Камуфлет - Антон Чижъ

Августа 8 дня, полдень, +23° С.

Бюро судебной экспертизы Врачебного комитета

министерства внутренних дел,

Набережная реки Фонтанки, 16

А дома так и не побывал. Потому что, уехав от Ванзарова за полночь, вернулся в лабораторию и проработал до утра, в перерывах листая уголовный романчик. Лебедев проводил опыты с кристалликами гремучей ртути и йодистого азота, чтобы узнать, как они могут детонировать. Вывод был печальный: выбранные для убийства способы – оптимальны.

Лишь один вопрос упрямо не поддался криминалистической логике: откуда у злоумышленника уникальный выбор взрывчатки? В одном месте разные составы пироксилиновой группы не хранятся. Это строго запрещено правилами. У всех особые условия безопасности. Выходит, преступник ездит по военным складам, как кума по ярмарке, и выбирает что душе угодно?

Размышлениям Аполлона Григорьевич не суждено было разродиться откровением. Ввалился господин неопрятного вида и заявил:

– Куда ложить?

Субъект держал деревянный ящик, в каких перевозят стекло.

Лебедев молча указал на лабораторный стол, заставленный химическими приборами.

Ящик опустился с грохотом.

– Велено сложить с телом, – заявил субъект.

– С каким телом, любезный? – Криминалист пустил струю дыма в лицо гостя. – У вас, что в Охранном, не учат, как полагается докладывать старшим чиновникам Департамента полиции? Так я тебя быстро обучу. А ну, встал смирно, отдал рапорт по форме, скотина!

Агент, видимо, недавно принятый в «охранку», еще не знал, что бывают господа, которые не боятся грозного имени его ведомства, а сами кого хошь напугают. Урок был усвоен стремительно. Господинчик сорвал шляпчонку, вытянулся струной, как позволил коротковатый пиджачок, и, запинаясь, доложил, что его благородие ротмистр Модль направляет их благородию найденные части тела и просит как можно скорее установить, что они принадлежат трупу, доставленному из Выборгского участка для опознания в морг академии.

Аполлон Григорьевич еще маленько поучил наглеца и с позором выставил вон. Как только дверь за субъектом тишайшим образом затворилась, криминалист подскочил к ящику и жадно сорвал крышку, прилаженную мелкими гвоздиками.

Обе руки и ноги, несомненно, принадлежали одному человеку. Рваные краям и ошметки плоти указывали на взрыв – если клыки вампира или дикого зверя, исключаются. На первый взгляд, они, несомненно, принадлежали «чурке». Оставалось приладить их к телу.

Внезапно криминалиста посетила мысль, да такая простая и очевидная, что даже странно, как она сразу ускользнула от внимания. В общем, гениальная мысль.

Аполлон Григорьевич покопался в ящике в поисках головы, ничего не нашел, буркнул:

– Вот ведь охранщики, вечно потеряют самое важное!

И, засучив рукава вчерашней сорочки, окунулся в работу.

Августа 8 дня, половина третьего, +23° С.

На Офицерской улице,

потом на Екатерининском канале

На службу, на службу спешил коллежский советник. От Мойки до Офицерской добрался быстрым шагом, чтобы утешить мысли и чувства, чтобы выглядеть уверенным и сильным, чтобы образ жены, томящийся в застенках, не учащал пульс. И за десяток саженей до Управления вполне овладел собой. Он уже шагнул на ступеньку, как вдруг дежуривший городовой сделал нечто необъяснимое. Вместо того чтобы отдать честь, схватился за медную ручку так, чтобы дверь не открыть. По всему выходило, постовой не пускает и.о. начальника сыскной полиции.

– Язин, ты что? – удивился Ванзаров.

– Прошу прощения, ваше высокоблагородие, у меня приказ… не велено…

– Что не велено?

– Не велено… Пускать вас, то есть… Приказ… уж простите, Родион Георгиевич.

Пришлось отступить. Ясно одно: чиновнику сыскной полиции запрещен вход в управление. И не просто, а строжайшим образом, раз постовой не пропускает.

– Что ж, Язин, приказ надо исполнять, – Он отошел на шаг. – Сделай милость по старой дружбе, вызови Джуранского, а я вон там, на канале прогуляюсь.

Городовой обещал помочь.

Ждать пришлось недолго. Верный помощник прибыл, но необъяснимо переменился. Не так смотрит, не так держит себя, и вообще Ванзарову показалось, что ротмистру все время хочется оглянуться по сторонам. Напугали, что ли, кавалериста?

– Мечислав Николаевич, извольте объяснить, что это значит?

– Распоряжение господина Филиппова: от дел вас отстранить, в Управление не допускать вплоть до выяснения всех обстоятельств, – Ротмистр увел взгляд куда-то в даль Екатерининского канала.

– Могу ли знать, в чем меня обвиняют?

– В циркуляре сказано: «В связи с возможным соучастием в убийстве и дознанием, проводимым Охранным отделением».

Выдержка и спокойствие – лучшие друзья чиновника полиции в опале.

Так что Родион Георгиевич позволил себе легкую усмешку:

– Дознание, говорите? Мою жену и кухарку арестовала «охранка», детей отдали в приют, меня обвиняют, что это я обстругал «чурку». Ну, как вам такое дознание?

– Я в это не верю.

– Спасибо и на том. Кто назначен замефать? Джуранский нервно одернул сюртук и заложил руки за

спину:

– Господин начальник сыскной полиции назначили своим временным заместителем меня.

Поздравлять бывшего подчиненного коллежский советник не стал, но незримым измененниям в образе «железного ротмистра» нашел простое объяснение. Даже временная должность с полномочиями меняет человека. Даже железный характер прогибается. Какая жалость, ей богу!

– Рад, что сыск в надежных руках, – как ни в чем не бывало, заявил Ванзаров. – В таком случае профу вас, как исполняюфего, разрефить мне забрать кое-какие документы.

Ротмистр дернул усиками:

– Это невозможно. У меня четкий приказ. Простите.

– Один нескромный вопрос: до получения новой должности, успели напечатать текст, который я диктовал, и получить справку из адресного стола?

Джуранский вздохнул обиженно:

– Зря вы так, Родион Георгиевич, я же не виноват… меня назначили…

Бывшему начальнику ротмистр протянул пачку листков: подметное письмецо было распечатано на разных машинках. От руки же составлен список всех Морозовых столицы.

Августа 8 дня, два часа, +23° С.

Николаевский вокзал Николаевской железной

дороги, Знаменская площадь, 2

Главный вокзал столицы волею императора, имя которого и носит, располагается невдалеке от Песков – части города более известной дешевыми проститутками. Купцы, приезжающие из первопрестольной, могут вкусить свободной любви, не уходя далеко от поезда.

Прочие пассажиры торопятся скорей добраться до ближайших гостиниц или меблированных комнат, отчего привокзальные извозчики дерут с них втридорога.

Господин, только что сошедший с московского скорого, топтался на перроне в нерешительности. Шел то в одну, сторону, то возвращался. То снимал изящную шляпу, то излишне тщательно устраивал ее на голове. Было заметно, что молодой человек полон смятения и противоречивых чувств. А быть может, ожидал кого-то. При этом багажа у него имелось всего-то два места.

Носильщик-татарчонок, подхвативший поклажу, измаялся ожиданием.

– Барин, давай, айда? – тоскливо канючил он.

– Ах, оставь! – Молодой человек томно махнул ручкой. – Ты несносен! Он должен прийти! Он должен увидеть, как я страдал! Он все поймет, он такой великодушный! Я буду стоять на перроне… Одинокий, в ужасных клубах паровозного дыма… И он вернется…

Носильщик решил про себя, что господин хороший уже с утра заложил, а всего вернее буйный, лучше убираться подобру по здорову. Не долго думая, мальчишка скинул кофр с портпледом и бросился наутек. Но как назло въехал в живот постовому железнодорожной полиции, обходившему владения. Татарчонок был немедля поднят за шкирку и строго допрошен. Выяснилось, носильщик не безобразничает, а спасается бегством от сумасшедшего.

Полицейский Ердюкин проявил интерес к господину, подпрыгивающему на одном месте, отдал честь и попросил паспорт, каковой должен находиться у каждого путешествующего.

– Уйдите, не до вас, – ответил нервный молодой человек. – Ну, почему он так опаздывает, нехороший… О Боже, миллион терзаний!

Вахмистр оглядел пассажира: вроде не велика птица, чтобы так отвечать лицу при исполнении. Телом же худ и тщедушен, подмогу свистеть стыдно, справится в одиночку. А потому Ердюкин решительно скрутил строптивцу руку и, не обращая внимания на нескончаемые протесты, поволок устанавливать его личность в дежурную часть.

Августа 8 дня, начало четвертого, +23° С.

Здание министерства внутренних дел,

Набережная реки Фонтанки, 16

В Департамент полиции, как и в прочие важнейшие министерства, можно зайти запросто с улицы. Как не странно, Военное министерство, Адмиралтейство, Финансов и даже, страшно сказать – Просвещения, не имели особой охраны на входе. Ну, можно ли считать охраной пожилого швейцара, впускающего посетителей!