Бабье лето - Пегги Уэбб

– Хочешь, чтобы я ответила? – спросила Джейн.

Волосы у нее торчали ярко-рыжими клочьями, на лице не было макияжа, а одежда выглядела так, будто ее только что вытащили из бельевой корзины, – что, впрочем, почти соответствовало истине.

Когда Вирджиния позвонила ей из аэропорта Тупело, Джейн перестала понимать, что делает, – к оранжевым спортивным штанам она надела куртку от пижамы, ноги в полосатых носках сунула в розовые теннисные туфли и выбежала из дома.

– Нет. Что ему можно еще сказать? – Вирджиния соскочила с дивана и пнула ногой свои сумки. – Но почему, Джейн? Почему?

– Все будет хорошо, Вирджиния. Я в этом уверена, – с наигранной бодростью заявила Джейн.

Точно такая же реакция сначала была и у Вирджинии. Отрицание. «Это не могло случиться со мной. Все в порядке«, – убеждала она себя. Но во время долгого перелета из Аризоны, сидя в неудобном кресле, одинокая и подавленная, Вирджиния вдруг ощутила злобу на весь белый свет. Сейчас она просто кипела от бешенства и негодования.

– Тебе легко говорить. Это не у тебя опухоль в груди, – громко и внятно проговорила она.

Джейн поднялась с дивана и, плача, обняла Вирджинию.

– Обопрись на меня, Вирджиния. Просто обопрись на меня, – со слезами просила она.

– О Боже, Джейн! Я не хотела. Ты же знаешь, – почти прокричала Вирджиния.

– Все в порядке, Вирджиния. Тебе есть от чего сойти с ума. Выплесни это на меня… Я крепкая, я помогу тебе, – говорила Джейн обнимая подругу.

Вирджиния опустила голову на плечо Джейн, и они обе зарыдали. Снова зазвонил телефон, напоминая, что за стенами гостиной существует внешний мир, – мир, не ведающий, что в груди у Вирджинии тикает бомба замедленного действия.

– Рак, Джейн… Я не могу в это поверить, – подавленно прошептала Вирджиния.

– Ты еще не знаешь наверняка. Врач ведь этого не утверждал, – пыталась ее ободрить Джейн.

– Он сказал, что вероятность – девяносто процентов, – заметила Вирджиния.

Когда она позвонила по номеру, который ей дала Келли, и услышала: «Добрый день, женская консультация», она была удивлена и заинтригована. Даже когда сестра соединяла ее с доктором Мейсоном, она совсем не ожидала услышать известие, которое пустит ее жизнь под откос.

– Боюсь, Вирджиния, у вас плохая маммограмма, – сказал доктор Мейсон. – Мы обнаружили опухоль в левой груди.

Вирджинии показалось, что она смотрит фильм, в котором невидимый доктор сообщает ужасное известие актрисе, играющей роль знаменитой писательницы. Актриса, конечно же, держалась храбро и стойко. У нее не тряслись руки, как у Вирджинии, и не потело от страха все тело.

– Должно быть, это какая-то ошибка, – произнесла тогда Вирджиния.

– Нет никакой ошибки. Рентгенолог сразу же это определила. Вот почему она сделала столько снимков. – Короткая пауза. – Местоположение опухоли не внушает оптимизма. У вас, возможно, рак.

Не может быть рака у женщины, которая прекрасно себя чувствует. И если женщина только что провела два дня в горах, занимаясь сказочной любовью с великолепным мужчиной, то у нее не может быть в груди опухоли.

Такое не могло с ней случиться. Только не сейчас. Не сейчас, когда она наконец решилась на самый рискованный шаг в своей жизни.

– Нельзя терять время, Вирджиния, – настаивал доктор Мейсон. – Я уже звонил хирургу и договорился об удалении новообразования.

Вирджиния почувствовала себя так, будто ее засосал торнадо, стремящийся вырвать ее из собственного дома, из собственной жизни, из собственной кожи. Ей хотелось рвать и метать, наорать на доктора Мейсона и рентгенолога, заставить их взять свои слова назад, убедить их, что это заключение является чудовищной ошибкой. Однако ничто бы ей не помогло. Ни своими словами, ни действиями она не могла изменить того, что нечто зловещее поедает изнутри ее плоть, что нечто безобразное калечит ей жизнь.

Она ухватилась за пижамную куртку Джейн так сильно, что у нее побелели костяшки пальцев.

– Я лишусь женственности, Джейн, врачи испортят мне фигуру, – прошептала Вирджиния.

– Эта операция не такая уж страшная. Они не вырежут больше, чем нужно, – пыталась утешить подругу Джейн.

– Ты этого не знаешь. – Вирджиния была в отчаянии.

– Знаю. Миртль перенесла такую же операцию три года назад. Разве ты не помнишь? – сказала Джейн.

Миртль. Кузина Джейн из Мемфиса.

– Она ведь умерла? – вспомнила Вирджиния.

– Боже, прости меня. Я не должна была упоминать о ней… Но ей было шестьдесят девять. А ты молодая, Вирджиния. Ты справишься, – говорила Джейн, обнимая Вирджинию.

В комнате вдруг появился призрак смерти. Вирджиния подошла к пианино и схватила хрустальную вазу.

– Черт возьми, я не собираюсь умирать! Не собираюсь! – воскликнула она.

Вирджиния швырнула вазу в камин и, внезапно обессилев, опустилась на пол посреди осколков.

Совсем недавно Болтон ласкал ее груди в утреннем свете солнца.

– Как чудесно, – шептал он.

Затем он сосал их по очереди, забрав соски глубоко в рот, – соски были розовые, твердые и безупречные.

Неужели это происходило сегодня утром? А кажется, тысячу лет назад.

Кому понадобится женщина, у которой не будет половины груди? И это еще не худший вариант. Что если опухоль окажется злокачественной, и придется делать радикальную мастэктомию? Кому понадобится женщина с одной грудью? Кому понадобится женщина, собирающаяся умереть?

Слезы покатились по ее щекам, потекли к уголкам рта, но она даже не чувствовала их соленого вкуса.

– Что если они мне отрежут всю грудь? – Вирджиния пустыми глазами смотрела на подругу. – Пожалуйста, не позволяй им этого делать.

– Не позволю, обещаю, не позволю, – проговорила упавшая духом Джейн.

Они сидели на полу посреди осколков хрустальной вазы, обнявшись, и плакали – лучшие подруги, до этого никогда не лгавшие друг другу.

15

Келли спала на диване Болтона, а сам он вообще не стал ложиться. Он разглядывал фотографии Вирджинии, пока не испугался за свой рассудок. Кликнув собаку, он вскочил на лошадь и помчался верхом по знакомым тропкам. Вымотанный до предела, едва держась на ногах, он вернулся в дом и заварил себе крепкий кофе.

В Аризоне небо еще только слегка порозовело, когда в Миссисипи уже наступило утро. Интересно, проснулась ли Вирджиния? Он не хотел будить ее, но и не хотел дожидаться, пока она уйдет. Она была ранней пташкой – иногда седлала арабского жеребца и отправлялась на прогулку верхом, едва забрезжил рассвет, иногда выходила из дому, чтобы полюбоваться восходом солнца над озером. Если она действительно собралась сбежать ото всех, то, скорей всего, собрала еду для пикника, прихватила портативный компьютер и отправилась на свое излюбленное место в лесу.