Скиппи умирает - Пол Мюррей

Осень все набирает силу. Переулок, ведущий к школе, каждое утро засыпает свежий ворох желтых листьев, словно ночью тут побывали лесные духи; после школы бредешь обратно сквозь странные, но характерные для этой поры года сумерки — сквозь бледную тьму, призрачную и несуразную, в которой идущие впереди одноклассники, кажется, тают и вовсе лишаются существования. Однако всюду заявляет о себе зловещая тень Хэллоуина. Торговые центры ломятся от тыкв и скелетов; дома закутаны в паутину из ваты; в небе все чаще шипят и трещат запускаемые на пробу фейерверки. Даже учителя не в силах противостоять этим чарам. Уроки часто сбиваются с прямой колеи, привычная рутина медленно испаряется, и вот уже в конце недели строгие предписания, действующие в остальные дни семестра, кажутся не более реальными — или даже чуть-чуть менее реальными, чем флуоресцирующие привидения, сияющие в витринах по соседству с пончиковой “У Эда”…

Скиппи приходит в голову — хоть он и понимает, что это ерунда, ведь другие люди тоже ее видели, — что и сама Девушка с Фрисби может быть ненастоящей: может быть, и она просто эманация Хэллоуина, образ, сгустившийся из дыма и желаний, существующий лишь на другом конце трубы телескопа, — и если он попытается как-то приблизиться к ней, то она начисто исчезнет. И вот, хотя половиной души Скиппи отчаянно ждет пятницы, чувствует, что едва доживет до пятницы, — другая половина втайне надеется, что пятница никогда не наступит.

Однако время не знает подобных оговорок; и вот Скиппи просыпается в кромешной тьме последнего утра учебного семестра.

В последней четверти финальной тренировки команды пловцов тренер убирает разметку на дорожки и ставит сеть, чтобы ребята могли поиграть в водное поло. Мяч с гулкими хлопками взлетает в воздух; белые, золотистые и коричневые тела прыгают и плещутся, крики и гиканье ударяются и отскакивают от желтой крыши, пар клубится над водой, будто ядовитый газ над ядовито-голубым полем битвы. Скиппи плавает в стороне от общей суматохи. Можно тебя на минутку, Дэниел, зовет его тренер.

Он нагибается, и Скиппи подплывает к нему. Тренеру больно так наклоняться — это видно по тому, как он закатывает глаза.

Ты в последнее время много занятий пропустил.

Извините, тренер, я болел. У меня есть справка.

Справки — это очень хорошо, но тебе ведь придется как-то наверстывать упущенное. Соревнования всего через две недели после каникул, помнишь? Там будут выступать всякие хорошие школы. А у тебя в последнее время показатели не очень-то.

Да, тренер.

Мне правда очень хочется взять тебя в команду, Дэниел, но мне нужно будет увидеть заметные успехи, когда ты вернешься.

Хорошо, тренер.

Ты поедешь домой на каникулы?

Да.

Там есть хороший бассейн?.. Эй, ты куда опять, Раш?

Да, там есть бассейн, а еще я плаваю в море.

Понятно. Это хорошо. Что ж, постарайся как можно больше тренироваться во время каникул, договорились?

Договорились, тренер.

Вот и отлично. Тренер поджимает губы. Лицо у него морщинистое, а глаза прозрачно-голубые, будто бассейн, ожидающий, когда кто-нибудь в него нырнет. Дэниел, у тебя все в порядке? В последнее время у меня такое впечатление, что тебя что-то беспокоит.

Нет, тренер, ничего.

Ты уверен? Эта твоя… болезнь — она прошла?

Да, совершенно прошла.

Ладно. Глаза, не моргая, прощупывают его насквозь. Я просто хочу, чтобы ты знал: если тебя что-то тревожит, можешь приходить ко мне — и мы поговорим об этом. Для этого я к вам и приставлен. Можешь мне доверять, все останется между нами.

Спасибо, тренер.

Я же не какой-нибудь старикан. Я твой тренер. И я забочусь о своих мальчишках.

Я знаю, учитель. Но у меня все в порядке.

Хорошо. Ты хочешь поскорее увидеться с родителями, верно?

Конечно.

Как у них дела?

Отлично.

Как твоя мама?

Отлично.

Рука тренера на его плече. Передай им от меня сердечный привет, ладно? Они должны гордиться тобой. Передай им это от меня. Он поднимается.

Хорошо, передам.

И не забудь — тренируйся изо всех сил! Я хочу, чтобы ты попал в этот автобус до Голуэя.

Ладно.

Но тренер уже отвернулся и уже свистит Сидхарте Найленду, который прыгает, размахивая плавками. А в мелководной части бассейна Дуэйн Греан кричит: мои шорты! мои шорты!

Пар густо клубится и плывет над водой. Но тебе кажется, что он ледяной на ощупь.

Мисс Ни Риайн, несмотря на свои далеко не молодые годы, странную коническую форму грудей и личико, которое — из-за тонального крема — кажется ирисочным, пользовалась в Сибруке славой красотки номер один и была предметом увлечения немалого числа учеников; разумеется, это кое-что говорит о природе самого влечения и его поразительной готовности работать с подручными материалами. Однако со времени появления мисс Макинтайр эта отдельно взятая иллюзия рассеялась, и теперь ирландский язык — всего-навсего очередной скучный урок, который нужно как-то отсиживать.

Впрочем, есть способы облегчить этот процесс. Посередине скучного ряда диалогов в Modh Coinníollach — печально знаменитом своей сложностью условном наклонении в гэльском языке — Кейси Эллингтон поднимает руку:

— Мисс?

— Да, Кейси?

— Я слышал от кого-то, будто Хэллоуин на самом деле зародился в Ирландии, — говорит Кейси, озадаченно наморщив лоб. — Неужели это правда? Не может быть!

Имя ученика, который первым обнаружил, что мисс Ни Риайн когда-то защитила диплом по ирландскому фольклору, предано забвению, но начатое им достохвальное дело живо по сей день. Если ловко направить разговор в нужное русло, то порой один умело заданный вопрос способен сожрать подчистую целый урок.

Кейси Эллингтон узнает, что Хэллоуин — это прямой потомок кельтского обряда Самайн. В старину Самайн, также известный как Feile Moingfhinne — Торжество Белой богини, — был одним из крупнейших празднеств. Он проводился в конце октября и знаменовал собой окончание пастушеского года и начало нового: это была заколдованная пора, когда раскрывались врата между этим миром и Потусторонним, и на земле принимались хозяйничать различные древние силы.

На этот раз руку тянет Митчелл Гоган:

— А что это за Потусторонний мир?

— Ирландский фольклор изобилует сказаниями о загадочном сверхъестественном народе ши, — рассказывает мисс Ни Риайн. — Ши населяли иной мир, который помещался там же, где и наш мир, только оставался невидимым для людей. Слово ши обычно переводят как фея или эльф, — тут все старательно подавляют хихиканье, чтобы отступление ни в коем случае не сделалось короче, — но у этих фей или эльфов не было ни симпатичных крылышек, ни розовых платьиц, они не порхали вокруг цветов. Нет, они превосходили ростом людей и славились своей жестокостью. Они ослепляли людей, крали новорожденных младенцев, заколдовывали целые стада так, что скотина переставала есть и умирала с голоду, — и все это просто ради забавы. Считалось дурным предзнаменованием даже упоминать о них вслух. Накануне Самайна все огни гасили, а все входы в могильники, где, согласно поверьям, они жили, оставлялись открытыми до утренних петушиных криков.

— Значит, они жили в могильниках? — спрашивает Невилл Неллиган, который уже сам не знает — он просто-напросто растягивает посторонний разговор или действительно заинтересован.

— Они жили в земляных укреплениях возле рек, под некоторыми деревьями, в подводных пещерах. А еще они жили в могильных курганах, которыми была усеяна вся земля. Изначально само слово ши и относилось к этим курганам, которые были возведены в эпоху более древней цивилизации, за тысячи лет до кельтов. Позже люди думали, что такие курганы — это дворцы фей, которые связывают их мир с нашим. Появлялись народные сказания о людях, которые засыпали рядом с одним из таких могильников, а просыпались уже поэтами или рассказчиками или обнаруживали дверь в таком холме, пробирались внутрь и оказывались на пиру у подземных духов. Там обязательно звучала сладостная музыка арфы, подавались роскошные яства, прислуживали прекрасные девушки, — но на следующее утро человек просыпался снаружи холма, где уже не было и признака двери, а потом возвращался к себе в деревню и узнавал, что прошло уже сто лет, и все, кого он знал, давно умерли.

Может быть, виновата хмурая погода, этот унылый ветер и костяной треск падающих листьев за окном, или, может быть, все перевозбуждены из-за близости долгожданной дискотеки, — но все эти истории обретают жутковатую осязаемость: их будто кожей чувствуешь — как вызывающий дрожь траурный туман, который стелется в воздухе.

— Но раз они жили в погребальных курганах, — говорит Джефф, будто не верит своим ушам, — значит, они были возвращенными из мертвых… вампирами, зомби?