Заградотряд Его Величества. «Развалинами Лондона удовлетворен!» - Сергей Шкенёв

Мишка оценил замаскированную под выволочку похвалу. Майор Толстой сам отличался живостью характера и сейчас попросту завидовал пропущенным приключениям. Завидует, а вслух этого сказать не может – несолидно при его звании.

Да, они нынче оба майоры, но для понимающего человека майорский чин в Красной Гвардии куда как выше генеральского в какой-нибудь инфантерии или кавалерии и примерно равен полковнику воздушной гусарии. Нечихаев как раз и был тем самым понимающим человеком.

– Да нормально мы воюем, Федор Иванович. Мне нравится.

– А зачем ты пытался ограбить Банк Англии и кофейню Ллойда?

– Скажете тоже… ограбить, – обиделся Мишка. – Мы предотвратили вывоз материальных ценностей, и если бы к противнику не подоспела подмога, то вообще могли их спасти. Да что уж теперь рассуждать.

– Между прочим, бой с применением ручных ракетометов на одной из центральных улиц Лондона прямо указывает на присутствие в городе частей нашей армии. Ракеты на мародеров не спишешь, и британцы обязательно сделают выводы.

– Как будто они до этого не догадывались, – рассмеялся Нечихаев. Тоже мне загадка природы. Да чтобы сделать такие выводы, достаточно достать пулю из любой простреленной мной или Николаем Павловичем башки!

При упоминании наследника престола Толстой построжел.

– Кстати, как себя цесаревич показал? Открою страшную тайну – именно государь император негласно одобрил урок так называемой «политики прямых действий» в полевых условиях. Ну, или в городских, если тебе так будет угодно.

– Я догадывался об этом с самого начала.

– Но ты не ответил на мой вопрос.

– Про Николая Павловича? Хороший у государя императора наследник, пусть не беспокоится. Через пару лет я бы ему доверил командование взводом, а еще через пять – дал какое-нибудь захудалое государство вроде Голландии или Пруссии. Или сразу будем рассчитывать на Францию?

– И об этом догадался? Молодец.

– Спасибо за комплимент, Федор Иванович. У меня были хорошие учителя, и вы – один из них.

– Тебе тоже спасибо, Миша.

– Я вот что думаю. – Нечихаев поймал взгляд майора Толстого и улыбнулся какой-то хищной улыбкой. – Корону с головы Наполеона будем снимать аккуратно или как получится?

– Война идет, Миша, и тут уж не до галантерейного обхождения. Ну, ты понимаешь…

– Понимаю, причем очень давно это понимаю.

– Спасибо еще раз.

– Да пока не за что. Вот сделаем дело, тогда и станем разбираться с благодарностями. Кстати, Федор Иванович, вы не слышали, где теперь пребывает Денис Васильевич Давыдов?

– В свое время вы, как мне показалось, неплохо дополняли друг друга. Так?

– Было дело. И где же он?

– А где во время войны должен быть морской офицер? Конечно же, на палубе боевого корабля. И по его уверениям – это лучший в мире и самый грозный корабль. Во всяком случае, никто, кроме Дениса Васильевича, не решился принять под командование то чудовищное безобразие, по недоразумению или попущению божию не тонущее в воде. И знаешь, Миша, мне почему-то кажется, что мы скоро услышим про капитана третьего ранга Давыдова. Кто сказал, будто военно-морских партизан не бывает?

С точки зрения привыкшего ходить под парусами человека, «Ласточка» действительно выглядела сущим безобразием, но ее командир вызвал бы на дуэль любого, посмевшего это высказать. Отсталые люди не имеют права ни глумиться над чудом технической мысли, воплощенном в металле, ни жить после такого оскорбления. А суеверия пусть оставят для черных кошек. Гроб плавающий, видите ли… сволочи.

Да, «Ласточка» чуть-чуть похожа на огромный гроб, ну и что? Более совершенной формы не придумать, а плохих примет должен бояться неприятель, обнаруживший «истребитель» на позиции пуска самодвижущихся мин. По четыре минных аппарата на каждый борт! Это, господа, внушает! И две ракетных установки по двадцать семь направляющих. Сила, способная отправить в гости к морскому царю любой из ныне существующих линейных кораблей любого флота.

В истребители «Ласточку» определили в Адмиралтействе после долгих споров. Ни один из рангов новинке не подходил, поэтому решили утвердить особый, для единственного корабля. Так Давыдову не впервой обкатывать и испытывать в бою новшества – как-никак был первым командиром первого в мире военного парохода. Сейчас и вспоминать смешно, как тогда гордился невиданной мощью деревянного недоразумения…

Ну что же, пройдет еще несколько лет, и таким же наивным будет выглядеть восхищение клепаной броней и наклонными бортами, способными отразить вражеские ядра без малейшего для себя вреда. Пусть так и будет, но сегодня нефтяные котлы истребителя выдают бешеную скорость в девятнадцать узлов из двадцати одного обещанного, и горе тому англичанину, что слишком поздно увидит стелющийся низко над водой дым. Впрочем, если и разглядит, то это ему не слишком поможет.

Условный стук по переговорной трубе дал Давыдову знать, что штурман просит его подняться в рубку. Недоработка изобретателей, черт побери! Неужели не могли догадаться, что если каюту командира расположить рядом с машинным отделением, то спокойно разговаривать в ней смогут только глухонемые. Да и это под сомнением – при отсутствии иллюминаторов свет дает маленькая керосиновая лампа, но из соображений безопасности она зажигается крайне редко.

И вообще, все на «Ласточке» подчинено идее наибольшей прочности и скорости хода, удобству же экипажа отдано столь малое внимание, что порой кажется, будто корабль проектировался под состоящую из карликов и гномов команду. Да, и эти карлики не должны ни отдыхать, ни принимать пищу, ни мыться, ни, извините на напоминание, отправлять естественные надобности.

Наверх Денис Васильевич поднялся не в самом лучшем настроении и на ходу потирал ушибленную голову. Масляное пятно на фуражке тоже не добавило удовольствия.

– Что там у нас, Дмитрий Дмитриевич?

Штурман, и он же старший офицер «Ласточки», протянул командиру бинокль:

– Паруса, Денис Васильевич.

– И это все? Ради каких-то парусов на горизонте вы решили лишить меня заслуженного отдыха? Неужели сами не справитесь?

Штурман не смутился. Он как раз рассчитывал на такой ответ и надеялся сегодня открыть личный счет потопленным неприятельским судам. Не мичманам-механикам же этим заниматься, а других офицеров на «Ласточке» нет.

– Разрешите действовать самостоятельно?

Давыдов делано зевнул, изображая скуку, и кивнул:

– Постарайтесь только не шуметь, Дмитрий Дмитриевич. Хочу нормально выспаться, а тут как раз вы со своими парусами.

Капитан третьего ранга слегка лукавил. Ему самому хотелось пустить ко дну парочку английских корыт, прикрывающихся несуществующим ирландским флагом, но Адмиралтейство требовало фактического подтверждения своей теории, согласно которой командовать в бою истребителем сможет даже неопытный офицер.

Да и разве это настоящий бой будет? Вчера вот тоже вроде как воевали, ага. Испанские рыбаки заранее донесли о формирующемся в порту конвое, а хитрые контрабандисты арматора маркиза де Бонжеленя сделали все, чтобы не проскочить мимо поджидающей их «Ласточки». Правда, и место было выбрано с учетом удобства спасения команд, а если повезет, то и перевозимых ими войск. Зачем проявлять излишнюю жестокость, если судьбе оказавшихся во враждебной стране солдат не позавидует даже висельник? А моряков со шлюпок снимет отирающийся неподалеку голландский фрегат.

– Ты полный болван, Чарли, и все это потому, что только наполовину ирландец. В час твоего зачатия святой Патрик отвернулся от Ирландии и смотрел в другую сторону.

Капитан потрепанной морями и жизнью шхуны привычно костерил своего боцмана – единственного, кто отваживался не только подворачиваться старому ворчуну под горячую руку, но и перечить, отбивая нападки не менее едкими высказываниями:

– Да, святой Патрик смотрел на север, где твою покойную матушку обрюхатил вонючий шведский китобой. Скажешь, не было такого?

– Вранье, он был норвежцем. И не трогай мою мать, свинья!

– Хорошо, ее трогать не будем и вспомним твою сестру, вышедшую замуж за людоеда.

– Испанские плантаторы на Филиппинах не едят человечину, дурень.

– А по мне, так они хуже папуасов, хотя и католики.

Давнишние друзья могли переругиваться часами, но сегодня капитан не был настроен на долгое развлечение. Неясные предчувствия томили его душу и сжимали сердце, а опыт подсказывал, что к их мнению нужно обязательно прислушиваться. Любой моряк со временем становится суеверным и не считает глупостями любые приметы, будь они хорошие или плохие. На хорошие еще можно не обращать внимание, а вот наоборот…

– Что-то меня корежит, Чарли, прямо с самого утра.

– Угу, – согласился боцман. – Тоже есть такое дело. Примерно так же меня ломало, когда в Малаккском проливе пропало корыто рыжего Салли. Прямо точь-в-точь!