Лицо во мраке. Этюд в багровых тонах - Артур Дойл

Глава L

Рассказ Одри

Шеннон слетел по лестнице, выскочил на улицу и увидел одинокую фигуру девушки, прохаживающейся у двери.

– Одри! – радостно выкрикнул он и, прежде чем она успела промолвить хоть слово, заключил ее в объятия. – Моя милая, какое же это чудо! Вы не представляете, что для меня значит эта минута.

– Разве мистер Смит не сказал вам, что я его дожидаюсь? – спросила она, мягко высвобождаясь. – Он не хотел меня пускать, пока не убедится, что вы ждете меня там.

– Он ожидал встретить меня здесь? – удивился Дик.

– Да, он так думал. Говорил, что вы в первую очередь к нему зайдете.

Он повел ее в комнату Смита, и тот встретил гостью совершенно спокойно. Там девушка рассказала, что с ней произошло.

– Я стояла у двери, когда услышала, как вы (я тогда подумала, что это были вы) спустились по лестнице и шепнули что-то полицейскому. Только после того, как этот человек прошел мимо меня и открыл дверь, я поняла, что ошиблась. Дик, это был мистер Мальпас! Сперва я чуть не закричала, но одна рука у меня была в кармане, я нащупала серебряную звездочку и вдруг вспомнила, что я ведь теперь сыщик.

– И вы пошли за ним? – ахнул Дик. – Сумасшедшая!

– Когда я поняла, что мне нужно делать, он уже перешел через дорогу. Я потихоньку пошла следом, не выпуская его из виду. У тротуара я увидела машину, но, пока он не сел в нее и не завел мотор, я не понимала, что это его машина. А потом я сделала ужасную глупость. Я закричала: «Остановитесь!» и побежала к машине. Вместо того чтобы скрыться на огромной скорости, как я ожидала, он обернулся, посмотрел на меня и, наоборот, сбавил скорость, так, чтобы ехать впереди меня. А потом неожиданно затормозил, и я, не успев понять, насколько это опасно, оказалась рядом с ним. Это был закрытый лимузин, и лица водителя я рассмотреть не могла. На улице было темно, и внутри самой машины свет не горел.

«Это вы, миссис Бедфорд?» – спросил Мальпас, и я, хоть и не сомневалась ни секунды, что это он, когда поняла, что действительно не ошиблась, от страха словно язык проглотила. «Садитесь в машину, я хочу поговорить с вами», – сказал он. Я развернулась, чтобы убежать, и тут он выскочил из машины. На улице не было ни души, и мне стало жутко страшно, я бросилась наутек. Не знаю как, но мне удалось от него убежать. Когда я наконец остановилась и обернулась, за мной никого не было, и машины, разумеется, тоже не было видно. И как только я подумала, что мне нужно найти полицейского и все ему рассказать, появился мистер Смит. Я опять испугалась – решила, что это Мальпас. Вот и все. Мистер Смит взялся проводить меня к вашему дому, и по дороге нам встретился сыщик, который сказал, что вы спрашивали о нем.

Дик глубоко вздохнул.

– Теперь понятно, откуда вы все знаете, Смит. И как же вы оказались в том месте?

– Я шел за девушкой.

Дик отвез Одри в ее гостиницу, однако вместе с чувством облегчения, которое он ощутил, убедившись, что ей ничто не угрожает, пришли и тревожные мысли. Где-то в Лондоне находились алмазы на умопомрачительную сумму, и то, что они снова оказались в руках их злокозненного владельца, нисколько не уменьшало серьезности положения.

Глава LI

Примирение

На следующее утро Одри, проснувшись, несколько удивилась, увидев, что спала в комнате, обстановка которой была богата в той же мере, в какой была скромна ее новая обитель. В дверь гостиной негромко постучали. Она выбралась из кровати, отперла дверь. Опрятная горничная вкатила в комнату небольшую плетеную тележку с завтраком. Рядом с подносом лежал конверт, и, взглянув на него, Одри не смогла сдержать удивленного восклицания. Письмо было от Доры, причем адресовано оно было не просто в гостиницу «Ритц-Карлтон», а именно в ее номер.

«Мое милое дитя!

Простишь ли ты когда-либо меня за все те страшные обиды, которые я причинила тебе, и за мой ужасный, низкий поступок год назад? Мне бы очень хотелось, чтобы ты предала прошлое забвению и навестила меня. Мне столько всего надо тебе сказать! В моих силах исправить по крайней мере одну несправедливость. Ты простишь меня, ангел мой? Прошу, позвони мне!

Твоя любящая сестра, Дороти».

«Дороти?» – подумала Одри и нахмурилась.

Горничная еще закрывала за собой дверь, а она уже была у телефона. Ответила Дора.

– Конечно, я зайду. Сегодня днем, если у меня будет время. И не переживай насчет… недоразумения с Холлоуэем. Я не могу об этом по телефону говорить. Понимаешь?

– Да, дорогая, – послышался в трубке низкий голос.

– Ты не спрашиваешь, чем я тут занимаюсь?

– О, я все знаю, – невесело отозвалась Дора. – Ты ведь работаешь на Стормера, верно? Мне рассказали, но это неважно. Так ты все-таки придешь! И ты правда простишь меня?

Одри вошла в ванную, ощущая на сердце легкость, которую не испытывала уже много дней. Глубоко в душе она чувствовала привязанность к сестре, и их вражда на самом деле никогда не давала ей покоя. В ту минуту ей казалось, что одна из главных бед ее жизни наконец осталась позади. Впрочем, не забывала она и о том необычном задании, ради которого здесь находилась. Одеваясь, она решила воспользоваться случаем и расспросить горничную о загадочном мистере Торрингтоне.

– Поговаривают, он миллионер, – произнесла девушка с такой безысходностью в голосе, с какой люди, не являющиеся миллионерами, говорят о тех, кто таковыми является, – но я не вижу, какое удовольствие приносят ему его миллионы.

– Он сейчас в своем номере?

Девушка кивнула.

– Был пять минут назад, когда я приносила ему завтрак.

– А секретарь у него есть?

Горничная покачала головой.

– Нет у него ни секретаря, ни даже попугая, – непонятно ответила девушка.

Утром Одри связалась с «Агентством Стормера» и коротко доложила о том, чем занимается.

В три часа она постучала в дверь дома на Керзон-стрит. Открыла ей новая горничная, и, как и следовало ожидать, Дора первым делом заговорила о недостатках прежней.

– Она слишком многое себе позволяла. Не поставив меня в известность, пускала в дом людей, которых я ей строго-настрого запрещала принимать. Ты простила меня, милая сестренка?

– Ну конечно, дорогая!

Одри почему-то стало неловко. В воздухе как будто витало какое-то тревожное ощущение, которое она чувствовала, но не могла понять.

– Садись, дорогая, дай я посмотрю на тебя. А ты почти не изменилась! Правда, какая была, такой и осталась! Никому бы и в голову не пришло, что ты на год старше меня.

Одри вздрогнула.

– На год старше? – удивленно повторила она.

– Я поэтому тебя и пригласила. Выпьешь чаю?

– Но я не понимаю, Дора! – воскликнула Одри, не обратив внимания на предложение. – Я не старше, я на год младше тебя.

Теплая улыбка Доры не оставила сомнения в том, что она не обмолвилась.

– Ты старше меня на один год, ангел мой, – ласково произнесла она. – Это наша дорогая мама виновата в том, что произошла такая путаница. По какой-то причине (не знаю по какой, но мне горько, что так случилось) мать невзлюбила тебя, и ее нелюбовь выразилась в довольно необычной форме. У нас есть причины не сомневаться в этом.

– Я всегда считала, что родилась первого декабря 1904… – начала Одри.

– Третьего февраля 1903 года, – улыбнулась Дора. – Твоя метрика находится у меня, и я хотела показать ее тебе.

Она выдвинула полку секретера, взяла голубой конверт и извлекла из него длинный листок бумаги.

– Вот она, дорогая… Одри Дороти Бедфорд. Это фамилия маминого первого мужа. Я же говорила тебе, что она никогда не называла тебя твоим настоящим именем.

Одри, словно громом пораженная, осматривала документ.

– Но она постоянно твердила мне… что ты старше меня. И, Дора, я помню, что в школе ты училась в старшем классе. Если то, что ты говоришь, правда, значит, мой отец…

– Да, я говорила тебе, что твой отец на каторге в Южной Африке, но это неправда, – Дора вздохнула и потупилась. – Это мой отец, – надломленным голосом произнесла она. – Он был американцем и приехал в Южную Африку. Там он познакомился с матерью, которая в то время была молодой вдовой с младенцем на руках. Через три месяца они поженились.

Одри рухнула в кресло.

– Как странно! – пробормотала она. – Но я – Одри! И мы обе – Дороти? Выходит, что так. Но… – она беспомощно покачала головой. – Поверить не могу, что я старше тебя.

Дора огромным усилием воли приглушила нарастающее раздражение, но то, что она собиралась сказать, оборвал взволнованный крик Одри.

– Но я могу доказать, что я младше! Мать рассказывала мне, где меня крестили – это было в Южной Африке, в церкви в Роузбэнке!

В спальне над комнатой, в которой они разговаривали, Мартин Элтон лежал, приложив к полу ухо, и слушал. Внезапно он побледнел. От Одри Торрингтон нужно избавиться! Но как? Каким образом? Ему было все равно. Он снова прислушался, и когда наконец на лестнице прозвучали ее шаги, встал и открыл дверь.