Вкус ледяного поцелуя - Татьяна Полякова

– Ну, знаю. И что?

– А я хочу маленькую и большой отпуск. Большой-пребольшой.

– С ума с тобой сойдешь. Иди отсюда. В следующий раз захочешь поговорить, а я начну кривляться, посмотрим, как тебе это понравится.

Я поцеловала ее в нос и отбыла восвояси. Само собой, разговор с Дедом моего настроения не улучшил, хотя оно и так было хуже некуда. Возможности зацепить Игнатова я по-прежнему не видела, да и заниматься этим делом не хотела. Как юрист (у меня и диплом есть), я считала, что закон надо уважать, даже если он тебе не нравится. Но когда погиб близкий мне человек… Когда я собралась замуж и честно рассказала обо всем Деду, своему тогдашнему любовнику, мой несостоявшийся муж погиб с благословения того же Деда, не терпевшего соперников ни в чем и никогда. Я разыскала исполнителя… в общем, не мне судить Игнатова. Нет у меня на это права. Но Дед решил иначе. А почему, черт возьми, я должна его слушать? Послать эту работу к такой-то матери. Пойду к Лялину, он меня возьмет. Назло Деду возьмет. И не побоится. Я плюхнулась на ближайшую скамейку и попыталась представить свою новую жизнь. Оказалось, что новая ничуть не привлекательнее старой.

– Ох ты, господи, – проворчала я. – Может, мне в Америку податься? Или в Африку? Буду защищать слонов от браконьеров, крокодилов от охотников. А еще лучше на Южный полюс, пингвинов рыбьим жиром поить.

В географии я была не сильна, и фантазия моя вскоре истощилась. Примерно в это время позвонил Вешняков.

– Ты где? – спросил он сердито. На такой вопрос я знала только один ответ.

– Здесь. А ты?

– Я у себя. Сможешь приехать?

– А надо?

– Очень. У меня тут такое дерьмо, просто не знаю, что делать.

– Ну, дерьмом-то меня не удивишь, – оптимистично заверила его я и поехала к нему.

Судя по его физиономии, на парня обрушились все возможные несчастья.

– Излагай, – сказала я, устраиваясь верхом на стуле.

– Лукьянов прав, кто-то проводил следствие раньше нас. И тому есть доказательства.

– Это твое дерьмо? Так нам майора по имени назвали. Правда, оказалось, что такого в природе нет.

– Может, и есть, только зовут по-другому, – понизил голос Артем. – Я проанализировал ситуацию. Кто-то из наших активно помогал убийцам, тормозил следствие.

– Проанализировал, дальше что?

– Уверен, у Игнатова здесь есть свои люди, – он обвел взглядом стены своего кабинета, – и доказать его причастность будет ох как непросто.

– Оттого у тебя дерьмово на душе?

– А ты думаешь, приятно подозревать коллег, с которыми ты…

– Сейчас будет еще дерьмовее. Я только что от Деда. И он совершенно определенно заявил: Игнатов должен сесть в тюрьму за то, что плюнул в лицо электорату. Он в магазины ходить боится.

– Дед?

– Электорат. И Дед этим очень сильно огорчен. Короче, мы его сажаем, и ты получаешь полковника. Не пяль глаза, я серьезно. Не сажаем, едешь участковым в Берендеевку, это в костромских лесах, а я на Огненную Землю пожары тушить. Вот так примерно выглядит настоящее дерьмо.

– Между прочим, Дед прав. Преступник должен сидеть в тюрьме. Нормальная позиция. Ты так не считаешь?

– И как ты думаешь сажать этого самого преступника?

– Должны быть зацепки, нет такого умника, чтобы ни разу не прокололся.

– У нас нет даже уверенности, что за всем этим стоит Игнатов. Пожалуй, докладывать Деду я поторопилась. Хотела осчастливить народного избранника и себя порадовать, то есть послать это дело к черту, и вот, пожалуйста…

– Это Игнатов, – посуровел Артем, должно быть, он уже видел себя полковником. – По-другому не складывается. Нет больше версий, нет.

– Чего ты орешь? – удивилась я.

– Злой очень, вот и ору. Тюрина Ольга вовсе не та женщина, что двенадцать лет назад совершила убийство. – Поначалу я решила, что ослышалась, продолжала сидеть и пялить глаза на Артема. – Вот-вот, – кивнул он. – Редкий случай полного совпадения: и та и другая – Тюрина Ольга Александровна, родились в нашем городе, и год рождения тот же. Только одна родилась в мае, а другая в январе. И убитая никогда с Серафимович в одной школе не училась. С Ивановой они познакомились четыре года назад, вместе работали в гастрономе, а та Тюрина, что участвовала в убийстве, предположительно участвовала, – поправился Вешняков, – утонула в прошлом году. Тот, кто разыскивал участников давней трагедии, допустил непростительную халатность, в результате погиб случайный человек.

– Не стоило ему этого делать, – нахмурилась я.

– Да уж. Когда вершишь правосудие сам, очень велика вероятность непоправимой ошибки.

– Это точно? – все-таки спросила я.

– Вот, почитай. – Он перебросил через стол листок бумаги. – Отец Тюриной – служака, мотался по гарнизонам, и двенадцать лет назад она жила в городе Новосибирске. Сюда приехала через четыре года после произошедшей трагедии. С Уфимцевой даже не была знакома, так же как и с Красновым, потому что к тому моменту они были изолированы от общества.

– Серьезный прокол, – заметила я. – Могли бы поинтересоваться биографией, прежде чем прирезать.

– Уж очень все было просто и ясно: вместе работали, дружили, фамилия, имя, отчество и возраст подходящие, вот черт и попутал.

– По-твоему, мент мог допустить такую ошибку?

– Менты тоже люди, – пожал плечами Артем. – Давай прикинем, что мы имеем. У Игнатова, если за убийствами стоит Игнатов, здесь свой человек, возможно, не один. Значит, будут вставлять нам палки в колеса. Необходимо внедриться в окружение Игнатова. Тебе это проще, ты у нас с сильными мира сего на “ты” и за руку. Если нам повезет… При этом ничто не мешает нам разрабатывать другие версии, если они, конечно, появятся.

– Внедриться – это хорошо, – задумчиво пробормотала я. – Ладно, попробую. Умнее все равно ничего не придумаешь. Любыми судьбами найди любовника Ивановой. Если он смылся из города, значит, был повод, наверняка что-то знает. Еще раз поговори с ее мужем. Вдруг были письма с угрозами или странные звонки. Пошли, наконец, человека в Красноярск, пусть поговорит с людьми, которые знали Серафимович. Дед сказал, у нас широкие полномочия, учись ими пользоваться. В рамках закона, конечно, который мы очень уважаем.

– Особенно ты, – съязвил он.

– Особенно я, – ответила я серьезно. – Ладно, будем работать. Если повезет, посадим этого сукина сына, чтоб другим неповадно было.

Я поднялась и потопала к двери.

– Будь осторожна, – сказал он мне вслед. – Такие, как Игнатов, ни перед чем не остановятся.

Я кивнула и побрела к своей машине. Артем прав, самому вершить правосудие – вещь опасная, в основном для граждан, которые о твоих проблемах ни ухом, ни рылом. Погибла женщина, ни за что погибла, и Игнатов должен за это ответить. Но при мысли об Игнатове у меня почему-то противно сосало под ложечкой.

– Хочу в отпуск, – сказала я, с печалью глядя в небо.

Однако через минуту завела машину и вскоре уже тормозила возле своего дома. Машина Лукьянова стояла в гараже. Сам он отсутствовал, так же, как и Сашка, из чего я сделала вывод, что они пошли гулять. На кухонном столе красовался экзотический салат из фруктов, креветки, приготовленные в ресторане по соседству, и две свечи. Свечи не горели, но зажигалка лежала рядом.

– С ума сойти, – покачала я головой и замерла у окна.

Вскоре показался Лукьянов. Сашку он нес под мышкой, и тот казался абсолютно довольным жизнью. Странное дело. Пес у меня вредный. Выходит, Лукьянов легко обольщал не только женщин, но и собак. Особенно годовалых такс. Я вдруг поняла, что реву. Это уж точно никуда не годилось, Я поспешно вытерла глаза, так что, когда Лукьянов вошел в квартиру, выглядела как обычно: немного придурковато, но очень оптимистично.

– Сашка – забавный пес, – сообщил Лукьянов, снимая кроссовки. – И соображает, по-моему, лучше многих людей.

– Лучше меня?

– Это уж точно.

– Спасибо. Всегда приятно, когда говорят хорошее о моей собаке.

Сашка потрусил к мискам, а Лукьянов подошел и обнял меня.

– Ты почему не уехал? – спросила я.

– Честно? – Он немного отстранился, заглядывая мне в глаза.

– По возможности.

– Сам не знаю. Сел в машину и вдруг решил, что ничего хорошего меня в Москве не ждет. Так же, как в других многочисленных городах. Пошевелил мозгами и пришел к выводу, что твоя квартира – единственное место, где мне хотелось бы находиться. Думаю, что я заслужил небольшой отдых. Скажем, на пару дней. Ты не против?

– Шутишь? Я счастлива. Ты со мной… целых два дня неземного блаженства.

– Хочешь, чтобы я уехал? – спросил он. Вышло это у него грустно и даже испуганно.

– Я хочу, чтобы ты остался навсегда, – вздохнула я. – Правда, понятия не имею, что мы будем делать в этом случае.

– Заниматься любовью, – усмехнулся он, вновь привлекая меня к себе. – Хочешь, открою шампанское?

– Не хочу. Меня развезет, и я опять начну болтать глупости.