"Я у себя одна", или Веретено Василисы - Екатерина Михайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как правило, мы пытаемся уделять тем, кого любим, внимание и время; вникаем в их проблемы, внимательно выслушиваем — даже немного теребим: "Что-то случилось? Давай поговорим. Мне кажется, что ты чем-то озабочен". Если с нами не готовы разговаривать, мы отступаем, делаем паузу и внимательно присматриваемся: что происходит, лучше подождать и не дергать или все-таки попробовать еще раз разговорить, не чужой же человек! Даже чудаковатые владелицы многочисленных кошек сразу замечают оттенки настроения и самочувствия какой-нибудь Кусечки: та сегодня совершенно не мурлычет, грустная, и шерстка не блестит! В отношении себя самих мы сплошь и рядом пропускаем те моменты, когда жизненно необходимо задать себе те же самые вопросы: "Что-то случилось?" — и даже предложить себе "поговорить".
В женских группах не однажды я слышала о своеобразном симптоме невнимания к себе: первые признаки серьезной перемены состояния — от пневмонии до беременности — вообще не отмечаются сознанием: "как-то мне было не до себя". Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Правда, большинство женщин вполне вовремя обращают внимание на то, что "шерстка не блестит" — это наша "встроенная" установка поглядывать на себя глазами внешнего наблюдателя; зрелище должно быть приятно глазу, а уж грустная "Кусечка" или веселая на самом деле, наблюдателю без разницы, на то он и чужой. Получается, что к себе мы относимся хуже, чем к кошке. Ой-ой-ой... А ответственные встречи и "плановые" перегрузки, то и дело попадающие на первый день месячных? На но-шпе и волевом усилии, по возможности не кашляя и не делая резких движений, проклиная собственную "забывчивость" — да ладно, какая там забывчивость, просто себя и свое единственное тело привыкли не учитывать, не считать чем-то важным. Одной девочке, когда она жаловалась, что где-то болит, бабушка говорила: "Ниночка, это тебе только кажется. Это все глупости, на самом деле у тебя ничего не болит". На мой взгляд, совершенно блестящий пример сценария недоверия к собственным ощущениям: даже больно мне или нет, я сама узнать не могу; это все мне только кажется. А уж остановиться на бегу, сосредоточиться и задать себе вопросы о собственном настроении, чувствах, желаниях, планах на жизнь...
А когда у наших любимых что-то получается, мы радуемся, щедры на похвалу; неизбежные же неудачи и кризисы стараемся для них смягчить: ты обязательно научишься рисовать лошадь (прыгать через скакалку, водить машину, летать на дельтаплане)! Все образуется, давай подумаем, как это можно сделать легче и эффективней; это всего лишь контрольная, ты же можешь, ты очень продвинулся, у тебя получается все лучше и лучше, молодец! Вот хорошо бы так относиться и к собственным победам и поражениям — будь то работа, отношения с людьми или материнство... Большинство из нас в детстве хвалили мало и как-то вообще: мол, "хорошая девочка". Учиться хвалить, поддерживать, подбадривать и мотивировать приходилось уже в собственной взрослой жизни: кое-что прочитали, за чем-то смогли понаблюдать. Подруги, родственники, мужчины, коллеги, дети, собаки — чем больше живых существ нам доводилось искренне любить, тем лучше мы знаем, как это делается.
Вот только до себя у очень многих руки так и не дошли. Хорошо еще, если наши любимые нам отвечали взаимностью — тогда мы получали поддержку, принятие и другие жизненно важные "витамины". Даже не считающаяся самой важной — но зато самая гарантированная! — любовь собак, кошек и попугайчиков содержит в себе главное "сообщение" эмоционального контакта: "Ты есть, ты важна для меня, как хорошо, что ты пришла". Какая-то западная писательница вскользь заметила: "Разве недостаточно знать, что хотя бы одному существу на свете нравится то, что вы делаете и как вы это делаете? И кто же это существо, как не кошка?" Всякий, кто держал и любил зверей, прекрасно понимает, что не только еда и крыша нужна им от нас, а уж нам от них практической пользы почти никакой (если только вы не заводчик и не собачий парикмахер). Но всякий, кто считает эти отношения несущественными, просто их не знал. Заводя "бесполезную" городскую скотинку, мы получаем, хотя и не одновременно, сразу два важных явления: любовь и утрату, и чем больше любви, тем больнее отзываются страдания, немощь и смерть тех, кто первым слышал и узнавал наши шаги на лестнице. Незатейливая, простая радость и такая же ничем не прикрашенная боль — опыт, который многие из нас в чистом виде получают именно благодаря животным, хоть и "нельзя поместить всю свою привязанность в собаку".
В человеческих отношениях все раз в двести сложней, и даже самые искренние и горячие привязанности поворачиваются порой темными, пугающими гранями, порой трансформируются до неузнаваемости, проходят свои фазы развития и кризисы. Если отношение к себе самой слишком зависит от того, изменил или не изменил "он", нагрубила или не нагрубила дочь, разочаровались или не разочаровались родители, мы оказываемся в положении заложников, теряем почву под ногами и уверенность в себе. Отсюда полшага до того, чтобы начать ублажать, угрожать, подкупать, играть на чьем-то чувстве долга, вымогать, упрекать. Во-первых, все равно это обычно бесполезно, а во-вторых, разрушает личность. Рано или поздно мы встаем перед выбором: искать и ждать совершенных отношений, завороженно, как Девочка со спичками, глядеть на чье-то тепло и свет, куда нас пускают или не пускают, — или отвлечься от соблазнительной картины, ощутить свои затекшие ноги, встать, начать двигаться, согреться самой... И, возможно, даже добыть дровишек и развести огонь, у которого найдется место другим.
Вот три истории — конечно, они не только о любви, хотя и о ней тоже. Их героини хотели что-то понять и изменить как раз в той области своей жизни, которая считается для женщины самой важной. Их отличие от тысяч "читательниц колонки психолога" состояло в том, что они пришли не получить совет, а работать. И в этих работах — как и во многих других — была та степень внутренней честности, интереса и внимания к своим чувствам, которая всегда находит отклик и поддержку в женских группах. Тем более если тема так или иначе связана с любовью. Если вдуматься — а что с ней не связано в этом мире?
ИСТОРИЯ НЕЛЮБИМОЙ ХРЮШКИ
Выживать — значит рождаться снова и снова.
Эрика Джонг
Когда случалось нам на группе подольше задержаться на Василисиной сказке, иногда возникали совершенно неожиданные вопросы: почему куколку, завещанную героине умирающей матерью, нужно было кормить: "На, куколка, покушай, моего горя послушай"? Почему глаза этой куколки загорались, как две свечки? Не привет ли это от не единожды упомянутого черепа? Уж не в родстве ли они — магические подарочки двух, так сказать, матерей? Почему Баба-яга такая прожорливая — в сказке это явно подчеркнуто, там "кушанья было настряпано человек на десять"? Кларисса Пинкола Эстес отвечает так:
"Прежде чем стряпать на Ягу, мы должны спросить себя: какой частью души питается столь дикая богиня? [...] Ягу нужно кормить. Если она останется голодной, вам не поздоровится"*.
Красиво сказано, правда? И вспоминается одна работа, в которой вот такого непрямого, поэтического смысла оказалось на целый пир всей группе. И хотя работа была вовсе не об инициации, интуиции, дикой богине и прочих возвышенных предметах, но моя собственная интуиция и, смею предположить, дикая богиня настойчиво подталкивают связать этот пир и ту сказочную "кормежку". И вот как это было.
Героиня, Татьяна, вызвалась поработать со своим перееданием: "Все знаю, все понимаю, и все равно жру. Хочу зарезать свою внутреннюю хрюшку". Уже по этой формулировке легко предположить — и не ошибиться, — что Татьяне хорошо знакома идея частей: говорят же о "внутреннем ребенке", нашей детской части, так что же мешает быть и внутренним "львам, орлам и куропаткам"? Какой образ пришел в голову — там и горячо, там личный язык говорящего. Группы обычно готовы следовать в историю участницы и на символическом, и на буквальном, и на любом другом языке. На тему переедания работы бывают самые разные: в одних оживает Холодильник, в других — Калории, так почему бы и не Хрюшка? Однако же намерение зарезать это существо меня, прямо скажем, озадачило: я точно знаю, что расправа с собственными частями, даже просто попытка их игнорировать — например, не "кормить" — ведет не к внутреннему миру и целостности, а к конфликту, а то и к беде. Да, но героиня-то хочет именно этого! Или все-таки не совсем? Пытаюсь это выяснить:
— Хочу зарезать свою внутреннюю Хрюшку...
— И все-таки, где мы с ней встретимся? На ферме, где их для того и держат, чтобы зарезать? Или, скажем, в зоопарке, где зверей рассматривают, изучают и где можно понять, кто она тебе?