Сокрушитель (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич

В это время двойные двери распахнулись, и отряхиваясь от снега, он снаружи вдруг пошёл крупными хлопьями, зашли шестеро. Главврач, политрук госпиталя, это он отвечает за досуг, мои концерты тут помогал проводить, потом завхоз, заместитель главврача и та парочка фигуристов. Я не один их ждал, у лестницы с десяток ходячих стояло, некоторые, как и я, с костылями. Я же, подойдя к снимающим верхнюю одежду медикам и артистам, те передавали одежду в гардероб, сказал:

- Товарищ главврач, разрешите поговорить с артистами?

- А, Бард? Звонили насчёт тебя, хотят, чтобы ты по радио выступил, - причёсываясь расчёской у зеркала, сказал тот.

- Да? Приходил от них один… Значит, решились? Я не об этом, хочу поблагодарить артистов. Не возражаете?

- Не возражаю.

Пожав парнишке руку, я притянул к себе девушку и смачно впился в красивые сладкие губы. Той лет семнадцать, уже вполне сформировалась, хотя на лицо так себе, но изюминка есть.

- Вон наглый, - донеслось от других ранбольных у лестницы. От парнишки донеслось недовольное сопение.

- Какая вкусная, - отлипнув от красной как рак девицы, сказал я.

По-моему, та ничего не соображал, взгляд расфокусированный, коленки ослабли, ну да, целоваться тоже надо уметь. Я же продолжил:

- Меня зовут Ростислав Бард, хочу одарить вас подарками. Они взяты в бою, и прежде чем вручить их вам, объясню, как они у меня оказались. Я получил задание уничтожать мелкие немецкие группы, что просачивались в наш тыл, нападали на обозы, медиков и творили много нехорошего. Сил направить на их перехват не было, а меня обучали подобному. Там леса, а я лесовик. Вот так за три недели я уничтожил порядка двух батальонов, почти полторы тысячи немцев. Соблюдая правило, что взято с бою, то священный трофей, кое-что набрал. Немцы очень ценят наручные часы, у некоторых по пять штук в ряд на руке. Я собирал такие трофеи, почти две тысячи часов собрал. Сам я эти часы привёл в порядок, почистил, и хочу подарить их вам. Пусть они мужские, но имеют самый малый размер что у меня есть.

Доставая из кармана часы с ремешком, протянул снова покрасневшей девушке, и даже сам застегнул на тонком запястье. Я заметил, часов у той нет. Вообще наручные часы - это атрибутика обеспеченного советского гражданина. Потом вручил парню, вот уж кто с трудом довольную моську скрывал. Главврачу вручил.

- Это вам, прибор откалиброван, самые точные, вам как врачу нужны.

После этого политруку, больше спасибо за наш досуг, заму главврача, и завхозу. Да за то, что он большой молодец. С завхозами нужно дружить. После этого неловко из-за костылей поклонился в пояс. Мне не сложно, спина не преломится, а люди заслужили. Политрук же, когда я отступил в сторону давая им дорогу, спросил:

- Два батальона в одиночку уничтожил? Как такое возможно?

- Если я скажу, что всех перестрелял, не поверите. И правильно сделаете. На самом деле перестрелял я так около трёхсот. Я минёр и пулемётчик ещё. Минировал участки, и делая вид что увидел такую группу, стрелял, убивая двух-трёх и вёл за собой их жаждущих мести, выводил на ловушку и подрывал. Помимо взрывчатки там были и поражающие элементы, болты, гайки, подшипники, да картечь из снарядов. Причём мины заложены так, что этот поражающий материал как коса проходил по участку. Я так пару раз целые роты уничтожал, но обычно меньше, около взвода. Потом из пулемёта прочёсывал, из винтовки прицельно бил по всем телам, кто шевелится, после чего шёл проверять, собирать документы. В штабе дивизии посчитали, сдал за три недели тысячу четыреста семьдесят шесть удостоверений, из них семьдесят два принадлежали офицерам. Не старше капитана.

- Так за такое к Герою представлять нужно, - удивился главврач.

- Так меня и представили. Только штабе зарубили. Одно дело на передовой удаль показывать, другое свои тылы чистить. Это не так почётно. Поэтому и понизили награду до «Боевика».

- Хм, командованию виднее, - обтекаемо так подлизался политрук. Это у них профессиональное.

После этого те ушли в столовую, у них там банкет, а я стал подниматься по лестнице, под завистливые шуточки других парней. По одной ступеньке, рана уже подживает, думаю недели через две танцевать смогу, если осторожно. А пока стоит подумать о выступлении, похоже действительно решились. Ну ничего, мне не в первой. А немцев погнали от Москвы. Волоколамск те захватили, однако ударили сибирские дивизии, и немцы откатились на сотни километров. И сейчас гонят, сил и запала пока хватает, а как коммуникации растянутся, тылы, то встанут в оборону. Всё привычно. Правда, наша армия как стоит у Брянска, так и стоит, там пока тишина. Всё же добравшись до палаты, сел и стал подтягиваться на руках, я не забывал о физических нагрузках, только ногу не трогал. О моём поцелуе уже истории ходили, так что узнавали любопытные, заходили, но я отшучивался. До выступления на радио пока далеко, я ещё не хожу нормально, хотя бы с палочкой. Насчёт майора, его решения, то пашёл он. Не хочу я в те группы, но вот категорически. Может чуйка, может ещё что, но вот лучше мне служить в другом месте. Придётся подкупить командира, что распределением занимается, чтобы выдал другое. Да обратно в мою дивизию. У меня там отлично контакты налажены, тем более особист главный уже пытался договорится, чтобы меня к ним вернули. Пока не хожу, посетить нужного человека не смогу, это в комендатуру нужно, оттуда направление рассылаются. Могут дёрнуть и в другую часть, например, вывели какую дивизию на пополнение и переформирование, и срочно требуется личный состав, так почти всех кто как раз проходил медкомиссию, в эту дивизию и направляли. Я пока в госпиталях лежал такое не раз видел. Главное под эту гребёнку не попасть. Хотя вряд ли конечно, бойцов НКВД не трогали. Да там же на специальности не смотрят, в пехоту и артиллеристов, и сапёров, и связистов. Сейчас вроде исправляется, приказы исходят, но воз и ныне там.

Глава 14. Госпиталь, и новая служба.

Лечение проходило штатно, я разрабатывал ногу, не перетруждал, но ходил, чтобы мышцы не застаивались. Раны обе розовой кожицей покрылись, зарастают, поэтому стараюсь не повредить. Шли дни за днями, зима подкидывала проблем, морозы, метели. Выступления на радио у меня были, шесть раз, по десять песен. В основном о любви, о жизни, о войне не пел, пару спел и достаточно. Где повторял по заявкам слушателей, но больше новых. Очень положительно они были встречены. Да что положительно, с восторгом. Как-то узнали, что я лежу, несли разные вкусности, пирожки, яблоки мочёные, я честно делился с товарищами по палате. Нас тут шестеро лежало, небольшая она, тесная. А вообще дело было так. Через три дня после выступления пары фигуристов, за мной прибыла машина, я был предупреждён, форму выдали, не мою, но вполне по размеру, и отвезли на радиоцентр. Там довольно жёстко прописанные инструкции. Меня опросил диктор в эфире, я дал свою биографию, сирота, награждён орденом за уничтожение двух батальонов противника, полторы тысячи, про трофеи ничего не говорил. Больше лишнего сказать не дали, исполнял. В остальные пять раз приезжал только на исполнение. Причём, прослушанные заранее песни, одобренные цензурой. Сейчас их пела вся страна. Бодрые, а такие всегда любят.

В общем, наступил февраль, и седьмого февраля, я свободно прошёл медкомиссию, и был свободен аки перс. Некоторые из ранбольных рвались на фронт, старались раньше пройти медкомиссию, недолеченными, показывая, что у них всё в порядке, некоторые проскакивали, хотя врачи думаю всё понимали. Я не из таких, если лечится, то по полной, поэтому пока врач сам не сообщит что пора на медкомиссию, сам предлагать не буду. А смысла не вижу. Какой из меня боец в полуживом состоянии? А вот так направили, прошёл и свободен. Тем более три недели забега, фактически на ногах жил, давали о себе знать, ноги болели на местах переломов, да ещё осколок прошёл рядом с костью. Снимок мне делали, кости не задеты. Ювелирное попадание. А пока лечился, боли прошли, нормально хожу. В смысле, на одно ноге прыгаю на костылях, но факт, даже мороз не даёт о себе знать, кости не ломят. Везде надо свои плюсы искать, вот и тут переломы долечил. Дальше получать форму. Это моя, вон пробоина зашита на галифе, хорошо отстираны, гимнастёрка тоже моя, как и вещмешок, бирка нашита чтобы чужому не ушла. Фуражки тут нет, она в хранилище, в лесу я зимней меховой пользовался. Быстро скинув госпитальную одежду, натянул байковое тёплое бельё, галифе, потом прикрутил к гимнастёрке орден, точно на то место где положено носить, и надел, застегнув сверху командирский ремень, сгоняя складки назад.