Гренландский меридиан - Виктор Ильич Боярский

довольствоваться жалкими останками собачьего пиршества. Обратно возвращались через озеро, благо ветер был попутным, однако видимость оставалась очень плохой и Джефу пришлось идти впереди собак, чтобы показывать дорогу. Вечером в кают-компании состоялся очередной митинг, на этот раз посвященный спальным мешкам. Джон принес несколько двойных (один, вложенный в другой) синтетических спальников, и мы все, по очереди залезая в них, пробовали запаковаться по-походному. Надо сказать, что это получилось не сразу: мешки казались тесными, а расположенные по бокам молнии не очень удобными для застегивания из положения «лежа внутри». Все мы сошлись во мнении, что в Гренландии можно будет ограничиться одним мешком, и практичный Джеф решил незамедлительно проверить правильность принятого решения, заявив, что этой ночью собирается спать на снегу на открытом воздухе и в одном мешке. Более добровольцев среди нас не нашлось, хотя каждому в отдельности были близки и понятны слова классика о том, что «опыт – сын ошибок трудных». Никто из нас не изьявил желания быть родителем этого самого опыта в данном конкретном случае, считая, очевидно, что Джеф со своим мешком является вполне репрезентативной выборкой из нашего интернационального коллектива. Что касается меня с моим неуемным желанием быть всегда в самой гуще событий, то в силу некоторых языковых различий я просто не понял до конца, предложения Джефа и только поэтому не присоединился к нему в тот вечер. Когда примерка мешков завершилась, Уилл сообщил, что получил письмо от Мартина, в котором тот сообщал, что не сможет принять участия в гренландской экспедиции из-за необходимости решать какие-то неотложные дела с «Adventure Network». Таким образом, мы остались впятером, что, насколько я мог понять из всех предыдущих разговоров о порядке организации нашего перехода, было совершенно неприемлемо. Мы неспроста рассчитывали на шесть участников: предполагалось, что каждая пара будет иметь свою упряжку, свою палатку и свой набор продовольствия. Это позволяло иметь внутри команды три совершенно самостоятельные и независимые группы, что гарантировало большую безопасность путешествия. Этьенн предложил в качестве шестого участника Бернара – самого колоритного из всех трех мушкетеров французской киносьемочной бригады. «Он наверняка согласится, несмотря на то что у него сейчас в Шамони начало горнолыжного сезона, – сказал Этьенн. – Более того, он всегда был непрочь пройтись на лыжах в приличной компании». Действительно, Бернар был весьма подходящей кандидатурой – в этом ни у кого из нас сомнений не было: мы успели достаточно близко познакомиться с ним во время съемок в Дулуте и здесь, на ранчо, а потому были уверены в том, что его присутствие существенно улучшит среднестатистические показатели нашей интернациональной команды особенно по разделам «Рост» и «Вес».

14 марта, спустя всего две недели после начала тренировочного процесса, наша команда совершенно неожиданно, во всяком случае для меня, начала распадаться на глазах. Руководители экспедиции, по-видимому, решив, что уже вполне обрели необходимую и достаточную для руководства переходом спортивную форму, и показав всем участникам, как именно надо тренироваться, покинули ранчо. Чтобы у нас не возникло никаких подозрений о том, что их отьезд заранее спланирован и является частью какого-то общего коварного плана, они разъехались в разные стороны: один (Уилл) – на Запад, в Лас-Вегас, другой – на Дальний Восток, в Париж. Уилл направлялся в Лас-Вегас отнюдь не для того, чтобы в этом признанном во всем мире центре игорного бизнеса спустить спонсорские деньги. Напротив, участвуя в проводимом в Лас-Вегасе ежегодном «Ski Show of America»[10], Уилл рассчитывал их приумножить, заключив соглашения с фирмами, производящими все необходимое для зимних видов спорта, что могло пригодиться нам в Гренландии. Что касается Этьенна, то он отбывал в Париж по делу срочно, чтобы, по его словам, проверить, как идет строительство яхты для нашей готовящейся Трансантарктической экспедиции. Это имело весьма отдаленное отношение к нашим ближайшим планам, но тем не менее с 14 марта на ранчо остались только три участника экспедиции – Джеф, Кейзо и я, – причем если Джефа и Кейзо удерживал от попыток бегства подписанный с Уиллом контракт, то меня – лишь отчасти билет Аэрофлота с фиксированной датой вылета. В основном это было чувство солидарности с товарищами по команде. Нельзя сказать, что в отсутствие Уилла режим наших тренировок претерпел заметные изменения, разве что мне приходилось больше заниматься собаками. Джеф теперь подолгу пропадал в офисе, а дублировавший меня прежде в работе с упряжкой Мус занимался с собаками Уилла. В результате уровень моего взаимопонимания с собаками заметно вырос, а точнее говоря, расширился: если до этого все нюансы моего отнюдь не командного голоса достигали только слуха коренных, наиболее близких ко мне, собак, да и то только потому, что в случае неповиновения им доставалось первым, теперь они стали небезразличны и Честеру, который выполнял мои команды практически с первого раза. Это очень облегчало работу с упряжкой и превращало ее из непривычного, изнурительного, требующего значительных затрат душевной энергии процесса в удовольствие. Естественно, случались и проколы. Тогда для укрощения своих лохматых строптивых друзей мне приходилось применять не только слово, но и дело, хотя только в тех случаях, когда даже более опытный каюр был бы бессилен. Так случалось, например, если нам на пути попадалась (к счастью, редко) какая-нибудь вольноотпущенная собака. Тогда образумить Честера и, стало быть, всю упряжку можно было только с помощью специальной плоской пластиковой плети, представлявшей собой нечто похожее на выбивалку для ковров. Основным назначением этого вселяющего в собак ужас и потому действовавшего безотказно устройства было производство страшного шума. Эта плеть всегда была под рукой, и в случае собачьего бунта пускалась в дело.

Утром 15 марта снег наконец прекратился и выглянуло солнце. Я, как всегда, запряг собак и уже было собрался выезжать, но тут подошел Джеф и сказал, что ему срочно нужно в офис и он поедет туда на упряжке. Его можно было понять: до офиса было по меньшей мере километров десять, а используемый для таких поездок «Pink Floyd» Уилла отсутствовал вместе с хозяином. В результате Джеф умчался, взметая облака снежной пыли, переливающейся под лучами солнца всеми цветами радуги, а я остался на хозяйстве. Раскосый, а потому, по-видимому, обладавший более широким углом зрения глаз Кейзо сразу же обнаружил в деловой суматохе утреннего ранчо слонявшегося без дела русского. Он подошел ко мне и, как всегда, немного стесняясь, но скорее утвердительно, чем вопросительно сказал: «Виктор, ты смог бы что-нибудь сделать с этой большой ямой?» – он жестом пригласил меня следовать за ним и, когда мы поднялись на вершину холма, где проходила любимая трасса Уилла и