На крыльях - Петроний Аматуни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из-за леса выскочила поляна, на ней домики, а возле одного из них женщина с двумя детьми. Капитан махнул рукой: — садись! Убрал газ и приземлился так, что самолёт после пробега остановился около женщины. Капитан обменялся с ней несколькими фразами, что-то пометил на своей карте и крикнул:
— Поехали!
Это было подходящее слово. Свернули влево, и я первый раз в жизни пересёк линию фронта… Почему-то я невольно внимательней стал всматриваться в местность, точно отыскивая на ней эту грозную линию. Но в природе ничто её не указывало, природе безразлично… Однако сам я понимал, что зато мне это небезразлично. Поймал себя на том, что все чувства мои обострились, и я стараюсь вести самолёт особенно точно, будто сдаю трудный зачёт по технике пилотирования.
Снова поле… Косари. Сели с хода. К нам подбежали старик и несколько женщин.
— Где фашисты? — отрывисто спросил Сушко.
— В нашем хуторе, — ответил высокий и сутулый голубоглазый старик с белой бородой и жёлтыми от махорочного дыма усами.
Капитан задал ещё несколько вопросов и делал записи.
— Немцы! — вскрикнула женщина. — Улетайте, родимые!
Мы оглянулись. Позади, из хутора, к нам бежали гитлеровцы. Я немедленно дал газ и, лавируя между стогами сена, взлетел и «поехал» дальше. Всего мы в тот день сделали 12 посадок: восемь — у себя и четыре — за линией фронта. Капитан был доволен, усталость как рукой сняло, а глаза возбуждённо горели.
Выполнив задание, мы сели на поле у лесной опушки, в районе расположения дивизии, и капитан отправился в штаб, чтобы связаться с командующим армией.
— А вы подождите меня возле машины, — сказал он.
Подрулив к самому лесу, я замаскировал самолёт ветками и лёг на мягкой густой траве. Только сейчас я понял, что чертовски устал: трудно летать на таких ничтожных высотах и зорко следить за землёй, чтобы не зацепиться за неё, да и крутиться весь день под носом у врага — дело, оказывается, не такое уж лёгкое.
Капитан всё ещё не возвращался. Обстановка стала заметно меняться: стреляли уже совсем рядом, мимо меня то и дело быстро проходили бойцы в одиночку и группами. Было ясно, что они отходили на новый рубеж…
— Улетел бы лучше отсюда, — советовали некоторые. — А то подобьют твой лимузин, на себе его не потянешь!
А капитана всё нет. Осмотрел машину, изменил маскировку, чтобы сразу можно было вырулить, и, конечно, нервничал. А за спиной всё глуше шумел темнеющий лес. Беспокойство моё росло с каждой минутой, и я уже не только не лежал на траве, а беспрестанно ходил вокруг самолёта, прислушиваясь к каждому звуку.
Дважды я забирался в кабину с явным намерением излететь, но брал себя в руки и решил, что взлечу, когда все сроки ожидания истекут или обстановка вдруг сложится невыносимой и явно угрожающей целости самолёта.
Стемнело.
Но когда терпение моё иссякло, я, наконец-то, увидел бегущего ко мне капитана. Две-три минуты спустя мы вырулили на середину поля, и я дал газ. Но вместо того, чтобы излететь, самолёт еле-еле пробежал метров сто и остановился. Убрав газ, я выпрыгнул из кабины: на ось шасси намотался лен. Распутать руками невозможно. Вдвоем с капитаном, действуя ножами, очистили шасси и кое-как отрулили в сторону на полосу овса. Там мы опять попытались взлететь, но колёса как бы тонули в мягкой и рыхлой почве и скорости не хватало.
Только в третьей попытке мне удалось буквально оторвать самолёт от земли и повиснуть над ней почти в трёхточечном положении. Впереди медленно надвигалась тёмная стена леса… Как быть? Что делать? На эти вопросы я должен был ответить сам, на чью-то подсказку надеяться нечего.
С трудом я вышел из этого положения: с ничтожным креном сделал над землёй что-то вроде круга — возле самой кромки леса, набрал скорость, а потом высоту и полетел над деревьями…
Ну и взлёт! Сушко тоже очень обрадовался, когда мы, наконец, всё-таки взлетели.
Площадку штаба армии я отыскал быстро, несмотря на тёмную ночь. Но как сесть на неё, когда нет (да и не полагалось) ни крошки света?! Много бывает в жизни трудных вещей: не только акробатические взлёты, но и весьма замысловатые посадки. А такую посадку, то есть в полной темноте, на узенькую и короткую полоску неровной земли, да ещё зажатую с трёх сторон высоким густым лесом, такую посадку я производил впервые.
Планировал на моторе, прошёл над деревьями и, задрав машину, стал на газу плавно «проваливаться» в какой-то бездонный чёрный колодец. Мне кажется теперь, что землю я почувствовал даже раньше, чем самолёт коснулся её колесами. Но, скорее всего, это произошло одновременно, и я тотчас же убрал газ…
Короче — сел нормально и испытал особое замечательное чувство удовлетворения. Честное слово, если бы задание было пустяковое, а сам полёт легким, то я бы и не запомнил всех приключений этого дня. А сейчас, когда я пишу эти строки, по-настоящему понимаю, почему пошёл в авиацию. Преодоление трудностей во имя важного, в общественном смысле, дела — облагораживает и возвышает человека».
«Сентябрь 1941 г. Ура «козлу»! Сегодня он меня выручил из очень большого затруднения… Честное слово, на войне иногда всё бывает наоборот, — если, конечно, вовремя сообразишь.
В общем, вчера выполнял я несколько своеобразное задание: вылетел в расположение Н-ской части с целью доставить (лично!) важные документы. Приказано: сесть во что бы то ни стало, даже если придётся подломать машину. А такой приказ последовал потому, что указанный штаб расположился в на редкость не удобной для меня местности. Сразу видно, что в этом штабе нет ни одного авиатора.
Прилетаю… Глянул сверху и ужаснулся: кругом лес да овраги и только в километре от штаба виднеется прогалина. Стал кружить над ней. С севера и запада — густой лес. С востока — кустарник на буграх. С юга — тоже лес.
Скучно.
Продолжаю изучать саму площадку. Она прямоугольная, примерно 100 X 200 метров. Ветер с запада, значит, подходы открыты: над кустарником я смогу планировать на малой высоте и сесть против ветра. Но вся беда в том, что примерно первую треть площадки пересекает с юга на север дорога и канава, у которой один берег возвышенный, вроде бруствера.
Нельзя сесть — это ясно. Ломать машину?
И тут меня осенило! Вспомнил я, как перед самостоятельным вылетом летал с инструктором Веселовым на исправление ошибок при посадке. Он устраивал мне высокие выравнивания, взмывания и «козлы», а я исправлял их. И вот в одном заходе Веселов перестарался и дал мне такого «козла», что самолёт, ударившись о землю, отскочил от неё метра на полтора и так быстро потерял скорость, что я едва успел посадить машину.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});