Характерник - Александр Забусов

— Уйди! Не мешай.

Заглянул в глубину синих глаз парня. Он не мог как дед, прочитать его жизнь вперед и назад, как открытую книгу, опыта нет, но разыскал там, что-то хорошее, доброе и веселое из прошлой жизни. Как магнитом потянул все увиденное на поверхность исковерканной рабовладельцами души, зафиксировал.

— Сварогом прародителем, Родом нашим, Перуном-воином, заклинаю — отпусти печаль-боязнь, страх душу воина Валерия. Пусть с сего часа ангел смерти займет положенное ему место над его головой, а ангел хранитель и ангел искуситель, на плечах. Реку тебе молодец. Лучше смерть в поле, чем позор в неволе. Кому мир не дорог, тот нам и ворог. Да будет так для тебя, во веки вечные!

Отпустив плечи парня, он ладонью правой руки ударил его в лоб. Валерий отлетел шага на три, упал на спину, а когда поднялся с земли, все увидали, что его взгляд изменился. Поменялось и выражение лица. Не было больше того загнанного в угол мальчишки. Перед двумя десятками людей стоял человек, не испытывающий страха перед тем, что будет. Стоял хищник, помнивший все, что с ним было, и жаждущий отомстить, поквитаться с мучителями.

— Одевайся. Вон твой автомат. У тебя три минуты чтоб стать в строй.

Хильченков повел свой отряд горными тропами, по ранее спланированному ним маршруту. Изможденные пленом и рабством люди, выбиваясь из сил, шли за ним понимая, что только этот, неизвестно откуда появившийся одиночка способен вывести их к своим.

К вечеру, соскакивая с тропы на тропу, меняя направление движения, Сергей по наитию, вывел людей к входу в пещеру. Они могли бы пройти и мимо нее, да только, чуть отставшим женщинам приспичело сходить в кустики по малой нужде, а в зарослях орешника вдруг обнаружился проход. Пещера имела высокий потолок и тянулась вглубь скальной породы метров на тридцать пять. Разместив в ней усталых после дневного перехода людей, казак, выставив охранение, сам уселся на камень, вытянув натруженные ноги, в раздумье не заметил, как вокруг него скучковалось все общество. Отдыхали, расслабив мышцы, только было слышно, как пережевывают пищу, да глотают воду. Пока шли, усталость отбирала все мысли. Отрывками проскакивали в мозгах у каждого только понятия: горы, снова горы, узкая тропа, обрыв, идти вверх, ноги, болит спина, а автомат становится с каждым шагом все тяжелей, где-то погоня, живым больше не дамся! Вот и все. Теперь в прохладном гроте пещеры кто-то сразу уснул, кого-то потянуло на разговор, захотелось выплеснуть наболевшее. Сергей не препятствовал, слушал.

— Почти всю свою зрелую жизнь проработала в районной больнице, — к тихому голосу Анны Ивановны прислушивались все собравшиеся в пещере. — Помню, что и русские и чеченцы жили дружно. Потом пришло смутное время, по станицам пошли гонения на русское население. Убивали, грабили, людей брали в заложники, требовали выкуп, выгоняли из своих домов. В девяносто четвертом, и я схоронила мужа, после чего успела переправить дочерей к родне в станицу Луганскую, слава Богу, это далеко от Чечни. Когда пришла война, решила уехать. Не получилось.

— Что так?

— Однажды в больницу ворвалась банда боевиков Ахмеда Ибрагимова. Пьяные бандиты прошлись по палатам, стреляя в односельчан-русских, своих не трогали. Убили главного врача Илью Соломоновича, уже старого человека. Раненых, Ибрагимов добивал сам, стрелял им в голову. Попыталась сбежать через окно в палате, но заметили. Трое молодых людей догнали, сбили с ног, повалили на землю, били ногами. Один из них ударил меня бутылкой по голове. Очнулась в лесу на куче листвы, вся в крови, в синяках и ссадинах. Все тело болело. Низ живота разрывался от боли. Это прошлой осенью было. Так попала в лагерь боевиков. Нас женщин там было шестеро. Вот они и рассказали, что после того как меня привезли, в бессознательном состоянии насиловали подряд два дня. Через это прошли все женщины. Грязные скоты. Нет у них ничего святого за душой!

Женщина всхлипнула от навеянных воспоминаний.

— Три раза меня перепродавали другим хозяевам. Вот так в горах под Шатоем и очутилась. Спасибо за то, что вытащил, — поблагодарила Сергея.

— Пока еще не вытащил.

— Ничего, во всяком случае, если и умру, то вольной! — Анна Ивановна с любовью погладила металл ствольной коробки «УЗИ» переданного ей Хильченковым.

— Да-а, — засопел гражданский, Исмаил Дохаев, представитель одной из народностей Дагестана, захваченный в рабство чеченскими боевиками. Ему пришлось не сладко в плену. Единоверцы, опьянев от безнаказанности, издевались над сорокалетним мужчиной. — Этих бешеных шакалов надо убивать, пока зараза не перекинулась на другие земли нашей Родины. Что творят гады? У них даже расценки на продажу людей отработаны. За гражданского — двадцать баранов, за солдата, та же цена, офицер, уже на сорок баранов тянет, офицер специальных подразделений, попавший в плен живым, оценивается, как между прочем и генерал, по стоимости двадцати быков.

От волнения у мужчины отчетливо проявлялся южный акцент в произносимых словах.

— Откуда такие сведения, Исмаил? — спросил Сергей.

— Мальчишки в селении трепались об этом. Так, что Сергей, если попадешься им живым, тебя по высшему разряду оценят.

— Я обычный срочник из мотострелкового полка. Ладно. Отдыхайте, завтра трудный день, а я пройдусь, проверю как там наши караульные.

Оба караульных, выставленных по разным сторонам тропы, на расстоянии, примерно метров за сто от пещеры, не спали. Несли службу. Один из них, как приметил раньше Сережка, худой, обросший рыжей нечесаной, грязной шевелюрой и бородой, со свежей гематомой в пол лица, отозвался из темноты:

— Что Серега, пришел узнать, как службу несу?

— Да.

— Смотрю, не узнал меня, дружище. Не-е, не узна-ал!

— Не понял. А, что, должен был?

— Да, в общем-то, нет. Времени много прошло. Я тебя и сам только по твоему ножу признал.

— Ты кто?

— Ах, майн либер фройнд. Их бин Рольф, ду бист киндер фройнд[6]. Ну, вспомнил?

— Ё ма ё! Рольф, ты?

— Да, я это!

Друзья детства обнялись, крепко стиснув друг друга в объятьях. Присели на камни, с трудом различая в ночи лица, при этом прислушиваясь к тишине ночи, заговорили, но теперь уже тихо и гораздо спокойнее, стараясь, чтобы их не было слышно постороннему.

— Как ты сюда загремел? Я ведь думал, что ты уехал в свой фатерлянд.

— Брось. Для меня Родина здесь. Наши многие, когда стало возможным уехать, покинули Россию. Это так. А я для себя решил, что все мое здесь. Не хочу уезжать в жирующую спокойную Европу, скучно там. Так, если только посмотреть, а навсегда, увольте. Не мое это.