Кулаком и добрым словом - Nik Держ

После этих слов, Кожемяка без промедления рванул вверх по обледенелой лестнице. Несколько раз поскользнулся и упал, оглашая лестницу потоком отборных ругательств, но все-таки выбрался наверх с горем пополам. Морозко и Лоухи неспешно шествовали вслед за Никитой, обсуждая какие-то свои тайны. Наконец, все снова очутились наверху, в избушке Лоухи.

— А, явились, — произнес появившийся на пороге банник. — Я тут харчей собрал парням в дорогу!

Он потряс пузатым мешком.

— Самая нужная вещь в дороге: это хороший харч! — с довольным видом подытожил банник.

— Спасибо, друже! — поблагодарил его Никита. — Харч в дороге это…ну… ты понимаешь…

Затем парни поклонились в ноги старой Лоухи:

— Спасибо, бабушка, за хлеб, за соль, за помощь…

— Да, чего уж там, — отмахнулась старуха, — вы мне тоже добре пособили! А сейчас присядем на дорожку.

Они сели. В избушке воцарилась тишина, прерываемая лишь сопеньем банника, что-то бубнившего себе под нос. Никита прислушался.

— Ну, вот, — ворчал банник, — уходют. В кои-то веки так душевно было.

— Да не переживай ты так, дед!

Никита обнял банника как родного.

— Баньку-то в порядке содержи, а то, глядишь, нагрянем в гости нежданно — негаданно!

— Ну уж нежданно не получиться! — банник расплылся в довольной улыбке. — Я вас таперича всегда ждать буду. Энто вы не забывайте стариков: почаще наведвайтеся. А мы уж завсегда вас примем, — сказал он и замолчал.

— Ну, прощевайте, что ли! — сказал Морозко, поднимаясь с лавки и низко кланяясь. — Не поминайте лихом! Пора нам.

— Пора! — поддержал его Никита, вставая. — Спасибо хозяева дорогие, — сказал он с поклоном, — обогрели, накормили.

Все вместе вышли из избы во двор. Морозко бросил клубок на землю:

— Выводи, родной! В Киев нам надобно!

Клубок лежал без движения.

— Может, волшба из него вся вышла за давностию лет? — предположил Никита.

— Ну уж, — усмехнулась бабка. — Старые ведуны не чета нынешним. Он смотри, — она ткнула корявым узловатым пальцем в клубок, — шевелиться.

Клубочек немного покрутился на месте, словно определяя направление, затем неспешно покатился в сторону леса. Путники махнули на прощанье и двинулись за волшебным проводником.

Глава 8

И вечный пир, покой нам только сниться. Великий князь тяжело вздохнул и отвернулся: ему опротивело созерцать пьяные рожи богатырей. Владимир поднялся из-за стола и подошел к островерхому резному окошку. Перед ним во всей красе расстилался стольный Киев-град. Сердце радостно застучало, ведь этот город находится под его сильной рукой. Никому до Владимира не удавалось собрать вокруг княжеского стола столько могучих богатырей, даже овеянному легендами Святославу. Князь обернулся, окинув взглядом просторную палату. Радостное настроение вмиг улетучилось. Да, у его стола вся сила Руси, да какая… даже массивные лавки, вытесанные из цельных дубов, ломятся под тяжестью этой силы. Владимир криво усмехнулся, усаживаясь на свое законное место:

— Что-что, а пить-есть здесь умеют. И не только пить-есть, но и языками чесать. Вон Фарлаф, трёх Боянов перепоет! И всё у него так складно выходит, и не повторился сегодня ни разу…

— Ты чего, княже, такой смурной сидишь? — окликнул князя подвыпивший Претич.

Воевода небрежно держал в одной руке полуведерную чару хмельного меда, наполненную до краёв, и при этом умудрялся не пролить ни капли. Ушедший с головой в свои мысли, князь вздрогнул.

— А это ты, — отмахнулся он от Претича словно от назойливой мухи, — не мешай!

— Здрав будь, княже! — не обращая внимания на плохое настроение князя, заревел воевода и запрокинул чару.

Претич шумно глотал, а чара стремительно пустела. По длинным седым усам воеводы стекали на грудь ручейки браги, но он не замечал этого. Наконец, Претич оторвался от чары и с размаху впечатал бронзовую ножку сосуда в стол.

— Эх, хороша! — крякнул он с наслаждением.

— Куда в него столько лезет? — с удивлением подумал Владимир. — И ведь не пьян еще, — определил он намётанным глазом, — все его пошатывания — это так, для отвода глаз. Пусть все зрят: воевода такой же, как и все остальные. Так же пьет в три горла, а жрет так и вовсе… Ох, хитёр, старый лис, хитёр!

Претич отёр тыльной стороной ладони мокрые усы и пристально посмотрел князю в глаза.

— Так в чём кручина, князь? — спросил он Владимира совершенно трезвым голосом. — Надрали ляхам задницу? Надрали! Червенские земли теперь твои? Твои! Так чего же тебе еще? Радуйся!

— Что-то нерадостно мне как-то. Это сегодня мы ляхам задницу надрали, а завтра они всё взад вернут! И все наши заставы и посты, для них тьфу, мелочь. Сметут и не заметят!

— Так за чем дело стало? — удивился Претич. — Нужно союзниками на местах обзаводиться. Литовцы, например, давно с ляхами на ножах, жмудины тожа. Пускай они за ляхами и последят.

— То-то и оно: чем жмудинов на свою сторону приманить?

— Чем? — не поверил Претич. — Удивляюсь я тебе, княже! Ты часом не болен? Давай, переставай хандрить! Соберись!

— Пытаюсь, Претич! Но как гляну вокруг, выть аки псу хочется!

Претич удивлённо приподнял одну бровь:

— Не понял! Поясни, князь, мне неразумному.

Владимир развёл руками:

— Да ты сам внимательнее посмотри, Претич!

Претич неопределенно поджал плечами:

— Пир, как пир. Как и положено у нас на Руси — горой.

В дальнем углу палаты кто-то хриплым голосом затянул походную песню, её подхватили, заорали лужёными глотками, так что посуда на столе начала звенеть и подпрыгивать. Збыслав Мешкович отбивал такт большой обглоданной костью и, не рассчитав замах, заехал ей в глаз мрачному Якуну. Тот не стерпел и ответил. Драка, словно лесной пожар, пробежала по рядам пирующих, изрядно их проредив. Кто — то из витязей спал мордой в тарелке, пуская слюни. Кто-то, не выдержав непосильных возлияний, валялся под столом вместе с собаками. Владимир болезненно скривился:

— И это моя сила? Моя гордость? Лучшие из лучших? Они даже пить-то как следует не умеют!

— Сопляки они ишшо — меры не знают! — заступился за пирующих витязей воевода. — Вот завтра проспятся, тады другой разговор! А лучшие, сам знаешь, долго по пирам не сидят! Заставы, кордоны…

— А-а-а! — Владимир обречённо махнул рукой.

— Какая муха тебя сегодня укусила, великий князь? — полюбопытствовал воевода.

— Сон плохой видел, не с той ноги встал… — Князь не успел договорить, когда пьяный гомон прорезал хвастливый возглас:

— Да я ентих Смоков, по десятку в пучок…ик…и на ярмарке…скоморохам подарил, пусть честной народ…ик…тешат…