Окно в Европу - Валентина Андреева

– Погоди-погоди! Это ты о чем? Хочешь сказать, что та покойница в коттедже…

– Именно! Двоюродная сестра Андрея. И паспорт Марии Павловны у нее оказался не случайно. Она его в свое время выкрала. С какой целью, не знаю. Скорее всего, денежный интерес.

– Вот стерва, а! – Наташка в сердцах шлепнула кулаком правой руки по рулю, попав на сигнал. «Ставрида» громко мяукнула, и ехавший по первой полосе водитель резво подал на обочину. – Ты ж смотри! И брата из его собственной квартиры выкинула. Можно представить какой! Сталинские дома – это вообще восьмое чудо света.

– Ну, знаешь, были и более достойные памятники строительства и культуры, – возразила я.

– Египетские пирамиды? – хмыкнула Наташка.

Я искренне обиделась за пирамиды:

– Между прочим, они как раз официально признаны первым чудом света – единственным, сохранившимся до наших дней. А автор первой пирамиды – исключительный человек, был не только зодчим, но и поэтом и писателем. А кроме того, владел тайнами магии. После смерти его почитали в Египте как бога писцов, а в Древней Греции – как Асклепия, бога медицины.

– Ну и зачем нам эти пирамиды? – Наташка пожала плечами. – Если бы с них брали пример при строительстве дачи…

– Если уж брать пример, то с третьего чуда света – Храма Артемиды Эфесской. Ведь как мы мучаемся с фундаментом! Сама слышишь Димкин ор по весне – из-за него грачей не слышно. Вроде все по правилам, а каждый год дом пляшет так, что отмостка отстает. Так вот, в славном городе Эфесе без конца всех трясло и колотило – зона сейсмической активности. Только тогда таких умных слов не знали. Не успеют возвести какой-нибудь храм, как он бац! И на кусочки! Но один умнейший архитектор того времени по имени Герсифрон наплевал на все действовавшие ранее правила строительства и воздвиг Храм Артемиды Эфесской прямо на болоте. Фундаментом послужило основание из древесного угля и шерсти животных. Правда, строили храм более ста двадцати лет, а еще через сто лет (но ведь простоял же!) его сжег некий Герострат, решивший таким образом прославить себя в веках. И ведь прославился же, гад!

– Да-а-а. Жаль, что наши участки не на болоте, – вздохнула Наташка. – Да и где бы шерсти взяли? Ни одной паршивой овцы в округе, с которой можно было бы утянуть хоть клок. Даже Тоська козу продала. Всем товариществом оплакивали. Помнишь, как она за Тоськой бегала? Ни одна собака такой привязанностью не отличалась. С другой стороны, держать козу всю зиму на балконе трудновато. Вот не спросила, стог сена она тоже в квартире держала? Если бы, конечно, не соседи… И чего, спрашивается, вредничали? Тоська аккуратистка. Козе на балконе чуть ли не евроремонт сделала. Им бы, дуракам, радоваться чужому несчастью – ведь сплошные заботы. То доить, то кормить, то выгуливать. А как она ее на дачу по весне отправляла! Сбрендить можно! В четыре утра пехом из Ясенево на Коломенскую – к электричке. Машинисты обалдевали, когда она козу в вагон затаскивала. – Наташка посмотрела по сторонам и удовлетворенно добавила: – Бог с ним, с Эфесом! Все равно мне наше место нравится…

6

Мы как раз подъезжали к нашему садоводческому товариществу, и меня вновь охватило непонятное чувство тревоги. Оно усилилось, когда я увидела на дороге Аленку и свекровь. Обе с какими-то деревянными лицами.

– Готовимся к разбору полетов, – заявила Наташка так, как будто собиралась идти в атаку. – Ну и в чем дело? – строго спросила она у Аленки, намереваясь пустить в ход довод о второй половине отпускных, но не успела.

– Мам, Настя пропала! – стараясь совладать с собой, выдохнула дочь. Губы у нее кривились. Она очень старалась не расплакаться.

– О, блин, сюрприз! – забыв про материальные ценности, ахнула Наташка. Я заторможенно молчала, понимая, что эта новость из разряда крупных неприятностей, предчувствие которой мучило меня по дороге. – Давно? – спросила подруга.

– Три часа назад. Я вам звонила-звонила, а вы телефоны поотключали. Ну кто ж так поступает?

– Может быть, Настя домой уехала? – неуверенно предположила Наташка, но Алена отрицательно помотала головой. Я успела заметить, что синие глаза дочери стали занимать добрую половину лица, и в них плескалось такое отчаяние, что впору в нем затонуть. У свекрови на ногах были надеты разные тапочки, а руки, которыми она безуспешно пыталась застегнуть верхнюю пуговицу халата, сильно дрожали.

– Алена! Вы с Настей гуляли в лесу… – Мой голос звучал ровно. Удивительное дело – я слышала себя как будто со стороны. Дочь согласно кивнула. – От участка далеко не отходили, шли рядышком, трепались ни о чем, ничего подозрительного не замечали… Зачем Настю понесло в сторону?

– У нее там своя береза, а под ней белый, над которым она эксперимент проводит. Ей кто-то сказал – если на гриб посмотреть, он прекращает расти. Мне лень было тащиться вместе с ней. С утра уже два раза бегали. Ну и все. Пошла и пропала. Я ее звала, потом сама к этой березе бегала. Гриб как рос, так и растет, а Насти нет. Кругов десять вокруг нарезала…

– Да-а-а… – протянула Наташка. – Тут по большому счету только алкоголик заблудится. В поисках допинга. Может, у нее не одна береза на примете была?

– Одна, – печально вздохнула дочь, а свекровь вытерла тыльной стороной руки мокрые глаза.

– Ну значит, так, – решительно сказала я и замолчала. Просто не знала, что говорить дальше. То заключение, к которому я пришла, свидетельствовало о моей легкомысленности. Следовало принять необходимые меры чуть раньше, но, к сожалению, тогда определенных выводов у меня еще не было. Так, предположения… Тем не менее, если мои выводы верны – не в плане легкомысленности, это само собой, – есть уверенность, что с Настей ничего страшного не случилось. Во всяком случае, она жива. Вот насчет здоровья сложнее. Тут она сама себе хозяйка. Появись хоть один малейший повод его подпортить, она им непременно воспользуется. Злоумышленникам и стараться не надо. – С Настей случилось простое недоразумение, и добро на это дело необдуманно дано мной. – Последнюю фразу я с трудом выдавила из себя. Остальные дались легче: – Настину маму не тревожить по пустякам. Она хотя и закаленный трудностями воспитания дочери человек, но крадут-то девочку впервые. Может и разволноваться. А теперь, по логике, следует ехать за Настей. Нельзя оставлять ее на ночь одну. Но есть одна сложность… Нет, две сложности – Дмитрий Николаич и Борис Иваныч. Нет, все-таки одна. Первая сложность сегодня дежурит сутки. Вторая с минуты на минуту объявится. – Наталья открыла было рот, очевидно намереваясь внести старое предложение, но я его с ходу отвергла, даже не выслушав: – Ехать за недополученной, кстати – из моего кармана, половиной отпускных на ночь глядя глупо!

– Умная мысль! – уважительно заявила Наташка. – И как это она пришла тебе в голову? Но я, собственно, о другом… Ты тут такого наплела! Думала, с голодухи. Мы ведь с утра не завтракали. Посмотри, что с родными людьми сделала! – Родные мне люди смотрели на меня с жалостью и откровенным испугом. Бабуля ухитрилась наконец застегнуть верхнюю пуговицу, зато не на ту петельку. Аленка, намеревавшаяся поправить прядь волос, свалившихся на лоб, так и застыла с поднятой вверх рукой. – Так, граждане! – прозвучал командный голос Наташки. – Для начала мне надо поставить машину в стойло, накормить собаку, себя и Бориса, а он вот-вот заявится. Потом будем разбираться с твоим бредом. Мария Ивановна и ты, Алена, – не забудьте! Мы никуда не выезжали!

– Мам, тебе папа звонил и Виктор Василич. Оба просили срочно соединиться. Папа кулаком по столу стучал, было слышно, а Листратов просто ругался и советовал брать пример только с родного отца. Просто не знала, куда тебя послать – так, чтобы ты при деле была. В общем, озвучила первую мысль, пришедшую в голову, – вы с Натальей Николаевной подались на станцию котят пристраивать…

– И что, пристроили? – испуганно спросила я.

– Ира, ну что ты мелешь?! – Слова свекрови заставили меня опомниться. – Тебе действительно следует подкрепить физические и душевные силы. В коридоре корзинка, с которой вы якобы ходили на станцию и обратно. Аленушка даже матрасик сделала.

– Что бы ты без меня делала? – встряла Наташка. – Везде с тобой таскаюсь! Ладно, я поехала. Через… не знаю, может, и раньше – забегу. Тогда все и обсудим.

7

Все обсудить не успели. Буквально через десять минут я подавилась любимой жареной картошкой. У меня никогда такая вкусная не получается. Как ни стараюсь. Единственный приятный момент за весь день был безнадежно испорчен – на пороге кухни стояли двое разных, но по-своему интересных с виду мужчин. Объединяло их только одно – злющее выражение лиц, что у мужа, что у Листратова. Вот оно-то и заставило меня с набитым ртом вздохнуть и одновременно приветливо поздороваться – сгладить, так сказать, неприятный момент встречи… Свекровь испуганно заметалась со стаканом воды. Но не было возможности сделать даже глоток. Мой кашель наверняка был слышен даже на станции, в трех километрах отсюда, куда я вроде как таскалась с котятами. Подумалось, они, бедные, от этих душе – и телораздирающих звуков вполне могут и лапки протянуть. Кашель довел меня до слез – явление на моем лице, совершенно незнакомое Дмитрию Николаевичу. Листратов, не без удовольствия колотивший меня по спине, на них никакого внимания не обратил – у него в кабинете за все время службы ими не одну ванну можно было бы наполнить. А вот муж меня плачущей не видел, поэтому жалел. Гладил по голове даже тогда, когда кашель утих.