Богатырские фамилии (Рассказы) - Сергей Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Листовка.
Достал полковник Горностаев листовку, передал генералу.
Развернул генерал Драценко листок, пробежал глазами. Нахмурился. Отпустил полковника. Свернул листовку. Поспешно собрался, отправился в штаб к генералу Врангелю.
— Ваше превосходительство, — докладывает генерал Драценко генералу Врангелю, — страшное.
— Что страшное?
— Листовка.
Взял генерал Врангель листовку, читает.
«Солдаты и офицеры генерала Врангеля!» Прочитал начало, середину. А в конце про себя — что, мол, негодяй Врангель.
Насупился, нахмурился генерал Врангель, зло посмотрел на генерала Драценко, словно бы это он, генерал Драценко, сочинил листовку.
— Страшна, как бомба, — сказал Драценко.
— Страшнее бомбы, — ответил Врангель.
БЕЛЫЙ-БЕЛЫЙ, ДАЖЕ ЧЁРНЫЙГенерал Врангель любил ходить в чёрной черкеске. Газыри на груди. Тонкий пояс. Кинжал у пояса.
Вспомнив про эту черкеску, как-то красноармеец Язьков сказал о генерале Врангеле:
— Белый-белый, даже чёрный.
Рассмеялись другие. Сочетание слов необычное, действительно смешно.
Был у них в роте бывший студент, человек учёный.
— Алогизм, — произнёс студент.
Тут же объяснил он мудрёное слово:
— Алогизм — это значит нарушение логической связи.
— Ага, нарушение, — согласились другие.
— Нарушение, потому и смешно, — растолковал студент.
И вдруг Язьков:
— Нет нарушения. Всё здесь на месте.
Сразу же вспыхнул спор:
— Да как же на месте! Раз белый, значит, не может быть чёрным.
— Конечно, не может.
— Перечит правде.
— Исключено.
— Может, может! — твердит Язьков.
Надо сказать, был он от природы на редкость упрямым.
— Может! — стоит на своём Язьков.
Знали другие упрямство Язькова. Махнули рукой:
— Ладно. Пусть будет по-твоему.
— А это не только по-моему. Так оно есть и на самом деле: белый он, белый, аж даже чёрный!
И снова с бойцами спор.
Ринулся в бой Язьков:
— Белый он?
— Белый, — согласились бойцы.
— Белый, белый?
— Ладно, допустим так.
— Не допустим, а точно! — кричит Язьков. — Дважды он белый. Среди белых считайте белый.
Напорист в споре всегда Язьков. Умеет к стенке прижать другого.
— Ладно, — уступают бойцы. — Пусть будет так.
Если возьмётся Язьков что-то доказывать, словно кол, да в тебя вобьёт.
Продолжает Язьков атаку:
— А дела какие у Врангеля?
И тут же сам выдаёт ответ:
— Дела у Врангеля чёрные.
Посмотрели бойцы на Язькова:
— Эка же ловко выкрутил.
— Эка ж хитро подвёл.
Не поспоришь ведь тут с Язьковым.
— Что же, допустим, так.
— Не допустим, а точно, — не утихает Язьков. — Чёрные, чёрные.
— Конечно же, чёрные, — согласились бойцы с Язьковым.
— Нет алогизма, — сказал Язьков. Нет тут логического нарушения. Всё верно. И снова про Врангеля: — Белый-белый, даже чёрный.
Посмотрел на Язькова студент, усмехнулся:
— Пожалуй, верно. Нет тут алогизма. Нет тут логического нарушения.
Вышел в споре Язьков победителем. Пристало к барону Врангелю. Пошло гулять по взводам, по ротам:
— Белый-белый, даже чёрный!
МОБИЛИЗАЦИЯРедеют в боях врангелевские полки. Необходимо полкам пополнение. В захваченных районах белые проводят мобилизацию.
Поручик Зюзин и фельдфебель Галкин — представители армии генерала Врангеля — приехали в Бердянский уезд, в село Новоалексеевку.
Цель приезда — провести мобилизацию.
Прошлись представители по селу. Село большое.
Потирает руки поручик Зюзин:
— Будет прибыток, будет!
— Так точно, будет, — поддакивает фельдфебель Галкин.
Повстречали на улицах мужиков, парней.
— Здоровые, как бугаи, — бросает поручик Зюзин.
— Так точно, как бугаи, — подтверждает фельдфебель Галкин.
Провели они мобилизацию. 207 человек собрали.
Ропот прошёл было по селу.
— Молчать! — закричал Зюзин, размахивая револьвером. — Молчать! Расстреляю!
— Он у нас строгий, — сообщал крестьянам фельдфебель Галкин.
Заплакали бабы. Заплакали дети.
— Тихо! Молчать! — снова покрикивал Зюзин.
— Цыц, непутёвые! — подавал командирский голос фельдфебель Галкин.
Построили мобилизованных в колонну, вывели за село. Пересчитал Зюзин. Все здесь — 207 человек.
Двинулась в путь колонна.
Ночевали в степи. Дышали привольным воздухом.
Проснулись утром. Смотрит Зюзин — что-то меньше, кажется, стало мобилизованных. И Галкину кажется тоже — меньше.
— Становись! — закричал Зюзин.
Построились мобилизованные. Сосчитал Зюзин. Из 207 человек менее ста осталось.
— Эх, такие, сякие, этакие!.. — ругается словами последними Зюзин.
Галкин и вовсе слова черней, чем земля, бросает.
Да что тут делать? Собрали оставшихся мобилизованных. Погнали колонну дальше.
Перед новой ночёвкой опять построили. Сосчитал Зюзин — пятьдесят человек осталось. Разбежались незаметно в пути другие.
— Ах вы такие, сякие, этакие!.. — снова свирепствует Зюзин.
Не выбирает слова и Галкин.
Да только кричи не кричи — не вернёшь ушедших, как день вчерашний.
Расположились опять они на ночлег. Уснули крепким сном мобилизованные.
Однако не спят Зюзин и Галкин. Караулят они оставшихся.
Ходили, ходили, по-богатырски со сном боролись.
Устали. Присели.
Сидели, сидели.
— Спишь? — спрашивает Зюзин Галкина.
— Никак нет, ваше благородие, — отзывался Галкин.
— Спите, ваше благородие? — спрашивает Галкин.
— Начеку, начеку, — отзывался поручик Зюзин.
Боролись Зюзин и Галкин со сном, боролись. Не заметили, как заснули.
Проснулись утром. Глянул Зюзин на Галкина. Глянул Галкин на Зюзина.
— А где остальные?
Нет остальных в степи.
Двое из всех остались. Зюзин да Галкин. Галкин да Зюзин.
«ВИТЯЗЬ»После неудачной попытки прорваться в Донбасс, после поражения за Днепром у Апостолова войска генерала Врангеля снова пошли на Каховский плацдарм.
Снова здесь загремели пушки. Заметалась, как вихрь, кавалерия. Поползли танки.
Один из белогвардейских танков, под названием «Витязь», был окружён и взят в плен нашими бойцами. Целым, невредимым «Витязь» достался красным.
Обступили его красноармейцы, рассматривают:
— Верно, что витязь!
— Эка плечи, смотри, какие…
— Громада до неба.
— Сила, хоть ад со всеми чертями на нём круши!
Руками трогают танк бойцы, бьют по броне прикладами:
— Эка звоном каким играет!
— Эка железа сколько!
— Считай, миллион подков.
Самые смелые внутрь заглядывают:
— Как могила.
— Запах недобрый.
— Как же внутри дышать?!
Нашлись и такие, что залезли верхом на танк. По-хозяйски на броне расселись. Всё-таки, шутка ли, схвачен танк.
Долго рядили-судили бойцы у танка. Подходят новые. И эти на чудо стальное смотрят:
— Эка махина!
— Эка силища!
Погнали вражеский танк в Каховку. Пусть по Каховке пройдётся «Витязь».
Гонят в Каховку танк. Новых дорогой бойцов встречают.
— Стойте, стойте! — кричат бойцы.
Делает танк остановку. Пусть поглазеют новые.
— Что же после Каховки с этой махиной делать?
Раздались голоса:
— Врангеля бить!
— Белых крошить!
— Гнать навсегда из Крыма!
И вдруг:
— Братцы, а может, на нём пахать?
И каждый тут вспомнил свою деревеньку. Весеннюю пору, покой, благодать. Взорвалась душа у пахарей.
— Пахать!
— Па-а-ха-ать! — понеслось кругом, как раскаты грома.
— Немедля! — кричат. — Немедля!
Народ боевой, задиристый. Сказано — сделано. Где-то достали плуг, прикрепили к танку. Вот и в упряжке «Витязь».
— Всё!
— Погоняй!
— Начинай, махина!
Тронулся танк.
Добрым знаком легла борозда по земле.
— Вот оно, наше дело!
«ОТМУЧИЛСЯ»Подпоручик граф Шишинецкий получил неожиданное назначение в полк, который стоял в глубоком тылу у Врангеля, в крымском городе Феодосия.
— Подпоручик граф Шишинецкий, вам новое назначение, — сказал командир полка.
— Слушаюсь! — вытянулся подпоручик граф Шишинецкий.
Рад назначению Шишинецкий.
Шёпот ползёт по полку:
— Почему Шишинецкий?
Видно, кто-то из высших начальников то ли в родстве состоит с Шишинецким, то ли просил за подпоручика Шишинецкого.
Сел в поезд подпоручик граф Шишинецкий. Кто-то сказал:
— Отмучился.
И верно. Плохи дела у Врангеля. Били его у Каховки. Били его у границ Донбасса. Бока у Днепра намяли. Несладко белым.
