Гренландский меридиан - Виктор Ильич Боярский

и обдувающий нас смешанной с керосином снежной пылью вертолет, откатывали бочки в сторону по рыхлому снегу и ставили их на попа.

Это занятие требовало определенной сноровки и силы. Поэтому я не знал, сколько бочек смогут увезти наши собаки, и, увидев, как Мус грузит на упряжку Уилла сразу три, подумал, что это, возможно, перебор. Однако наши собаки, эти удивительные собаки тронули с места так, как будто на санях вовсе и не было этих без малого 600 килограммов груза. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. Однако наше резвое начало чуть было не испортил Честер, который решил пойти по озеру. Я был уверен, что с таким грузом нам там не пройти: мы непременно увязнем, да и на озере под снегом уже начала проступать вода. Слава Богу, что бочки были того же мнения. В результате именно они не позволили Честеру совершить этот опрометчивый поворот, и мы поехали лесом. Во время этой поездки собаки впервые наглядно продемонстрировали все, на что они способны. Мы шли по свежему следу упряжки Муса практически до самого лагеря, как вдруг Честер, по-видимому, желая отыграться за неудачу во время первой попытки поворота, неожиданно свернул с проторенной дороги. На этот раз, увы, попытка эта ему удалась, и мы поехали не то чтобы совсем по целине, но по какой-то давно нехоженной трассе. Развернуть упряжку на узкой дороге с таким грузом на нартах я был, естественно, не в состоянии, и мне оставалось только надеяться на то, что Честер знает свое дело и эта дорога тоже приведет нас в лагерь. Метров через двести я понял, что если Честер когда-либо и ходил по этой трассе, то это было или очень давно, когда он был моложе и сильнее, или тогда, когда его упряжка бежала налегке. В данном случае ни того, ни другого не наблюдалось, зато впереди весьма конкретно вздымался холм, по склону которого и уходила в неизвестность наша дорога. Надо сказать, что Честера совершенно не смутила крутизна предстоящего подъема, хотя он, конечно же, успел ощутить необычную тяжесть нарт. К моему восхищению, собаки в подавляющем большинстве поддержали порыв вожака, и нам, что называется, с ходу удалось добраться почти до середины холма. Сейчас самым главным было не сдать завоеванных позиций, не дать нартам сползти назад и, выдержав паузу, в едином с собаками рывке предпринять вторую попытку штурма. Я всем своим весом налег на нарты, но они тем не менее потихоньку поползли назад. Собаки, почувствовав, что их тянут в непривычном для них направлении, распластались по склону, вытянув задние лапы и приспустив хвосты. Особенно старался Чубаки, он даже повизгивал от нетерпения в ожидании команды. Я резко выдохнул:

«O’key, dogs!» – веревка натянулась как струна, нарты остановились и – о чудо! – стали двигаться вверх. Это придало собакам дополнительные силы, а я их уже подбадривал на русском языке: «Еще чуть-чуть, ребята, Оп! Оп! Еще маленько!» Через несколько минут мы были на вершине холма. Выбравшись на ровный участок, я остановил собак и расцеловал их помордно! Дорога, по которой мы прошли, оказалась короче обычной метров на пятьсот, так что мы пришли в лагерь одновременно с упряжкой Муса, вызвав немалое удивление. Я понял, что эти собаки способны творить чудеса и рекордные 1200 фунтов на упряжке у Бэка из «Зова предков» – для них чуть ли не обычная норма. Благодаря отсутствию Уилла второй за все время тренировок выходной день нам удалось провести более содержательно. Это был в полном смысле слова weekend, что, как известно, на нашем языке звучит как уикэнд. При определенной фантазии, усиленной моим почти инстинктивным стремлением к нестандартным и упрощенным переводам с английского (таким, например, как «Cтоять, нахер!» вместо «Stop here!» в нью-йоркском аэропорту), этот самый уикэнд вечером мог бы со всем основанием быть оттранслирован как «Конец икоты», или, уже совсем понятно, как «Пьянству бой!». И мы действительно, даже не глядя на стол, еще, казалось, хранивший отпечатки гигантских тазов с морковью и помнивший угрожающий звон эмалированных кружек во время первого выходного дня, решительно собрались и втроем с Кейзо и Джимом ушли в ночь в сторону скрывавшегося за зубчатой кромкой леса островка цивилизации под названием Или. Не без труда, поминутно проваливаясь в рыхлый снег, мы добрались до берега озера, где после непродолжительных раскопок обнаружили старенький «Форд» Джима. Миновав хорошо расчищенную укатанную проселочную дорогу, освещаемую только светом наших фар, мы выбрались на ведущее к городу шоссе, черная лента которого, ограниченная повторяющими ее изгибы белыми канатами снежных брустверов, хорошо просматривалась благодаря фосфоресцирующим дорожным указателям. Шоссе плавно перетекло в центральную хорошо освещенную улицу Или, на которую, как на шампур, были нанизаны расходящиеся в обе стороны терявшиеся в темноте весеннего вечера узкие улочки. Мы проехали огромный освещенный изнутри параллелепипед супермаркета, на котором кроваво-красным, особенно ярким на фоне темного неба, цветом светились огромные буквы «ZUPS». Прямо напротив через улицу с освещенных афиш кинотеатра немного, как мне показалось, вымученно улыбалась Барбара Стрейзанд. Я даже успел разобрать название фильма «Nuts», что никак, даже с моими лингвистическими способностям, нельзя было соотнести со «Смешной девчонкой» – названием единственного виденного мной на родине фильма с ее участием. Джим прекрасно ориентировался в несложном лабиринте улочек этого уютного городка, и вскоре мы остановились около одноэтажного дома с огромным звездно-полосатым флагом перед входом. Несмотря на столь внушительную государственную атрибутику, это учреждение оказалось небольшим ресторанчиком, в котором, несмотря на относительно позднее время, было много народа. Мы остановились у входа, но отнюдь не в нерешительности, а просто в ожидании, когда нас пригласят, – так, видимо, было положено. Приглашающий – сама учтивость – возник рядом буквально через минуту. Хотя мы и не прятались друг за друга и нас было легко сосчитать, он все-таки после традиционного «Good evening» спросил: «How many?» и, услышав брошенное Джимом «Three!», полуутвердительно продолжил: «No smoking?» В ту пору в американских ресторанах еще существовало деление на курящих и некурящих посетителей. Это сейчас в борьбе за здоровый образ жизни практически во всех ресторанах Америки, равно как и на внутренних авиалиниях, курение запрещено, но нас это ни тогда, ни сейчас, к счастью, не касалось, и мы, не сговариваясь, дружно закивали головами. На этом все формальности завершились, и нас усадили за отдельный столик около огромного окна. «Командовать парадом будет Джим», – с чувством огромного облегчения подумал я, когда тот бегло просмотрев принесенное официантом меню, произнес: «Три порции мороженого, пожалуйста!». Чувство облегчения было вызвано главным образом тем,