Книга о верных и неверных женах - Инаятуллах Канбу

Пройдя немного, сын везира увидел вдали дворец, стены которого доставали звезды небесные, а крыша соприкасалась со стеной, подпиравшей небо. Сын везира стал приближаться ко дворцу, ступая осторожно и незаметно в тени деревьев, пока не подошел вплотную к воротам. Он шел так тихо, что сам не слышал шороха своих шагов. От страха он трепетал, как осиновый лист, печень его таяла, словно соль в воде, желчь превращалась в воду, а сердце раскалывалось словно кончик калама. Вдруг во дворце появилась красавица со стройным станом. увидев ее, пери сошла бы от зависти с ума, а гурия за такую красоту не пожалела бы жизни. Сердца влюбленных от страсти к ее щекам пылали, как семена руты в огне. Терпение и разум покинули сына везира, ее черная родинка лишила его жизни. Он потерял сознанье, словно влюбленный соловей, и оцепенел. А красавица, подобная кипарису на берегу ручья, легко и грациозно подошла к нему и стала сыпать из рубинового ларца слова-жемчужины.

— О ты, осужденный на смерть, — обратилась она к нему, — разве ты не знаешь, что здесь обитает кровожадный див? Здесь и птица не решается расправить крылья, и муха не смеет зажужжать. Зачем же ты по собственной воле ступил прямо в пасть крокодила, бросился в тенета смерти? Может быть, ты пресытился жизнью?

— О пери! — ответил он ей. — Мне предстоят великие дела, но расскажи лучше ты о себе. Как оказалась в обществе дива такая пленительная красавица? Ведь розы по сравнению с твоими щеками презреннее шипов, а луна перед твоим прекрасным лицом ничтожнее рыбы. Как ты согласилась жить с таким мерзким ифритом?

О роза, твои собеседники только шипы, —Неужто сама избрала ты компанию эту?[116]

Красавица, выслушав его, стала лить из нарциссов-глаз слезы на розы щек, а потом сказала:

— Я была розой на царственной лужайке, жемчужиной в шкатулке падишаха. Звали меня Паринажад, и отец выдал меня по обычаю шаханшахов за Манучихра, который взимал дань со всех властелинов земли и снимал венцы с хаканов нашего времени. Этот див сожрал по одному всех жителей нашей страны, а потом протянул лапу и в столицу.

Прежде всего он проглотил всех подданных, а затем обратил взоры к падишахскому дворцу и стал пожирать стройных невольниц, которым завидовали полевые цветы, луноликих служанок, настолько обольщенных своей красотой,

Что они не ставили солнце ни во что, презирая немые и незрячие лилии и нарциссы. Наконец, в покоях падишаха остались только я и сам падишах. На следующий день проклятый див ворвался в гарем, схватил шаха, как воробья, и лишил жизни, а меня притащил в эти гибельные места.

— А теперь расскажи мне, — продолжала она, — отчего ты решил погубить себя и почему по собственной воле ступил прямо в пасть дракона?

Сын везира рассказал ей обо всем, посвятил ее в свои тайны, а она, выслушав его, сказала с улыбкой на устах:

— О юноша, стоящий на краю смерти! Ты никогда не решишь этой трудной задачи, никогда не доведешь это дело до конца. Разве соломинка может сдвинуть с места гору? Разве мошка может бросить оземь слона? Торопись, покуда цел, спасайся бегством! Не сражайся попусту с самой смертью!

— О луноликая! — ответил сын везира. — Хотя твои сочувственные слова разумны и дальновидны, но ведь часто случается, что маленькие люди с ясным умом совершают великие дела. Ведь ничтожно малый муравей при помощи своего разума валит с ног могучего слона [117]. Если ты укажешь мне путь и поможешь советом, — возьмусь за это трудное дело.

Та красавица, сияющая, как Муштари, ответила ему:

— Да будет тебе известно, что дива можно поразить только одним путем. Надо найти шершня и смазать медом его крылышки. Потом надо пустить его в нос ифрита, у того запершит в носу, и он чихнет. Если при этом шершень летит из носа, то див разорвет тебя в клочья и превратит в прах. Если же шершень не вылетит, а через нос проникнет в мозг, то див погибнет.

— Я не боюсь смерти, — ответил ей сын везира, — и рискну своей головой ради успеха. Если нам повезет и мы сумеем погубить этого дива, то избавим весь мир от приносимых им бед. А если нет, — я сложу голову ради своего благодетеля.

С этими словами он положился во всем на Аллаха прикрываясь упованием, словно щитом, вошел в комнату, где почивал див.

Он увидел нечто черное, огромное, как гора, с длинными рогами, и по земле вился хобот. Казалось, слон и бык соединились в едином существе. Клыки у дива были как у кабана, а тело его, подобное скале Бисутун, обросло густой шерстью, как у медведя. Увидев его, человек от страха лишался зрения, разум мерк от сего мерзкого к безобразного облика.

Сын везира, увидев эту гороподобную тушу, затрепетал от страха, но, обратившись в душе к Аллаху, проникся мужеством во имя благородных помыслов. По совету той красавицы со стройным станом он отыскал среди листьев адамовой головы шершня и стал внимательно приглядываться к ифриту. Когда тот выдыхал воздух, то поднималась пыль, словно от сильного ветра, а когда он вдыхал, в его нос вместе с воздухом летели хворост, пыль и камешки с расстояния двух танабов. Сын везира помазал шершня медом, поднес к носу ифрита, и тот влетел прямо в нос, а юноша отбежал в сторону и спрятался в высокой траве. Див тотчас же вскочил и чихнул так громко, что юноша задрожал от страха. Но по воле судьбы шершень проник в мозг дива, и чиханье не помогло ему. Див начал громко стонать, лишился сил, взревел так, что Бык, на котором стоит земля, задрожал от страха, а небеса и вся земля стали содрогаться. Вскоре ифрит в ярости забегал по сторонам, стал вырывать с корнем деревья и метать валуны. Наконец он скончался, древо его жизни упало. Сын везира, когда свершилось такое великое дело, когда он одолел это глубочайшее море, приник лицом к земле и стал молиться богу, а потом, словно утренний легкий ветерок, помчался к царевичу с приятной вестью. Одновременно он прочитал ему хвалебную касыду о красоте Паринажад. Он рассказал о хитрости девушки, о шершне и меде. Шахзаде от радости затрепетал, словно травка от ветерка, обнял сына везира, поцеловал его, а потом отправился во дворец дива и стал любоваться красотой Паринажад. Подошел он и к трупу Дива, рассмотрел его и подивился его устрашающему гороподобному телу. Он похвалил изобретательность сына везира, потом приник головой к земле, вознося благодарность к чертогу всемогущего творца, который губит дракона малым воробьем и убивает слона комаром. А ту красавицу, которая была послана им как дар небесный, он взял с собой, и они снова двинулись в путь.

Царевич прибывает в город Банудбаш, родину Паринажад. Нива жизни Манучихра зеленеет вновь благодаря содействию благообразного старца, равного Хызру, а Паринажад обретает утраченные надежды

Царевич, покинул те проклятые места, прошел несколько переходов, и, наконец, перед ним предстал огромный город с высокими домами. Измученный долгим переходом и обрадованный тем, что ему удалось выбраться невредимым из той гибельной и ужасной пустыни, он стал двигаться к городу, радуясь, словно распустившаяся роза, стал возносить благодарственные молитвы богу и быстро вступил в городские ворота. Это был обширный и прекрасный город, которому Ханаан годился в рабы, а дворцы кайсара и Нумана были по сравнению с его дворцами лишь прахом у порога. Дома там были богатые и красивые, с арками, изящными, словно брови красавиц, а минареты стройны и прямы, как кипарисы, здания располагались ровными линиями, лавки выстроились рядами, словно жемчужины в ожерелье. Однако нигде не было видно ни одного человеческого существа. Царевич сильно огорчился этому и разослал из предосторожности своих спутников во все стороны с наказом искать людей на базарах, улицах и в домах. Те искали повсюду, заходили во все дома, но так и не нашли ни одной души. В какой бы дом они ни входили, всюду видели несметные богатства, роскошную утварь и убранство, яства и напитки, сосуды и посуду. Казалось, люди только что поднялись со своих мест и спрятались где-нибудь в доме. Посланные насторожились и испугались: может быть, это жилища ифритов или дивов? Они вернулись к царевичу встревоженные и со страхом сообщили, что в городе нет никого.

— Наверное, — сказал им царевич, — ифрит Хул-Хул разорил этот город.

Он соскоблил с ума тревожные мысли и страх, а потом решил: «Надо отправиться в падишахский дворец, ведь в этих местах мы можем повстречать гуля».

Шахский дворец, в который они вошли, был тоже безлюден, но все было в порядке, сады в цветении. Когда царевич увидел украшения, портики и галереи дворца, ему захотелось осмотреть все это великолепие, он стал ходить по дворцу и разглядывать его, а потом они все стали гулять по дорожкам дворцового сада и, наконец, вошли в гарем. Тут Паринажад начала громко рыдать, проливая кровавые слезы. Царевич поразился столь внезапной перемене и решил было, что она жалеет о разорении такого прекрасного города, полагая, что другой причины для слез нет.