Голова - Генрих Манн

Он уселся у самых ее колен.

— Глупы мы были бы, если бы вздумали стесняться, — заявил он прямо и бесцеремонно.

Тут она испугалась, в лицемерном порыве у нее вырвалось признание:

— Меня убедили, что я сделаю доброе дело, если спасу Алису от искушения.

— А! Вы приняли на себя этот крест. А кто убедил вас поступить так? — Он подумал: «Тот же, кто научил вас предостеречь Эрвина от меня, как от интригана».

— Я сразу увидела, что мы с вами пара, — сказала она, снова пугаясь.

— Это по всему ясно, — подтвердил он и передвинул руки со своих колен на ее.

— Нам не в чем упрекать друг друга и давать отчет тому, кто ничего не замечает.

Совсем близко послышался повелительный голос Ланна. Альтгот торопливо поднялась.

— Уйдите отсюда! Ступайте через коридор в соседнюю комнату!

Он послушался и застал всех домашних уже за столом. Ланна, его дети, Мангольф и Толлебен негромко беседовали между собой. Мангольф недоверчиво оглядел входившего, но Ланна протянул ему обе руки и шумно перевел дыхание, словно у него давило под ложечкой. Прием, оказанный молодой графиней, был задумчив, серьезен, еще овеян той глубокой тоской, что из темноты ночи дуновением коснулась его заблудшей души. «Где я был после этого? Что сейчас произошло?» Он опустил перед ней взор. Но тотчас почувствовал, что согласится решительно на все, только бы жить под взглядом этих глаз.

Молодой Эрвин к обычной рассеянной улыбке добавил сознательное и многозначащее рукопожатие. «Мы друг друга поняли, — говорило пожатие. — Перед высоким мнением о вас моей сестры бессильны всякие наветы». Но Толлебен едва наклонил голову, когда Терра здоровался с ним. Тем более изысканными фразами поздравил его Терра с предстоящей женитьбой. Напыщенный юнкер только скалил, но не разжал зубы. Ввиду наступившего молчания, Ланна пояснил:

— Они обручились здесь под рождественской елкой, мы не успели этому помешать.

Но и это не встретило отклика. К счастью, появилась Альтгот. Ее тщетно искали у нее в комнате.

— Я писала письмо рядом. Вас не было слышно.

Взгляд, которым она обменялась с Мангольфом, не оставил у Терра никаких сомнений.

Нахмуренное чело статс-секретаря, молчание, которое он распространял вокруг, нарочитость, с которой он смотрел мимо Толлебена, — все свидетельствовало, что ему что-то не по нутру. Быть может, предстоящая свадьба? Союз его сотрудника с Кнаком, усиливающий их позицию против него? Возможно, он чувствовал тут угрозу своей независимости, своей будущности. Ланна умел быть приятным императору, в то же время укрощая его, умел самым деликатным образом надевать на рейхстаг намордник. До последнего времени он был в ладах и с военной партией, она считала его своим человеком. Сейчас впервые перед удачником возникла нешуточная опасность. Но в тот же миг ему посчастливилось напасть на молодого человека, который, по всем данным, никогда бы не получил доступ в их круг, и именно он-то, будучи случайно на ножах с Толлебеном, мог предотвратить опасность. Терра понимал: «Я собираюсь погубить Толлебена по родственным соображениям, — но стал ли бы я так решительно действовать против него, если бы не поймал его на интригах и против его начальника? — Он продолжал допытываться у самого себя: — А ради чего я забочусь об этом благодушном эгоисте? Он — ее отец».

Ему стало не по себе. Он был здесь, завязывал отношения и совершал необдуманные поступки только потому, что последовал за ней. Она заговорила с ним; он отвечал спокойно, и под спокойный разговор сердца их забились в унисон. Он обращался не иначе как влево, к Альтгот, и при этом впитывал в себя окружающую обстановку, большую и низкую комнату старинной усадьбы, где в самом уютном углу круглый стол был озарен пламенем восковых свечей. Лампа под надвинутым абажуром освещала вдали неуклюжую консоль упадочно-ампирного стиля. В промежутке лишь бронзовые украшения на разбросанной по комнате мебели мерцали из полутьмы.

«Тут витает моя судьба. От меня зависит схватить ее».

Его внутренняя напряженность, очевидно, все-таки проглядывала наружу; граф Ланна на миг перестал жевать, специально, чтобы ободрить его.

— Я не забыл о вас, мой юный гость. Позднее, когда в доме станет спокойнее, я буду вас ждать у себя для небольшой беседы. — При этом он кивнул на левую дверь. — Где же государственному деятелю, трудящемуся для потомства, искать поддержки, как не среди интеллектуальной молодежи? — И с довольно двусмысленной усмешкой он вновь занялся едой.

— Если угодно мое мнение, то я всякий раз, как заговорят об интеллектуальной молодежи, стою за унтера Пифке, — без обиняков заявил Толлебен.

Пауза. Мангольф и Терра обменялись отчужденным взглядом.

— А если вас никто не спрашивает? — подняла голос молодая хозяйка.

Но Терра, которому следовало поблагодарить ее, почувствовал раздражение за то, что она взяла его под защиту. «Мне зависеть от нее, когда она сама не выдержит испытания». То, что Альтгот нашептала ему, внезапно возымело действие. Оскорбленный до глубины души, он вскипел, скомкал салфетку и собрался швырнуть ее в голову врагу. Толлебен ждал, сдвинув взъерошенные брови. Мангольф и Эрвин ничего не видели или притворялись, будто не видят; граф Ланна, не отрываясь, ел так торопливо, словно ему самому предстояло путешествие. Но Терра почувствовал, что справа и слева его схватили за руки.

Наконец Толлебен попросил разрешения удалиться, время не терпит.

— Мы вас больше не увидим? — бросила графиня Алиса через плечо и, не дожидаясь ответа, прошла в соседнюю комнату, Альтгот за ней.

Итак, Толлебен пока что исчез. Терра смотрел ему вслед, словно осиротев, но тут к нему подошел Мангольф.

— Директор боится своего Морхена, — сказал Мангольф. — А зять Морхена хорохорится.

— Бог рассудит нас с ним! — страстно произнес Терра и выбежал из комнаты.

Мангольф считал, что ему по праву надлежит знать, о чем беседуют дамы. Он огорошил молодого Эрвина какой-то эстетической проблемой и, говоря без умолку, оттеснил в маленькую гостиную. Как ни болтал он сам, от него не ускользнуло ни одно слово из тех, что произносились под лампой. Сперва дамы говорили вполголоса.

— И вы очень гостеприимны, милая Альтгот. Я приняла участие в госте, когда его хотели обидеть. А вы его все время закармливали, — мне казалось, вы вот-вот его погладите.

— Я готова на это, дитя мое, лишь бы у вас не явилось такого соблазна. Ваш отец согласен со мной.

— Смелое утверждение. Папа приставил вас ко мне, потому что у так называемой свободной женщины зорче взгляд. — Она выпалила это, побледнев и не понижая голоса.

Альтгот успокаивающе коснулась руки своей питомицы.

— Я серьезно отношусь к своей задаче. Мне в жизни всего важнее мое доброе имя. Но то, что я сейчас вижу, дитя, вынуждает меня пойти на жертву.

— Я прямо трепещу за вас.

— Избави бог, чтобы мне когда-нибудь пришлось трепетать за вас, — сказала Альтгот с достоинством, но уже не так спокойно. Она отошла на несколько шагов, Эрвин подсел к сестре. Мангольф словно невзначай встретился с Альтгот; она прошипела: — Вы доведете меня до беды.

— Настанет миг, когда эта девочка на коленях будет благодарить вас за вашу преданность, — возразил он.

Терра добежал до верхней площадки, когда Толлебен захлопывал дверь своей комнаты. Он подождал его внизу у лестницы, потом вышел во двор и убедился, что экипаж стоит наготове и кучер уже на козлах. Терра поглядывал на экипаж; у него было искушение забраться туда, чтобы там лицом к лицу встретить врага и потребовать у него объяснения, которого он жаждал. Так как он, нервно дымя папиросой и вытягивая шею, без конца шагал перед экипажем, кучер забеспокоился, слез с сиденья и стал наблюдать за ним; Терра вынужден был убраться. Вдруг решив, что Толлебена обязательно позовут еще в гостиную, он поднялся снаружи на террасу и прильнул лицом к стеклу. В комнате теперь горела только лампа на отдаленной консоли.

Должно быть, враг сейчас войдет туда, — тогда Терра переступит порог и вырастет перед ним из мрака. Тут ему послышался шум, как будто лошади уже трогали. Он одним прыжком соскочил в сад, повернул за угол — и в дверях столкнулся с Толлебеном.

— Два слова!

— У меня нет ни минуты времени!

— Два слова! — с угрозой, с презрительной угрозой.

Подхлестываемый этим взглядом, Толлебен вынужден был, опустив голову, идти туда, куда гнал его Терра. Добравшись до большой гостиной, Терра, прежде чем остановиться, описал перед ним полукруг. Не надо начинать сразу, лучше сперва поторжествовать над врагом, который ждет своей участи, пойманный и сдавшийся. «Вот он — враг! Чуждый по речи, с другим складом тела и духа, плоть его мне мерзка, а кровь для моей крови яд, — зверь из бездны с кровожадными глазами, для которого до конца дней у меня найдется одно только слово: „умри“!