Православная педагогика. Сборник статей. Выпуски 1-3 - Интернет-издание Вэб-Центра «Омега» Москва 2000

Настоящий христианин воспринимает любое порученное дело как послушание, данное ему от Бога, и, таким образом, оказывается способен отыскать духовное начало в любой светской работе. Иной, казалось бы, постиг глубину и смысл высоких аскетических понятий, подчеркнуто-демонстративно выполняет все церковные послушания, но в семьи и на работе вял и небрежен. Таковым скажу — неверно относить добродетели только лишь к церковной жизни. В любой церковной работе вместе с послушанием необходимо и рассуждение, а в любом мирском служении вместе с рассуждением необходимо послушание. С одной стороны, неверно представлять каждого священника в образе аввы Макария Великого и понимать каждое слово батюшки как глагол Божий, созидающий из небытия бытие, ибо поступающих так на жизненном пути, увы, ожидают многие шишки. А с другой стороны, аскетика православного мирянина состоит не столько во внешнем уподоблении монахам-отшельникам, сколько в умении беречь свое и чужое время, не пить чай в рабочее время по шесть раз на дню, не болтать без умолку по телефону. В том, чтобы вовремя делать свое дело, не откладывая его в долгий ящик, не вызывать ни в ком темных помыслов, никого не искушать и не подавать никому своим поведением повода к претыканию. Не давайте повода ищущим повода оскорбить или уличить в чем-то вас, а в вашем лице Христа! Вот об этом мы должны заботиться, когда печемся о христианской этике.

Очень важной, аскетической по своей сути задачей является послушание своему начальнику. Как часто приходится видеть, что православные христиане, выказывая знаки послушания своему духовнику, вместе с тем совершенно не понимают смысла послушания на работе! Ругают начальство в разговорах с сослуживцами и даже открыто демонстрируют свое неповиновение и ослушание! Распоряжение начальника для них — ничто. Они упоены своей «духовностью» и всех неверующих людей считают ничего не понимающими. Они назовут вам тысячу причин, по которым никак не могут согласиться со своим заданием по службе.

Рассуждая таким образом, христиане тяжко согрешают. Власть от Бога, и даже само кресло начальника это Боже установление. Даже если в него забрался недостойный или несведущий человек, православный видит в этом Божией попущение. И при этом условии повиновение начальствующему остается святым делом Божиим. Поэтому не разделяя взглядов и нравственных несовершенств начальника, нужно все же стараться быть пред ним безупречным. И делать это не ради человекоугодия, но ради Бога. Хотя, конечно, и начальствующему неплохо было бы помнить мысль святителя Феофана Затворника: «Начальствующий не должен быть страшилищем для подчиненных».

Не скроем, зачастую бывает, что человек, оборвавший все социальные связи ради какой-то особо возвышенной благочестивой жизни, приходит на церковную работу и попадает в крайне неустойчивое, я бы даже сказал, неприглядное положение. Он и здесь не может себя найти, он и здесь лишний. Становится понятно, что виною его неустройству были вовсе не те злые безбожные люди, с которыми приходилось работать раньше, но отсутствие мира в душе, а мир есть плод чистой совести, приносящей себя Господу.

Будем памятовать, что ладья движется вперед по воде только тогда, когда гребец слаженно и согласованно употребляет оба весла. Такие два весла, два крыла христианской души есть труд и молитва. Молитва, которая одухотворяет, дополняет и освящает наш труд. Но взятая отдельно, сама по себе, она не поставляет современного человека на стезю разума. Не поставляет потому, что лишает человека воли — его главной нравственной силы. Это, разумеется, не оттого, что молитва плоха. Как любое лекарство (а молитва есть лекарство духовное) она должна применяться согласно предписаниям и даст хорошие результаты при соблюдении нормального здорового образа жизни. Общественное служение, работа, семейный домашний труд и создают тот здоровый он, здоровый образ жизни, на котором должно основываться молитвенное делание. О чем взывать в молитве, если не применяешь своих способностей? О чем просить Господа, если пребываешь в бездействии?

Безусловно, не стоит также обманываться и самовольно выдвигать себя на какое-то выдающееся общественное служение, мнить себя исполнителем какой-то особой проповеднической миссии в миру. Такое понимание скорее характерно для протестантов, чем для православных. Нескромно думать о себе, как о луче света в темном царстве, ведь даже бегство в определенных жизненных ситуациях спасительно. Однако нельзя поддаваться уже упомянутому искушению «опрощения», которое вовсе не есть та простота, которую ублажает Христос. «Живя в миру, живем не по-мирски», — говорил святитель Феофан Затворник и этой мыслью должен руководствоваться в своей жизни каждый православный мирянин. Не нужно забывать, что возможность спасения общества и отдельных его членов состоит в воцерковлении умов и сердец. И каждый из нас, православных христиан, должен быть весьма осторожен и рассудителен, когда хочет уйти со своего светского места служения на церковное. Для многих единственная возможность встречи с Церковью заключается во встрече и общении с верующим человеком. Уже своим пребыванием в обществе мы свидетельствуем о той Истине, которая вдохновляет нас поступать по доброй совести, жить мирно, относиться к ближнему со вниманием, являя тем самым образец для подражания другим людям. Православный не тот, кто отрекся от каких-либо контактов с миром, но тот, кто ходит пред Богом, чем бы ни занимался: метет ли двор, составляет ли смету, пишет компьютерную программу или учит детей.

Евгений Кунин: Как мы уже говорили, «тепличное» воспитание приводит к тому, что часть детей по достижении более-менее самостоятельного возраста неожиданно обрывает связи с Церковью, а другая часть воспринимает околоцерковный круг как единственно возможную среду обитания и всеми силами стремится оставаться в ней подольше. Давайте подробнее разберемся в этом втором, как кажется, благоприятном результате воспитания.

На первый взгляд, желание посвятить свою жизнь служению Богу и Церкви вполне положительно и закономерно. Настораживает только одно: даже выпускники, 16-17-летние юноши и девушки остаются очень и очень незрелыми в деловом отношении. Возникает резонный вопрос: является ли сам жизненный выбор в пользу служения Богу и Церкви зрелым решением или же этим выбором молодой человек хочет защититься в своей инфантильности?

Психологически ход мыслей выпускника школы, воспитанного в «клубном» духе, очень понятен. Для него со всей остротой встает вопрос: «А куда же мне идти дальше? Кто теперь меня приютит?» Момент очень тяжелый и, конечно, очень тянет подыскать себе другую похожую по своим настроениям «клуб-резервацию». Если это была православная школа, значит, необходимо идти в семинарию, богословский институт или, на худой конец, в сторожа при храме. И речь не о том, чтобы отвратить их от поступления туда. Но нельзя делать этот выбор автоматически, просто потому, что «там тоже православные». Совершенно понятно, что Церковь не может стать богадельней для всех желающих. Церковь отнюдь не менее, а даже более нуждается в ответственных и готовых к сотрудничеству людях. Детей нужно стремиться научить этим качествам. Основным в этом случае будет не вопрос, какое место в будущем занять нынешнему ребенку, но как состояться в своем служении по призванию в соответствии с обнаруженными дарами. А место этого служения может быть различным — как в церковной, так и в светской сферах.

Тема 4

В таком случае, может быть, не правы те, которые стараются отдать детей в православные учебные заведения? Не создают ли они тем самым для своих детей нежизненную тепличную обстановку?

Евгений Кунин: Здесь сразу мы встречаемся с вопросами устроения жизни школы, которая способна отвечать задачам воцерковления и подготовки детей к социальному служению по призванию. Это вопросы уклада жизни школы. Остановимся на них подробнее.

Наиболее распространенный уклад можно назвать академическим или информационно-рассудочным. Он заключается в построении классического учебного заведения с предметным преподаванием ряда дисциплин, в том числе и религиозных курсов. Этот вариант едва ли может быть назван вполне религиозным или хотя бы вполне воспитательным. Такая модель скорее может быть охарактеризована как «обучение с религиозной компонентой». По сути, это даже не русская, а классическая прусская школа, к принципам которой перешли в России в середине XIX века, что к концу XIX — началу XX века дало известные отрицательные результаты. Детям преподавались отрывочные наукообразные знания по предметам, слабо связанным между собой, в том числе, и религиозные знания. Практически смысл преподаваемого материала для детей оставался неясен, и всю образовательную систему сильно накренило в сторону интеллектуального обучения, неподкрепленного практическим опытом[31].