Центр мира - Михаил Кречмар

– Может быть. Но это уже явно не будет прерогативой твоих Мустафы и Кадыра.

– Юсуфа и Кадыра. Хотя, собственно, какая разница? Другой вопрос, почему они были со мной так откровенны?

– Чтобы повысить свою значимость в собственных глазах. В первую очередь. И в твоих тоже – но это уже во вторую. В подобной ситуации недалёкий человек может сболтнуть даже то, чего никогда бы не сказал соучастникам по настоящему тайному заговору. В частности, эти парни несколько раз упоминали какого-то Эмира, – задумчиво проговорил Макс.

– Да, было дело. Причём говорили о нём чуть ли не как о Мессии.

– Грамотный человек – вот что это обозначает. Воспитанные в мусульманстве уважают книжную мудрость. Может быть, ты заметил, как пьяные сантехники, слесари и маляры любят подшофе пообщаться с «очкастым интеллигентом»? – обратился Макс к Алексу с вопросом. – И это отнюдь не следствие любви народа к образованному человеку. Так интереснее общаться. Просто в мусульманстве уважение к книжной учёности доведено до предела. Учёный человек – имам, улем, кадий – для рядового мусульманина несравненно более высокий духовный авторитет, нежели для русского крестьянина и рабочего интеллигент-народник или пропагандист-агитатор. Вот почему самым отпетым афганским моджахедам так льстило именоваться «студентами» – то есть «талибами». А то, что они были откровенны с тобой, так это давно описанный феномен. Тем более в данном случае отчасти оправданный. Они, судя по всему, недолюбливают всех на свете, но ненавидят – китайцев. А ты-то уж, брат, явно не китаец.

– Ну ладно, Эмир, имам или улем – это кто-то, на кого они надеются. Про него узнать практически ничего не удалось, – сказал Зим.

– У-у-у, чего захотел! – возразил Макс. – В нашем деле можно считать удачей, что мы получили хотя бы одно косвенное подтверждение, что в Синьцзяне: а) есть какое-то сопротивление политике КПК; и б) что оно хоть в ком-то персонифицировано. То бишь есть некий человек, не побоявшийся сказать «я отвечаю за то-то и то-то». Должен сказать, что это чертовски отважный человек. Или не очень умный.

– А может, он, – Зим аккуратно подбирал слова, – не очень хорошо понимает, во что ввязался?

– Ну-у-у… Я же говорю, не очень умный. Но в любом случае, мы про него ничего не знаем, – резюмировал Спадолин, – кроме того, что он есть. И, я повторюсь, это уже много. Но перейдём к «Хун Шаню».

– Не скажу чтобы от меня было больше пользы, чем от тех туристов. В конце концов, я даже не попал на территорию базы, – вздохнул Зим.

– Не скажите, Александр Александрович. Во-первых, в отличие от туристов, вы знали что искать и потому смотрели на базу другими глазами. Итак, рассказывайте мне всё, как вы это увидели.

– «Хун Шань». Первое, что мне подумалось, что это – труднодоступное место. А лет семьдесят назад оно было практически недоступным. Сегодня туда ведёт дорога, вырубленная взрывчаткой в отвесной скале. И, кстати, не самая хорошая дорога на свете. Я допускаю, что зимой бывают ситуации, когда база практически отрезана от всего мира. А лет пятьдесят-сто назад попасть туда, скорее всего, можно было только по навесным тропам – оврингам. Тем не менее люди туда попадали, и их было довольно много. Я не исключаю, что в долину, где находится озеро Кара-Коль, можно попасть и с другой стороны Тянь-Шаня – с плато Юлдуз.

– Но, судя по рассказам твоих «помогаек», некий ахун привёл большое количество людей громить изображения Будды тем же путём, каким проехали вы.

– Да… Изображения Будды… Судя по словам Юсуфа и Кадыра, развалины над озером Кара-Коль прикрывают какие-то пещеры. Возможно, целую пещерную систему, как в Торо-Боро. Может быть, их строили одни и те же люди?

– Или проектировали.

– Так я вот о чём подумал. То, о чём вы мне рассказывали – стрельбище и всё такое, – а нельзя это сделать в пещерах?

Спадолин мотнул головой.

– Можно. Но это должны быть очень большие пещеры. Проветриваемые. И крепкие в придачу. Должна быть полная уверенность, что их своды не обрушатся вам на голову.

– Угу. – Зим вынул из рюкзака несколько камней. – Окружающие горы состоят из таких камней. Или примерно таких. Попросите соответствующие службы выяснить, возможны ли в горах, сложенных такими породами, естественные каверны. И насколько они могут быть устойчивыми. Пещеры, судя по всему, вряд ли являются плодами воображения моих проводников. Они есть. И они достаточно велики. Вообще, я тут пошарил в интернете и по литературе. Крепость, которую я наблюдал в Хун Шане, может быть очень известным разбойничьим гнездом шестого-девятого веков от Рождества Христова – так называемой Скалой Эфталитов. Но вот дальше становится интереснее – по некоторым источникам, Скала Эфталитов прикрывает подход к другой твердыне – Юнгдрунг Олдринг, или Крепости Свастики.

– Вот так прямо – Свастики?

– Ну да. Сакральной эмблемы религии Бон. Но и это ещё не всё. Утверждается, что крепость Юнгдрунг является географическим Центром Мира и средоточием невероятной по земным масштабам силы. Есть версия, что там спрятан мифический Огонь Шивы. Мои же ёгуры говорят, что под горами укрылся могущественный демон и что если его потревожат – вот тут-то и придёт всему конец… Я вот одного не понимаю: Скала Эфталитов – если это, конечно, она – расположена на самой границе вечного снега. Так что Крепость Свастики, если она существует, должна вообще располагаться значительно выше снеговой линии.

– Ну и на хрена она нужна тогда? – удивлённо свистнул Макс.

– Вот и я себя спрашиваю – на хрена? – повторил Зим.

– А теперь – что является, с твоей точки зрения, плодами их воображения? – прищурился Макс.

– Трудно сказать, что является плодами воображения моих проводников и их мудрых предков, а что нет. Первое. Когда-то, по их словам, в эти долины проникло огромное войско. Во главе с самим Искандером Двурогим. И прозвище «Двурогий» он получил именно в одной из этих долин. Крепость на скале принадлежала семи мудрым старцам, которые стоили семи тысяч. Войско Искандера пыталось взять эту крепость, но безуспешно. В качестве иллюстрации Кадыр говорил, что они выкладывали лестницу из замороженных трупов местных жителей, пытаясь взобраться на скалу.

– А это, в свою очередь, говорит о том, что там было довольно много жителей…

– Да хрен их знает. Мы-то уж точно не представляем себе, чего и сколько было в этой богом проклятой дыре две с половиной тысячи лет назад. Даже попасть туда значительной массе людей было, по-моему, затруднительно. В конце концов Искандер договорился со старцами, и они пустили его в Крепость. Но из Крепости он вышел уже в виде двурогого чудовища.

– Насколько я понимаю, Александр Македонский получил это прозвище оттого, что носил шлем с двумя рогами, как у барана, – символ бога Аммона?

– Это ты объясни Кадыру и Юсуфу. Про Аммона, я имею в виду. Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк Его… Про Аммона в Коране ничего не сказано. По крайней мере, по их версии, Искандер сошёл со скалы не тем человеком, каким попал туда. После чего покорил Индию, остаток Ирана и умер в Александрии.

– Ты мне читаешь лекцию по истории?

– Да нет. Это версия «Романа об Александре» моих уйгурских знакомых. На самом деле Александр повернул обратно на границе Индии, после этого уже ничего, по сути, не покорял и умер не в Александрии, а в Вавилоне. Все его приближённые, а было их немало и многие оставили письменные воспоминания, единодушны в том, что рогов у Александра не наблюдалось.

– Это ты меня подколоть хочешь? Не время сейчас рога полировать. Сейчас о геополитике думать надобно…

– Да ладно тебе… Самое главное-то в том, что Александр Македонский, он же Искандер, не продвигался на северо-восток дальше Самарканда. Так что всё это, видимо, не более чем плод воображения.

– Плод воображения… – Спадолин задумался. Все правила Службы восставали против решения, которое исподволь формировалось в его сознании. Но ведь и нынешнее дело было не совсем обычным, не так ли? – Слушай, Зим, я тебе скажу одну вещь. Вообще-то не должен её говорить…

Здесь Макс осёкся. Ведь рассказал же он Зиму о Махмуде… Да, но Махмуд-палван был реальной угрозой, которая могла в любой момент возникнуть рядом, и предупредить о её существовании «привлечённого сотрудника» Макс был обязан.

– В общем, в деле с нашими возможными «экспортёрами исламской революции», – продолжил Макс, – каким-то весьма странным образом засветились оккультисты. Более того, похоже, что люди, представляющие вероятных синьцзянских повстанцев в России, интенсивно контактируют с ними.

– Ну… В принципе в этом нет ничего очень уж удивительного… Революционеры всех времён стремились оседлать некие сверхъестественные силы для того, чтобы добиться успеха. Насколько я знаю, подобные попытки имелись и в вашей службе в двадцатые годы.

– Имелись, не скрою. Потом, правда, всех этих людей расстреляли… Но я вот о чём: почему именно «Хун Шань» стала местом вероятной дислокации боевиков? Потому что её легко легально финансировать через международные структуры? Потому что туда можно отправлять под видом туристов боевиков на переподготовку? Или потому что контроль над базой «Хун Шань» обеспечивает контроль над чем-то ещё?