Мандаринка на Новый Год (СИ) - Дарья Волкова

— Привет.

— Привет.

— Ты извини, я не мог раньше позвонить. У меня тут как по заказу. Три операции — два раза ассистировал шефу, одна раз сам.

— Ничего страшного.

— Люб, слушай… — Ник вздохнул. — Ты… ты выпила… таблетку?

— Да.

— Правда? То есть, не то. Я не…

— Я сходила в аптеку. Купила. Выпила в обед согласно инструкции. Живот уже начал болеть. Так что все в порядке.

Кажется, из трубки веет арктическим холодом от ее слов, от тона, от коротких фраз.

— Люба, я не… Я просто беспокоюсь.

— Напрасно. Не надо держать меня за идиотку. Я тоже не горю желанием забеременеть от тебя, Самойлов. Так что все под контролем, доктор. Если что-то пойдет не так — я тебе сообщу.

— Люба, послушай, ну прости меня! Я действительно…

— Мне нужно работать. Если надумаешь выписать мне направления на нужные тебе анализы — позвони.

— Люба!

Короткие гудки. Он сжимает пальцы в кулак. Она часто моргает, чтобы не заплакать. Оба делают это в такт им — коротким гудкам.

А вечером дома она совсем расклеилась. Живот разболелся — просто ужасно. И голова тоже. Папа жужжал над ухом, Люба знала, в чем причина — он плохо переносил, когда она не ночевала дома. В общем, рявкнула на отца, чего за ней не водилась ранее. Папа надулся, но отстал. Зато в комнату зашла мама.

— Любовь Станиславовна, ты как с отцом разговариваешь? Что за новости?

Люба отвернулась к стене и плотнее укуталась в одеяло. Мать села на край кровати.

— Любаша, в чем дело?

— Мам, у меня месячные как-то плохо начинаются. Живот болит, голова тоже. Тошнит. А папа пристал как назло…

— Любочка… — мама осторожно погладила ее по плечу. — А это точно… месячные?

Вот оно — материнское чутье. Как не вовремя!

— Точно, мам. Иногда бывает у меня — что так болезненно начинаются. Просто надо полежать.

— Ты таблетку выпила?

Люба вздрогнула.

— Таблетку?

— Обезболивающее. Принести тебе?

— Я уже выпила на работе, мам.

— Ну, выпей еще одну — если не отпускает.

— Да вроде бы утихает. Спасибо, мамуль. Я перед папой потом… извинюсь.

— Да я объясню. Поймет, думаю. Все же у него жена и три дочери.

— Хорошо.

— Ох, Любаша, Любаша… Организм намекает…

— На что?

— Да пора бы уже, дочка…

— Мам, — Люба повернулась к матери, — ты издеваешься?! Не ты ли говорила, что сначала нужно встретить нужного мужчину?! А потом уже о детях думать?!

— Ну так встреть, — мать невозмутима.

— Где, интересно?! Может быть, он под кроватью валяется?

— Люба, Люба… Нет же недостатка в выборе.

— Нужного нет!

— Тоже верно, — со вздохом согласилась мать. — Нужный — он один. Ладно, — Вера коснулась лба дочери губами, — отдыхай, девочка моя. Завтра все будет в порядке.

Все уже не будет в порядке. Ни-ког-да.

— Самойлов, у нее офигенные духи. От подушки пахнет — ммм! Поздравляю, в кои-то веки ты выбрал девчонку со вкусом.

— Батюшко, у тебя ко мне дело?

— Конечно. Я оценил духи твоей подружки. Тебе это не важно?

— Нет.

— Ник… — интонация Дениса резко меняется. — У тебя все в порядке?

— Нет.

— Нет — и все? Больше ничего не добавишь?

— У меня полная ж*па. Извини, Дэн, мне надо на обход. Созвонимся.

— Ох, Николай Глебович, дело-то, конечно, твое. И я не буду больше тебе Альбинку сватать, она себе парня и без тебя найдет. Но уж я повидала в этой жизни всякое. Послушай меня…

Ник безучастно отхлебывает чай, придерживая большим пальцем ложку.

— Молчишь? Ну, молчи, а я тебе все равно скажу! Не пара она тебе! Ну, по всему же видно!

— Что — видно? — все также безучастно, просто чтобы не молчать.

— Что эта твоя Люба привыкла, чтобы ей ножки целовали! Взгляд такой — смотрит на всех, как на мусор у ног. Красивая, спору нет. Очень красивая, и Альбинки красивее, — Нина Гавриловна поджала губы. — Да только не в красоте ж счастье, Коля!

Ник поморщился, но Нина Гавриловна не обратила внимания и продолжила:

— Ну, ты же вон какой умный парень! Чтобы за красивым личиком не смог разглядеть натуру — не верю я, Николай!

— А вы разглядели, значит?

— А я на глазки да губки красивые не смотрю. Да на прочее! Коля, я ж ее не ругаю, ты пойми. Она, может, и хороша. Для кого другого. Кто будет перед ней на задних лапах прыгать, об кого она сможет ножки свои вытирать да пальчиком указывать — что делать и как. Но ты-то не таков. Только время потеряешь с ней, поверь мне. Не стоит оно глаз синих бедовых.

Ник все так же безучастно пьет чай и смотрит в окно. Но видит там не голые деревья, а синие бедовые глаза.

Он ей звонил. Три раза. Три. Извинялся, каялся, просил прощения. Наверное, коряво, но уж как умеет. Предлагал встретиться. И слышал все время одно. «Все в порядке. Нет, я занята. Созвонимся».

Он виноват. Сильно виноват, это правда. Он поступил просто… просто слов нет как неосмотрительно. И то, что в первый раз у него так — его не оправдывает. Он мужчина, он обязан был позаботиться о защите. А он голову потерял до того, что про все забыл. Это не просто неосмотрительно. Это, черт побери, очень опасно для здоровья — так терять голову! Потому что список инфекций, передающихся половым путем, весьма внушителен и, к сожалению, шанс получить что-то из этого букета при несоблюдении мер предосторожности — отнюдь не иллюзорен, любой, работающий в медицине, это знает. Правда, потерял голову он с Любой, которая… которая… у которой он был первым и единственным мужчиной, и тут-то все было нормально. Кроме возможной беременности. Но он же и здесь отличился! Он умудрился сделать все еще хуже.

Да, он испугался, надо сказать честно. Испугался до того, что говорить начал прежде, чем сообразил, с кем он говорит. Рефлекс, да. И этот разговор об анализах и прочем был бы отнюдь не пустым с любой другой, кто был в его постели. Но не с Любой же! Не надо было так. Не надо было. А он испугался. Он начал говорить раньше, чем думать — и все из-за паники. Но это не могло его оправдать.