Деникин. Единая и неделимая - Сергей Кисин

К примеру, подпоручик Максимилиан Филоненко спал и видел себя министром иностранных дел, а когда генерал Лукомский спросил, в уме ли он, милостиво согласился принять портфель министра внутренних дел. Прапорщик Василий Завойко-Курбатов был уверен, что лучшего министра финансов, чем он, не найти, и намеревался созвать «Земский Собор». Лукомский писал об этой авантюрной личности: «Его роль при Корнилове была довольно значительная, так как Завойко отлично владел пером, составлял всякого рода официальные бумаги, написал брошюру «Первый народный Главнокомандующий Лавр Георгиевич Корнилов» (1917)» сумел заслужить полное доверие Корнилова, и последний нередко поручал ему от своего имени сноситься с теми или иными людьми». Вероятнее всего, безграничное доверие Корнилова к нему зиждилось на его родстве с банкиром Путиловым, широких связях этого уездного предводителя подольского дворянства в промышленных кругах.

Как писал о нем барон Петр Врангель: «Завойко, бывший помещик, кажется, Подольской губернии, последние годы до войны, разорившись на хозяйстве, занялся финансовыми делами. Он был управляющим нефтяной фирмы братьев Лианозовых, директором и членом правлений целого ряда коммерческих предприятий. После переворота он, оставив дела, занялся политической работой. Последнее время, зачислившись в ряды армии, состоял ординарцем при главнокомандующем Петербургским военным округом, а с назначением генерала Корнилова командующим армией последовал за ним… Завойко произвел на меня впечатление весьма бойкого, неглупого и способного человека, в то же время в значительной мере фантазера».

«Трудовик» Алексей Аладьин (из крестьян) еще в Думе прославился своей политической беспринципностью, бросаясь от марксистов к эсерам-боевикам (был в составе савинковской Боевой группы), от террористов к трудовикам, от трудовиков к крайним реакционерам. Аладьин вообще запросто брал на себя наглость от имени Корнилова посылать телеграмму атаману Каледину с приказом начать движение на Москву и от имени главкома и «Союза офицеров» требовать, чтобы ни один министерский пост не замещался без ведома Ставки. Здесь был профессор Алексей Яковлев, попросту укравший большевистские лозунги и якобы собирающийся тут же раздать земельные наделы солдатам. Иван Добрынский, возглавлявший владикавказское отделение «Союза георгиевских кавалеров» и клятвенно заверявший, что по первому сигналу выставит до 40 тысяч горцев и направит их куда пожелает Корнилов

Следует признать, что и самого Деникина это ничему не научило. Уже через год вокруг него самого завертится карусель собственной «нечистой силы», с которой аполитичный генерал не сможет совладать и которая напрочь дискредитирует Белую Идею.

Самого Корнилова Деникин к тому времени тоже не совсем мог понять. Как он писал: «Корнилов не был ни социалистом, ни реакционером. Но напрасно было бы в пределах этих широких рамок искать какой-либо партийный штамп. Подобно преобладающей массе офицерства и командного состава, он был далек и чужд всякого партийного догматизма; по взглядам и убеждениям примыкал к широким слоям либеральной демократии… Никогда, ни до выступления, ни во время его, ни официально, ни в порядке частной информации, Корнилов не ставил определенной политической программы. Он ее не имел… Несколько неожиданно отсутствие яркой политической физиономии у вождя, который должен был взять временно в свои руки руль русского государственного корабля. Но при создавшемся к осени 1917 года распаде русской общественности и разброде политических течений казалось, что только такого рода нейтральная сила при наличии некоторых благоприятных условий могла иметь шансы на успех в огромном численно, но рыхлом интеллектуально сочетании народных слоев, стоявших вне рамок «революционной демократии».

Возможно, политическая неразборчивость не отличавшего левых социалистов от правых Корнилова, которая чуть позже также сослужит ему плохую службу, и стала залогом провала его путча под громкими лозунгами «спасения России».

Неразборчивость была и военная, ибо, во-первых, повышенная конспирация привела к тому, что лишь единицы высших офицеров были посвящены в заговор, а основная масса солдат и офицеров, которых отправляли в столицу, даже не подозревали о цели акции и, как выяснилось, не разделяли ее, ибо были уверены, что они едут лишь для защиты Петрограда от немецкого наступления. Во-вторых, Ставка сама недостаточно конкретно сформулировала задачи «карательной экспедиции», что привело к запутанности и противоречивости как маршрута следования, так и решимости выполнения приказов.

К тому же в нужный момент среди заговорщиков так и не нашлось своего «Иоахима Мюрата», который бы взял на себя «инициативу 18 брюмера» и решительно выбросил бы говорунов как из Зимнего (правительство), так и из Таврического (Петросовет) дворцов.

Идти до конца никто готов не был.

Как ни странно, но Деникин, прямо заявивший Корнилову о своей поддержке в личной беседе, все же не был главкомом привлечен к активному участию в заговоре. Странно, но получается, что на тот момент Корнилов, воевавший бок о бок с Деникиным три года и наверняка неоднократно обменивавшийся с ним мыслями о судьбах страны, до конца генералу еще не доверял. Ибо тому не было смысла впоследствии скрывать свое участие в заговоре в «Очерках русской смуты». Тем более что после путча он угодил в тюрьму вместе с главкомом. Также невероятным следует признать то, что Корнилов мог видеть в нем некоего конкурента — у Деникина не было ни харизмы главкома, ни популярности среди финансовых и политических деятелей. Его просто практически никто не знал.

Стало быть, до Быховской тюрьмы Деникин просто не входил в «ближний круг» корниловцев.

Впрочем, фигура Деникина могла стать просто разменной монетой между противоборствующими группировками. В протоколе расследования по делу о мятеже Корнилова приводилась беседа главкома с Савинковым 24 августа в Ставке: «Разговор Савинкова с генералом Корниловым касался установления тесных отношений между генералом Корниловым и министром-председателем Керенским, так как Савинков считал, что оба эти лица, будучи вождями различных партий, должны работать рука об руку… Сначала обсуждался вопрос о комитетах и комиссарах, причем Савинков и Филоненко (комиссар при Верховном главнокомандующем) высказывались против Главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Деникина, который не может наладить отношения с комиссарами и комитетами, и высказывали опасение, что если во главе фронтов будут стоять такие генералы, то трудно установить дружную работу и это будет отражаться на состоянии войск».