Лесная нимфа - Елена Арсеньева

Ну разумеется, он ни на минуту не поверил, что Елена Дмитриевна (пришлось назваться, но, конечно, «мирским именем») яростная поклонница его стихов. Мадам Стороженко начала с места в карьер пороть эту чушь, а опровергнуть ее никак было нельзя, пришлось терпеть. Анненский покивал неопределенно и сказал:

– Ну, садитесь, если хотите поездить. Нина, не возражаешь?

– Конечно, нет, – сказала Нина, даже не глядя на Алену. – Дмитрий Александрович, а вы правда поэт? Ох, я стихи обожаю, как жаль, что их теперь никто не пишет, все детективы да детективы, – Алена нечаянно кашлянула, – а стихи – нет… Почитаете что-нибудь свое?

– Почитаю, – сказал Анненский с ноткой нетерпения. – Вот сдашь экзамен гаишникам – и почитаю, факт. А теперь в машину, дамочки.

«Дамочки» уселись – каждая на свое место. Было очень тепло. Алена мигом сняла шубку и положила ее рядом с собой. Наконец потрепанная «Лада» отправилась в путь, причем иногда Алена ловила в зеркальце заднего вида, которое висело перед инструктором так же, как и перед водителем, беглый взгляд Анненского. Она с трудом подавляла желание причесаться. Иногда что-то мелькало в его глазах, и тогда казалось, что он ее узнал и пытается понять, зачем она здесь, а иногда – что не узнал… Во всяком случае, похоже было, его совершенно не интересует, причесана она или нет, а впрочем, никакого беспокойства появление Алены у него явно не вызвало, да и некогда было отвлекаться.

– Имей в виду, Нина, гаишник на экзамене будет тебя провоцировать – останавливать под запрещающим знаком, заставлять проезжать через сплошную.

– А что будет, если я не подчинюсь?

– Ты не должна подчиняться, если тебя принуждают нарушить правила. Эй, влево смотри, выжимай сцепление! Потихоньку выдвигайся. Спишь за рулем. Идем до Карповской церкви. Поворачиваем на Баумана. Знаешь, где улица Баумана?

– Нет.

– Где магазин «Ордер».

– «Ордер»? Так ведь он в Верхней части, на Бориса Панина, черт-те где отсюда!

– Это другой. В Верхнюю часть нам пока не надо. Поезжай, поезжай! Ищем, где можно развернуться.

– Пока негде.

– Ищем. Тихо-тихо!

Анненский чуть придержал рулевое колесо. Учебный автомобиль слегка вильнул… Водитель скользнувшей мимо «Газели» и не подозревал, что его борт только что был спасен от удара – спасен простым русским инструктором вождения. Это вполне можно рассматривать как подвиг. Алена подумала с долей иронии, что вся жизнь этих инструкторов – каждодневный подвиг, сколько таких автомобилей спасается ежечасно!

– Сначала сцепление, потом газ, – не уставал напоминать Анненский, когда мотор начинал глохнуть и автомобиль как бы втыкался носом в землю. – На экзамене это два балла. Два раза воткнулась – вот и не сдала.

– А сколько надо набрать, чтобы не сдать?

– Пять баллов. Нина, не глохни! Сначала сцепление, потом газ. Прямо! Выворачивай руль. Поворотник включай. Правей!

Серебристо-бежевый прогонистый автомобиль обошел их слева, проскочив по засыпанному снегом газону.

– Ого! – восхитилась Нина. – А я так не могу.

– И не учись, – неодобрительно сказал Анненский. – Ума нету у мужика – по обочине обгонять! Да еще по такому снегу. Был бы хоть внедорожник, а то седан. Завязнуть мог в два счета. Вытаскивали бы его тут всем миром. А нам не до спасения утопающих.

– А это какая машина? – спросила Алена. – Седан – это марка или что?

– Марка у него «Лексус», – сказал Анненский, и впервые взгляд его задержался чуть дольше, чем на мгновение, встретившись с глазами Алены. – Седан – это тип. Бывает тип купе, внедорожник, седан, паркетник.

– Паркетник! – хохотнула Нина. – Ага, это я знаю. Типа внедорожник, только автомат, значит, на серьезные дороги с ним не сунешься. Седан ведь тоже автомат?

– Совершенно верно, – согласился Анненский.

«Там, на улице Маршала, была точно такая же машина, – подумала Алена. – Ну, у которой мы с тем мужиком аэрбег нечаянно включили… Бр-р, вот ужас был бы, если бы его хозяин нас тогда застукал! Вообще-то даже странно…»

– Нина, Нина, где у тебя вторая скорость?!

– Вот тут… – нерешительно проговорила Нина.

– А что так робко? Можно подумать, у нас десять скоростей! Поезжай – если всех пропускать, никогда никуда не доедешь.

– Я думала, хозяева «Лехусов» над ними ужасно трясутся, – сказала Нина. – А этот вон как по газону погнал. И вид у него довольно замурзанный, грязный весь какой-то.

– Ну, может, он их меняет, как перчатки, – пожал плечами Анненский. – Людей богатых теперь много.

– Как его смешно называют – «Лехус»…

– Нина, не болтай.

– А что, вы же сами говорили, что нужно водителя отвлекать разговорами! И что гаишник на экзамене меня будет всяко забалтывать.

– Будет. Ну что, отвлекать тебя в качестве репетиции?

– Давайте, – засмеялась Нина.

– Кто во что горазд, тот свою машину так и называет, – начал Анненский. – «Нексию» «ксюхой» зовут. «Форд» – «федором», «Рено» – «ренатой»…

И опять его глаза встретились в зеркале заднего вида с глазами Алены.

«Он меня узнал, – поняла та. – Все, точно узнал. И теперь думает, зачем я здесь. Ну, узнал так узнал, тем лучше, вот приедем, и я ему все объясню…»

– А один мой знакомый свой «Мерседес» «мерзавцем» зовет, – сообщила Нина.

– Чаще «мерсы» «меринами» называют, – уточнил Анненский. – Или «мурзиками». «Ауди» – «авдотья», «авоська». «БМВ» – «бимер», «бумер», «бэха», ну, «вовчик» – общее название для «Вольво», «Мазда» – «матрешка», «мася».

– А у этого моего знакомого модель его «мерса» называется ЦЛК, так что он иногда его не «мерзавцем» называет, а… ну, вы представляете, как! – добавила Нина.

– Представляем, – согласился Анненский. – Но что-то ты слишком развеселилась, Нинок. Вообще-то ты за рулем. Сосредоточься. Что мы видим впереди?

– Переезд, – сосредоточилась Нина. – И знак «Стоп».

– Так, что надо делать?

– Тормозить, – радостно сказала Нина – и на полной скорости проскочила переезд.

– Мать моя! – бессильно воскликнул Анненский, а Алена невольно закатилась смехом. Она аж зажмурилась, хохоча, оттого и пропустила, как началось то, что произошло потом.

1985 год

Уже через час Никита засомневался в правильности своего замысла. Он надеялся, что их поиски сложатся удачнее: ну покрутятся они с Гришей по перрону, в поезд сядут, пройдут по вагонам и внезапно – ну, разумеется, внезапно! – Гриша подтолкнет его, за руку схватит или просто шепнет: «Вот он!» И они увидят того самого Олега, который со своей мамой послушно едет на дачу. И подойдут к ним. И начнет Никита задавать осторожные вопросы. И… в конце концов окажется, что и этот «брюнет» абсолютно ни при чем. И то же самое скажут Валентина и ее подруги, когда увидят этого парня. Да, пока что конечный результат был во всех поисках один: извинения за беспокойство.

В глубине души он был готов к тому, что не все пойдет ладно, но то, что они, как замурованные, простоят всю дорогу в середине вагона, не в силах даже с места двинуться, не то что по другим вагонам пройтись, – это обескураживало. В довершение всего дернула же его нелегкая на обратном пути сойти – когда уже съездили до Тарасихи, докуда доезжали обычно этот почти мифический Олег с матерью, и возвращались в полупустом поезде в город, – дернуло же его сойти на Линде. Главное, почти и незачем было. Ведь в материалах дела имелись допросы Долинина о том, не было ли у Катерины каких-либо ценных вещей при себе, украшений… И ориентировки на то малое, что известно, уже давно разосланы по комиссионкам и скупкам, Никита сам их составлял. Однако показалось необходимым еще раз поговорить об этом с Долининым. Мало ли что, вдруг о чем-то забыл, а теперь вспомнил. Бывает!

«А то ведь до чего целеустремленно ищем эту четверку, – думал Никита, – но, по сути дела, нет никаких доказательств, что они замешаны в убийстве. Совсем не исключено, что, поговорив о чем-то с Катериной, они сели в поезд и спокойно поехали домой».

Долинина дома не оказалось. «Может, ребятишек в город повез», – подумал Никита.

До поезда оставалось время, по пути на станцию зашли к Кучеровым. Но и тех не оказалось: уехали, сказала соседка, провожать Николая. Гриша только сейчас вспомнил – и правда, брат ведь возвращается сегодня к себе, на БАМ, а он забыл проводить. Настроение у него испортилось.

Оба одинаково хмурые, шли Никита с Гришей по платформе, когда перед ними возникла Валентина. Она сперва не заметила их: стояла у входа в станционное почтовое отделение и читала какое-то письмо. Гриша мимоходом с ней поздоровался, и Валентина подняла глаза. Увидев Никиту, она растерянно моргнула, скомкала письмо, будто хотела спрятать… Охоты разговаривать у Никиты не было никакой, разве узнать, что нового. Он и спросил. Валентина в ответ ничего не сказала, только почему-то покраснела.

– Можно вас спросить? – не сводя глаз с Никиты, вдруг сказала она с какой-то отчаянной решимостью в голосе и при этом так зыркнула на Гришу, что он поспешно бормотнул: «Извините», – и смущенно отошел.