P.S. Я все еще люблю тебя - Дженни Хан

– Ну, я имела в виду «нравится».

– А что насчет Макларена? – спрашивает он. – Насколько сильно он тебе нравился по сравнению со всеми остальными?

Наконец-то! Хоть немного ревности.

– Он мне нравился, – я собираюсь сказать «так же», но колеблюсь. Если верить Сторми, никто и никогда не может всем нравиться одинаково. Но как можно определить, насколько сильно тебе нравится человек, не говоря уже о двух? Питер всегда должен нравиться больше всех. Он этого ожидает. Поэтому я просто говорю: – Не могу сказать определенно. Но сейчас больше всех мне нравишься ты.

Питер качает головой.

– Для той, у кого никогда раньше не было бойфренда, ты действительно знаешь, как заставить парня поволноваться.

Я приподнимаю брови. Я знаю, как заставить волноваться парня? Это первый раз, когда я слышу такое в своей жизни. Женевьева, Крис – они знают, как заставить волноваться парней. Но не я. Только не я.

28

Дорогой Джон(ни),

Во-первых, спасибо за ответ. Это был действительно приятный сюрприз. Во-вторых… история об отправке письма. Я написала тебе это письмо в восьмом классе, но никогда не хотела, чтобы ты его видел. Звучит безумно, знаю, но это то, что я раньше делала – когда мне нравился мальчик, я писала ему письмо, а затем прятала его в шляпной коробке. Письма предназначались только для меня самой. Но потом моя младшая сестренка Китти – помнишь ее? Тощая и вредная? – разослала их всем, в том числе и тебе, еще в сентябре.

Я помню то состязание по брейк-дансу. Думаю, Питер выиграл. Хотя, он бы по любому забрал самый большой кусок козинаков! Я вдруг вспомнила, а ты помнишь, как он всегда забирал последний кусок пиццы? Так раздражало. А ты помнишь, как однажды они с Тревором подрались из-за этого последнего куска, и все кончилось тем, что они уронили пиццу и она вообще никому не досталась? Помнишь, как мы все пошли к тебе домой, чтобы попрощаться, когда ты переехал? Я испекла шоколадный торт с глазурью из шоколадно-арахисового масла, и принесла нож, но все твои вилки и тарелки были уже упакованы, так что мы ели на веранде руками. Когда я пришла домой, то поняла, что на уголках губ остался шоколад. Я была так смущена. Кажется, что это была так давно.

Я не состою в Модели ООН, но была там в тот день и видела тебя. На самом деле, я чувствовала, что ты можешь быть там, ведь я помнила, насколько ты был увлечен Моделью ООН в средних классах. Сожалею, что не осталась, чтобы мы могли рассказать друг другу последние новости. Думаю, я просто испугалась, ведь мы не виделись уже давно. Ты тоже выглядел для меня прежним. Хотя, гораздо выше.

У меня есть к тебе просьба – не мог бы ты отправить мне мое письмо обратно? Остальные письма ко мне уже вернулись, и хотя я уверена, что это будет мучительно, мне бы очень хотелось знать, что я в нем написала.

Твой друг, Лара Джин

29

Уже поздно, и свет в доме не горит. Папа в больнице, Китти ночует у подружки. Я вижу, что Питер хочет зайти, но скоро придет папа и с ума сойдет, если, вернувшись домой, обнаружит, что, в такой час, мы в доме совершенно одни. Папа не сказал ничего конкретного, но после видео что-то изменилось, всего лишь на малую толику. Теперь, когда я встречаюсь с Питером, папочка, как-бы-невзначай, интересуется, во сколько я буду дома и куда мы пойдем. Раньше он никогда не задавал подобных вопросов, хотя, полагаю, раньше у него никогда не было для этого какого-либо повода.

Я смотрю на Питера, который выключает зажигание. Внезапно я спрашиваю:

– А почему бы нам не пойти к старому домику на дереве Каролин Пирс?

Он охотно соглашается.

– Давай.

На улице уже стемнело; я никогда не была здесь в такой темноте. В домик всегда попадал какой-то свет либо из кухни или гаража Пирсов, либо из нашего дома. Питер взбирается первым, а затем светит фонариком своего телефона вниз на меня, пока я лезу наверх.

Он изумляется тому, что внутри ничего не изменилось. Как будто мы только что покинули его. У Китти никогда не было особого интереса приходить сюда. Домик был вроде как заброшен с тех пор, как мы перестали пользоваться им в восьмом классе. «Мы» – это соседские ребятишки моего возраста: Женевьева, Элли Фельдман, иногда Крис, иногда мальчишки – Питер, Джон Амброуз Макларен, Тревор. Он был нашим личным местом; мы не делали ничего дурного, типа курили или пили. Мы там сидели и болтали. 

Женевьева всегда придумывала игры типа «Кого бы ты выбрал». Если бы мы были на необитаемом острове, то кого бы из нас кто выбрал? Питер без колебаний выбирал Женевьеву, потому что она была его девушкой. Крис сказала, что выбрала бы Тревора, поскольку он был самым мясистым, также самым несносным, и кто знал, может ей в какой-то момент пришлось бы прибегнуть к каннибализму. Я сказала, что выбрала бы Крис, ведь с ней я никогда не заскучаю. Крис это понравилось; Женевьева хмуро посмотрела на меня, но ее уже один раз выбрали. И к тому же, это было правдой: Крис была бы более веселой спутницей на острове, и, возможно, более полезной. Сомневаюсь, что Женевьева помогала бы собирать дрова для костра или ловить копьем рыбу. Джону потребовалось много времени, чтобы решить. Он прошелся по кругу, взвешивая все наши достоинства. Питер был быстрым бегуном, Тревор был сильным, Женевьева – хитроумной, Крис могла бы постоять за себя в драке, что же касается меня – он сказал, что я никогда бы не оставила надежду быть спасенной. Поэтому он выбрал меня.   

То было последнее лето, которое мы провели на улице. Просто каждый день был проведен на улице. Взрослея, вы все меньше и меньше времени проводите на улице. Никто больше не говорит «Иди, поиграй на улице». Но в то лето было именно так. Люди говорили, что это было самое жаркое лето за последние сто лет. Большую его часть мы провели на велосипедах, в бассейне. Играли в игры.

Питер садится на пол, снимает пальто и расстилает его, как одеяло.

– Ты можешь сесть сюда.

Я сажусь, и он притягивает меня к себе за лодыжки, осторожно увлекая меня, словно крупную рыбу, которая может сорваться с крючка. Когда мы находимся колени к коленям, он целует меня мягкими губами; мы целуемся так, словно у нас есть все время в мире. Я дрожу, но не от холода. Я испытываю тот вид нервозности, который вызывает трепещущее учащенное сердцебиение. Питер склоняет голову и начинает целовать мою шею, спускаясь к ключице. Я настолько возбуждена, что мне даже не щекотно так, как обычно, когда кто-то прикасается к моей шее. У него теплые губы, и это ощущается хорошо. Я откидываюсь на руки, и он движется надо мной. Это оно? Сейчас это должно произойти? На полу в домике на дереве Каролины Пирс?