Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова

грудки, рубашка затрещала, притянул к себе, заглянул в глаза: голубое небо заволоклось дымкой презрения и злости. Нестеров мог закричать, мог попытаться вывернуться, но только сопел, повиснув на жилистой руке Тимофея. Сражался молча, как мужик. Тим это оценил.

— Слух в порядке? — неожиданно спросил он своего соперника.

Нестеров не ответил, только кивнул. Тимка удовлетворенно кивнул.

— Значит, открываем локаторы и слушаем очень внимательно. Ты ее бесишь, так что держись подальше. Заметь, я ни на что другое не намекаю, не объясняю, просто говорю, что ты ее бесишь. Ты не лезешь к ней, я не трогаю тебя. Расклад ясен?

Нестеров не любил драться, не любил конфликты. Он мог дать сдачи, но не тогда, когда заведомо известно, что проиграет. А тут этот наглый старшеклассник…

— А ты не староват для нее? Она еще маленькая! — только и успел он сказать.

Тимофей усмехнулся.

— А что я, по-твоему, с ней собираюсь делать?

— А то я не знаю! Все знают, что ты с Кариной…

Но договорить он не успел. Тим не собирался бить ребенка, а парнишка виделся ему, возмужавшему и раздавшемуся в плечах, именно ребенком, но тут не выдержал. Ткнул несильно под ребра и выпустил скомканную рубашку. Нестеров хрипел, кашлял, держался за живот, но уж как-то театрально. Тим поджал брезгливо губы.

«Эх, и чего меня на этом вечно выносит?»— подумал устало.

— Харэ кривляться, — буркнул он Нестерову. — Мужик ты в конце концов или баба?

И парнишка выпрямился, глянул на Тимку, открыл уже было рот, но Тим опередил:

— Узнаю, что об этом треплются — урою! Усёк?

И Нестеров струхнул. В льдистых глазах была стужа. Сейчас Тим и правда мог ударить, да так, что мало не покажется. Уваров посмотрел на противоположную сторону дороги. Лера уже успела уйти. Скорее всего уже дома, так что пасти Нестерова незачем, поэтому Тим развернулся и пошел домой.

Карина… Всё произошло еще прошлым летом. Мама с Дашухой укатили на какой-то фестиваль в Вологду на три дня, мужчины отдыхали.

Чья-то квартира… Подростки и алкоголь.

Тимка почти не пил. Понимал, что возвращаться домой, не желал расстраивать батю, да и самому блевать по углам не хотелось. Он был зол. Всё из-за девчонки. Другой девчонки. Той, что ему казалось, он любил. … А она ушла. Ушла к другому. Прямо у Тимки на глазах миловалась с ним, дразнила, и парень сходил с ума! Вот Тимку и понесло, а под рукой была та, с кем всё можно…

Потом наступило отрезвление, и душу одолевало чувство омерзения по отношению к самому себе… Ведь его любовь-заноза рассталась со своим парнем и вернулась к Тиму. И он простил, потому что и сам был виноват не менее…

Прошло столько времени, а история повторятется. Девчонка так и приходит к нему. Просит прощение. И он, как дурак, прощает ее, вновь и вновь наступая на те же грабли. Его любовь-отрава Кира Волкова.

[1] Да, кроссовка – слово женского рода.

Глава 20. Случайности не случайны.

Случай — псевдоним Бога,

когда Он не хочет подписываться

собственным именем.

Анатоль Франс

Сегодня тренер так издевался, что тело стонало каждой клеточкой. Нику хватило наглости явиться на тренировку, вот только закончилось всё плохо. Даже хуже. Никита не собирался тренироваться, он просто хотел поговорить с Иванычем, но тот слушать не стал. И выдал: Тимка на соревнованиях будет участвовать вместо Ника. Парни попытались сопротивляться, да куда там… Иваныч даже орать не стал. Сказал лишь одно:

— Считай, этот год у тебя баскетбольный. Поговорим в сентябре.

На Никиту было страшно смотреть. Тимка не хотел бы оказаться на его месте ни за какие деньги мира! Егоров стоял, возвышаясь над сидящим за столом Иванычем, который заполнял таблицы и на подопечного не смотрел. А парень словно русский язык забыл. Весь. Хоть бы матерился. Тимка бы понял, но Ник так же упёрто молчал, а потом развернулся и ушел. Уваров бросился за ним, но Никита остановил и заставил вернуться на тренировку.

— Иваныч прав, и ты это знаешь. Я сам виноват, — сказал друг, не глядя в глаза.

— Упал? Иваныч просто бесится из-за твоей травмы…

— Тимыч, тогда хоть ты не беси его. Я… домой… — развернулся и ушел.

Тимка — прыгун, но высота капризничала: он то брал ее, то не брал. Зато в тройном прыжке ему не было равных в регионе. Сейчас всё происходящее ему казалось дурным сном. Молчаливая спина друга, решительная макушка тренера (Иваныч так и не сказал больше ничего), стены спортивной школы, ставшие за столько лет родными, будто охладели. А впереди чемпионат. Только Ника на нем не будет. Впервые за десять лет. Хоть вой…

Тимофей вышел из спортшколы, похлопал себя по карманам, расстроился — леденца ни в одном не было.

«Ладно, на перекрестке перед скейтпарком куплю»,— решил он и даже приободрился.

Почти половина девятого, а солнце еще высоко, как никак Белые ночи приближались. Тимка поднял глаза на светило, зажмурился, улыбнулся. Скоро лето, сборы. А после сборов на работу нужно будет устроиться…

Он купил чупа-чупс в магазинчике на углу перед перекрестком, вышел, стал раскручивать обертку, но та не давалась. Тимка сдернул с лица медицинскую маску, затолкал в карман толстовки, а сам закрутил конфету в руках, пытаясь найти зацепку. Конечно, можно разорвать упаковку зубами, но продавщица подала леденец голыми руками. Да если бы даже в перчатках, то всё равно сколько на упаковке микробов?! А если и коронавирус сидит, ножками дрыгает? Возможно, парень и относился бы к этому проще, но дома переболели и мама, и батя. Тяжело переболели, с температурой под сорок, есть не могли из-за того, что вкуса не чувствовали, похудели оба ужасно. Да и класс три недели учился на дистанте из-за того, что всех отправили на карантин: двое ребят заболели. Один перенес легко, даже не понял, а второго держали в реанимации две недели. Едва спасли.

Тут Тимка вспомнил о ключах, достал, поддел острым краем ключа чуть торчащий кончик обертки и потянул на