Нефритовая Гуаньинь - Лэ Ши

В другой раз императорская лодка плыла мимо моста Дуаньцяо; государь велел причалить к берегу и пошел пешком. Вдруг он увидел красивую харчевню и решил передохнуть. В харчевне стояла ширма белого шелка, а на ширме были начертаны стихи на мотив «Ветер в сосновой роще»:

Весною деньги я не берегу,Сижу хмельной на берегу.Коню известен запах кабачка —Он сам меня отвозит на Сиху.Кивает мне душистый абрикос,Любуюсь танцем ивы гибких лоз.Весной гуляют девы красоты,В прическах их дрожат цветы.Весну с собою увезу в челне,Оставив озеру свои мечты.Вернусь назавтра, снова опьянев,Начну искать на тропках шпильки дев.

Прочтя эти строки, император пришел в восторг и спросил у слуги, кто их сочинил.

— Один ученый, по имени Юй Го-бао, — ответил тот. — Он писал, немного захмелев.

— Стихи совсем недурны, — заметил император с улыбкой, — но предпоследняя строчка «Вернусь назавтра, снова опьянев» звучит недостаточно точно.

И, взяв кисточку, он переправил эту строку так: «А завтра я, еще не отрезвев…»

На другой день Юй Го-бао вызвали на прием к императору и пожаловали званием дайчжао в Ханьлини{280}. А собственноручная надпись императора, сделанная на ширме в харчевне, стала привлекать огромное число любопытных. Заходя в харчевню, они, разумеется, спрашивали вина, и хозяева нажили целое состояние. В память об этом, в назидание потомству были написаны стихи:

Стихи на ширме написал, хмелен, —Был государь приятно удивлен.Теперь все знают о трактире Вэя,А был ведь вовсе неизвестен он.

А вот еще стихи:

Высокочтимая не высохла строка,А уж гремит повсюду слава кабачка.Сбежался целый город убедиться,Как императорская милость велика.

И сколько их было, таких счастливцев, которые в мирное царствование Южных Сунов удостоились ненароком императорских щедрот и милостей! Но были и другие люди, одаренные талантами, как военными, так и мирными, отпрыски прославленных доблестью родов, а между тем они не только не смогли проявить свои высокие достоинства, но пали жертвою подлых клеветников.

Такова уж была их участь. Верно гласят стихи:

То ветром вознесет в Тэнванский замок,То громом поразит Цзянфуский камень{281}.

А теперь послушайте о том, как в годы «Цяньдао» жил в уезде Суйань, что в округе Яньчжоу, богач, по фамилии Ван, по имени Фу, второе имя его было Ши-чжун. Поселившись в деревне, он выдержал уездные экзамены и получил степень сянцзяня{282}, вслед за чем, пользуясь своим богатством и положением, силою подчинил соседних крестьян и стал тамошним князьком. Но случилось так, что он совершил убийство; против него затеяли судебное дело и отправили на воинскую службу в округ Цзиян. Здесь ему удалось приобрести благосклонность Вэйского князя Чжан Цзюня{283}, отличившись при наборе солдат. Он получил прощение и дозволение возвратиться домой. Дома он сумел поправить свои дела и снова нажил огромное богатство.

У этого Ван Фу был единоутробный брат, по имени Ван Гэ; второе имя его было Синь-чжи. Он отличался и ратными и мирными дарованиями. С малых лет жил он вместе со старшим своим братом. Как-то раз за вином они повздорили из-за пустяка, и Ван Синь-чжи, едва сдерживая гнев, выбежал из дома.

— Клянусь, — крикнул он на пороге, — пока не наживу тысячи лянов, не вернусь!

Пока же все его имущество составлял один зонтик, и, видя себя без всяких средств к существованию, он призадумался:

«Куда бы лучше податься? Помнится, слыхал я от людей, что в округе Хуайцин можно с успехом заняться и земледелием, и выплавкой руды. Отправлюсь-ка на первый случай туда, а там — поглядим».

Но денег не было и на дорогу, и вот какая пришла ему в голову мысль. Сызмальства изучал он искусство боя на кулаках, на пиках и палицах и знал все приемы в совершенстве. Он закатал рукава, проделал несколько упражнений. Потом выбрал людное место и, пользуясь зонтом, как пикой или палицей, показал несколько выпадов и фигур. В толпе зрителей послышались одобрительные возгласы. Ван Синь-чжи получил несколько монет в награду. Этих денег хватило и на еду, и на вино, и на уплату за переправу. Не прошло и дня, как он был уже за рекой Янцзыцзян. Любуясь красотою дороги, добрался он до областного города Аньцина, миновал Сусун, прошел еще тридцать ли и оказался в Мадипо. Вокруг высились бесчисленные вершины диких гор. Невдалеке виднелся древний, полуразрушенный храм, по следов людей не было видно, хотя горы сплошь поросли лесом, пригодным для выжига угля.

«Если буду плавить руду, — подумал Ван Гэ, — об угле беспокоиться не придется. Здесь можно хорошо разжиться».

Ван Гэ поселился в старом храме, собрал не значившихся в списках бродяг{284} и начал жечь в горах уголь. Уголь он продавал, а на вырученные деньги покупал железную руду и вскоре открыл плавильную мастерскую. Железную снасть с хорошей прибылью сбывал на рынке. Никто из тех, кого он брал на службу, не слонялся без дела. Ван Гэ же был окружен всеобщим почетом и уважением.

Прошло несколько лет, и Ван Гэ разбогател. Тогда он послал в Яньчжоу за женой и детьми. Он построил для семьи большой, в несколько тысяч цзяней{285} дворец, на диво прочный и красивый.

Ван Гэ прибрал к рукам и местный винокуренный завод, который давал ему ежегодно немалую прибыль. Когда же он проведал, что в соседнем уезде Ванцзян есть Пустынное озеро — более семидесяти ли в окружности и изобилующее всевозможною рыбой, — Ван Гэ сперва взял его внаем, а после сделал своею собственностью. Несколько сот рыбаков, промышлявших на озере, стали теперь данниками Ван Гэ.

Так Ван Гэ богател и богател и вскоре сделался прямым властелином Мадипо. Всякий спор, возникавший в деревне, решал только он один. Выезжая из дому, он брал кинжал и саблю, и, словно знатного вельможу, его всегда сопровождала многолюдная свита. Бедняки валили к нему толпою со всех сторон и были готовы отдать ему последнее платье и последний кусок, а многие не пожалели бы и самой жизни.

Ван Гэ не щадил хлопот и расходов, чтобы завязать дружественные отношения с начальством из соседних областей и уездов. С теми, кто был к нему расположен, он постоянно пировал и веселился, а кто действовал ему в ущерб, тех старался уличить в каких-нибудь промахах и упущениях. И тогда, в лучшем случае, они попадали под суд и лишались должности, в худшем же случае Ван Гэ сводил с ними счеты сам, приказывая своим подручным расправиться с ними где-нибудь в дороге, чтобы не осталось никаких следов. И все боялись Ван Гэ и, боясь его, искали с ним дружбы. Поистине:

Знали силу егоВсе селенья окрест —Словно это Го ЦзеИли новый Чжу Цзя{286}.

Здесь наш рассказ пойдет по иному пути: мы должны сказать несколько слов о Хуан Фу-ти, начальнике пограничной области Цзянхуай. За свое великодушие и щедрость он пользовался большим уважением. Он принимал на службу удальцов, стекавшихся к нему со всех сторон, отбирал самых смелых, щедро их награждал и целыми днями учил военному искусству. Своих людей он назвал Войском верности и справедливости.

Первый министр Тан Сы-туй завидовал славе Хуан Фу-ти и задумал его сместить, заменивши своим верным человеком, Лю Гуан-цзу. И вот он тайно приказал одному преданному чиновнику написать донос, обвиняя Хуан Фу-ти в том, что он сорит казенными деньгами и запасами, собирает вокруг себя бездомных бродяг и готовит их не для боев и походов, а для будущей смуты. Император отстранил Хуан Фу-ти от должности и назначил на его место Лю Гуан-цзу.

Этот Лю Гуан-цзу был от природы человек трусливый, нерешительный и жестокий и держался только благодаря покровительству первого министра. Все его действия были направлены на то, чтобы опорочить Хуан Фу-ти. Он распустил Войско верности и справедливости и, опасаясь волнений, не разрешил никому из бывших воинов оставаться в тамошних краях. Так, созданное многолетними трудами Хуан Фу-ти превосходно выученное войско было в один момент рассеяно. Кто из солдат вернулся на родину, а иные ушли в леса, сбились в шайки и занялись разбоем на больших дорогах.

Но здесь мы расскажем только о двух бывших воинах Хуан Фу-ти, а именно — о Чэн Бяо и Чэн Ху. Они были братья, родились оба в округе Цзинчжоу, оба всю жизнь занимались военным искусством и отлично им владели. Оставшись по вине Лю Гуан-цзу без службы, они быстро спустили все, что было прежде прикоплено, и стали размышлять, куда им себя девать. Случилось так, что они вспомнили о Хун Гуне, учителе кулачного боя и фехтования. Он жил тогда в уездном городе Тайху, близ Южных ворот, у входа в Амбарный переулок и держал чайную. Хун Гун сам был раньше воинским командиром и в былые времена относился к братьям по-приятельски. Почему бы, решили они теперь, не навестить его и не спросить совета, как жить дальше?