем, что ее любимые родители не обеспечили ее, Элли была тогда в ужасе. И теперь она опять была в ужасе.

А Харриет? Разве она может бросить бедную малышку?

С легкостью, как ей по большей части казалось, и с чистой совестью. Но иногда, вот как теперь, этот ребенок был приятен, словно леденец на палочке. Девочка пообедала и поднялась наверх, прихватив про запас тарелку с пудингом. Она очень старалась вести себя тихо, потому что понимала – Элли неважно себя чувствует и расстроена. Теперь Харриет была просто ангелом. Сидела за туалетным столиком и рисовала.

Она рисует? Элли сняла со лба салфетку, смоченную в лавандовой воде, спрыгнула с кровати, чуть не споткнувшись по дороге о собаку, и выхватила из рук подопечной румяна, губную помаду, пудру и маленькую баночку с чем-то темным.

– Немедленно вымойте лицо, юная леди! – приказала Элли, протягивая руку за снятой салфеткой. – Сию же минуту!

И не дожидаясь, когда девочка возьмет салфетку, Элли принялась оттирать ее щеки; она не жалела сил, стараясь удалить грим, а если удастся, то и веснушки с лица Харриет.