Центр мира - Михаил Кречмар

Зим стал спрашивать про всякие памятники в этих горах. Он достал из рюкзака блокнот и нарисовал изображение Будды, затем изобразил монастырь Лхасы, каким помнил его на фотографиях, а на закуску воспроизвёл шариковой ручкой картину Николая Рериха «Камень Гэсэра».

– Такой? – тыкал он пальцем в каждое из этих изображений, спрашивая проводников.

– Такой, – хором отвечали они, а дальше из их речи разобрать что-либо было совершено невозможно.

Наконец рядом с Буддой Кадыр нарисовал чёрное пятно, а на самого Гаутаму повторял: «Много». Зим предположил, что речь идёт о Тысяче Будд, памятнике, расположенном в Синьцзяне.

Нет, пытался объяснить Зим, прихлёбывая вино прямо из горлышка, причём при каждом глотке его компаньоны тыкали друг друга локтями под рёбра и заливались смехом. Это – здесь? Вот здесь есть что-то такое? Будда, лхасский монастырь или дыра в горе?

Юсуф, заливаясь смехом, ушёл в машину, вытащил оттуда красочный китайский календарь с изображением лхасского монастыря и начал объяснять подвыпившему иностранцу, что это всё очень далеко отсюда. Зим достал из рюкзака пенополиуретановый коврик и шерстяной плед и заснул на час. За этот час оба ёгура съели остатки мяса и, как показалось Зиму, употребили вина.

– Понятно, нет у вас ни Поталы, ни Будды, но хоть дырка в земле есть? – возобновил Зим допрос о местных достопримечательностях.

Ёгуры, увидев, что иностранец протрезвел, отнеслись к его вопросам более серьёзно. Дырок в земле много, очень много. Но не здесь, а на соседней речке, Кара-Суу. И озеро там – Кара-Коль, похожее на то, что нарисовано. Есть дома (старые, как понял Зим), все сломанные. Но самое главное – ходить или ездить туда запрещено. Зим спросил почему, и выслушал ещё получасовую политинформацию про китайца и его говно.

Далее Зим спросил, был ли в тех местах сам Кадыр. Да, когда был маленьким. Там бывали его отец и дед, а прадед, судя по всему, разрушил изображения Будды. «Говно, – сказал Юсуф и ткнул в изображённого Зимом Будду грязным пальцем. – Отец деда его пух-пух».

Зим сказал, что у него болит голова и что он хочет вернуться в гостиницу. Оба ёгура залились смехом, и через три часа Зимгаевский уже лежал на кровати в своём номере гостиницы «Юухао».

Сегодня он побывал в ущелье реки Кызыл-Суу, откуда начала свой маршрут туристская группа злополучного Владимира Гельмана.

Алекс Зим. Туристская база «Хун Шань», Китайская Народная Республика. Действие II

Зим попросил «помогаек» приехать в семь часов утра. Завтрашний день он намеревался полностью посвятить шопингу – иначе его поведение могло вызвать некоторые подозрения в группе. В связи с чем первую часть разведки необходимо было закончить сегодня. Поэтому ещё при посадке в машину он достал из рюкзака початую бутылку вчерашнего синьцзянского вина и сделал из неё долгий жадный глоток, как и подобает невоздержанной «белой обезьяне». Кадыр и Юсуф захихикали.

Зим предложил ехать в место вчерашнего отдыха. Однако на повороте в долину Кызыл-Суу Зим достал из кармана сложенный вчетверо банковский билет в сто долларов. Продемонстрировав платёжное средство, он предложил ехать туда, где располагались сломанные дома и дырки в земле («много!»). Услышав во второй раз, что туда нельзя, он снова достал деньги и объяснил, как мог, что если деньги не помогут, он будет согласен вернуться. Ёгуры пошептались-пошептались (причём их «пошептались» было громче иного скандала в коммунальной квартире) и в конце концов согласились.

Подъезд к ущелью Хун Шань оказался довольно сложным: грунтовая дорога хоть и была хорошо накатана, на постепенно переходила в серпантин, прижавшийся к отвесной скале в двухстах метрах над бурным потоком. Неожиданно дорога выровнялась, крутые, почти отвесные склоны гор расступились, и взору открылась весёлая зелёная долинка, заросшая ивами, а над ней – жемчужное зеркало ледникового озера в обрамлении россыпи гигантских валунов.

Дорогу перегораживал шлагбаум.

Зим предложил остановиться и посигналить, но Кадыр поступил иначе. Он взял стодолларовую купюру и побрёл по дороге, которая, впрочем, тут же скрывалась за отрогом скалы.

Зим вышел из машины.

Перед ним открывалась феерическая картина ледникового озера, расположенного на самом пороге высокогорья. Мягкие очертания берегов, пологие, серые, будто выложенные перламутром, пляжи, переходящие в высокие взлобки, а уже сверху на них – живописнейшая россыпь огромных валунов, принесённых сюда силой сползающего вниз льда – одной из самых могучих сил, встречающихся в природе. Язык самого ледника нависал над озером, как участок поверхности другой планеты, принесённый сюда каким-то апокалиптическим вихрем пространства. А выше этого серого, морщинистого языка Мирового Хаоса возвышались снежно-голубые вершины китайского Тянь-Шаня.

Прямо над озером возвышался довольно высокий утёс, прилепившийся непосредственно к хребту. На первый взгляд он казался относительно невысоким, но «невысокость» была кажущейся – слишком уж титаничен был окружающий его пейзаж. Зим решил, что высота уступа около двухсот метров, а может, и выше. На уступе располагались какие-то чёрные плоские строения, скорее всего необитаемые. Зим пытался сообразить, где находится путь, которым пользовались неведомые строители, – и не мог. А ведь тем не менее туда должна была вести относительно приличная дорога – каменные развалины подразумевали собой деревянные балки перекрытий и потолков, домашнюю утварь и много разных других предметов, которые невозможно изготовить из камня и льда, тех единственных материалов, которые здесь имелись в избытке.

Зим достал фотоаппарат, нацепил на него телеобъектив и начал кадр за кадром «обрабатывать» окружающее его великолепие.

Через полчаса появился Кадыр. Он объяснил, что дальше нельзя, что «китаец-говно» отобрал сто баксов и теперь надо уезжать, потому что иначе (тут Кадыр снова сложно, но понятно изобразил человека в фуражке и с автоматом) будет «пуххх»!

– Вот говно! – сказал в сердцах Зим к вящему восторгу провожатых.

На серпантинном спуске Зим ещё дважды попросил остановиться. С одной из точек открывался вид на всю долину, в том числе и на пресловутую турбазу. С другой – на подходы к озеру по ущельям, приходящим с хребта. Зим на каждой точке провёл не менее двадцати минут и сделал около полутора сотен снимков с высоким разрешением.

На обратном пути он снова останавливался, жарил шашлык и разговаривал с «помогайками».

«Помогайки» отчасти словами, отчасти жестами рассказывали следующее.

В этом месте, над озером было много таких Будд. «Говно», – сплюнули оба ёгура. Сто лет назад ахун Шараф из Корлы решил, что статуи оскорбляют Аллаха, скопившись в таком количестве в одном месте. Туда отправились мужчины («Очень много», – сказал, воздев палец, Кадыр) – для того, чтобы уничтожить идолов. Им удалось разрушить только находившиеся на поверхности, но в развалинах («среди сломанных домов») нашлись подземные ходы (или пещеры – Зим так и не понял), внутри которых тоже были идолы – много идолов «говно». Тогда часть мужчин во главе с ахуном Шарафом спустились в эти дырки. Послышался грохот, и гора поглотила их. «Потому что там царство Иблиса, а не Аллаха», – доходчиво объяснил Кадыр на неожиданно понятном русском языке. Сегодня один Эмир не страшится общения с Иблисом, потому и спускается под горы. А когда Эмир даст свободу ёгурам, Иблис выйдет из своего логова, расположенного в корнях древних гор, и будет великая битва на хребтах Хан-Тенгри, и Иблис будет побеждён окончательно, а Аллах, естественно, восторжествует. Но мира при этом не останется, потому что так будет угодно Аллаху поступить с людьми, потревожившими Иблиса. Зим совершенно естественно спросил, для чего уйгурам свобода, и оба снова зашипели и стали плеваться, говоря, что китаец – говно.

Макс Спадолин, Алматы

– Стало быть, первый блин – комом, – резюмировал Зим.

– Ну, не кажется мне, что он совсем уж получился комом, – протянул Макс.

Зиму вообще-то тоже так не казалось, но он предпочёл не озвучивать перед Службой свои предположения.

Макс в очередной раз прогонял отснятый материал на мониторе компьютера.

– Что мне показалось по-настоящему любопытным, – произнёс он, – так это то, что эти уйгуры, или ёгуры, как они сами себя называют, действительно были бы не против независимости. При условии, если бы она на них свалилась как манна небесная. И что они стали бы с ней делать?

– На примере России я понял, что независимость сперва получают, а потом с ней что-то делают, – рассудительно заметил Алекс.

– Может быть. Но это уже явно не будет прерогативой твоих Мустафы и Кадыра.

– Юсуфа и Кадыра. Хотя, собственно, какая разница? Другой вопрос, почему они были со мной так откровенны?

– Чтобы повысить свою значимость в собственных глазах. В первую очередь. И в твоих тоже – но это уже во вторую. В подобной ситуации недалёкий человек может сболтнуть даже то, чего никогда бы не сказал соучастникам по настоящему тайному заговору. В частности, эти парни несколько раз упоминали какого-то Эмира, – задумчиво проговорил Макс.