Город и столп - Гор Видал

Джим улыбнулся. О нью-йоркцах здесь были не очень высокого мнения.

Она спросила о его работе, и он рассказал ей. Она была довольна.

— Я очень рада, что ты хорошо зарабатываешь. В этой семье такого ещё никому не удавалось, так что самое время. Но деньги это ещё не всё, правда? Я хочу сказать, что иногда женитьба, семья, радости жизни важнее, как ты думаешь?

Рано или поздно она предложит ему остаться дома навсегда.

— Не знаю, мама, я пока ещё не думал об этом. У меня хороший бизнес в Нью-Йорке, и пока он приносит деньги, я буду при нём.

Почувствовав его сопротивление, она сменила тему:

— Твой брат уже дослужился до второго лейтенанта. Он в авиации, и их в любой день могут отправить за океан. Зачем, убей бог, не пойму, ведь война почти закончилась. Во всяком случае, в газетах так пишут.

— Он приедет на Рождество?

Она кивнула.

— У него отпуск на несколько дней. Он очень способный молодой человек.

Джиму вдруг показалось, что она разлюбила своего младшего сына. Его мать явно изменилась. Всё возможно.

— Так ты теперь берёшь постояльцев? — она написала ему об этом.

— Всего одна супружеская пара, ты их увидишь за обедом. Кэрри с мужем тоже придут.

— А как мой племянник?

— Миленький и толстенький.

Она помолчала немного.

— Никак не могу понять, что в тебе изменилось, — сказала она наконец.

Они замолчали. Джим лениво пнул ногой свой чемодан, и мать сказала:

— Неси-ка это в свою комнату.

— В какую?

— В твою, старую.

— Джон там живёт, когда приезжает в отпуск?

— Да, здесь ничего не изменилось. Я стараюсь ничего не менять, если это в моих силах. Может показаться, что я живу в прошлом, но я считаю, что прошлое по-своему было очень неплохим. Надеюсь, что будущее может быть даже лучше.

— Ты хочешь сказать, после смерти отца? — Джим говорил без экивоков.

Она спокойно кивнула:

— Да, после смерти твоего отца. Я всегда считала, что, заключив договор, ты должен его выполнять, даже если это и плохой договор. Но когда его срок истёк, нет нужды притворяться, будто лучше этого у тебя ничего в жизни не было.

— Зачем же ты вышла за него?

— Господи, сынок, ну почему люди женятся и выходят замуж? Если я и знала, почему вышла за него, то давно забыла. Может, потому, что он попросил. Я не пользовалась особым успехом. А теперь неси-ка свой чемодан наверх и будь готов к обеду.

Когда Джим спустился в столовую, все уже сидели за столом. Мать представила его своим постояльцам, потом он пожал руку своему шурину и поцеловал сестру. Кэрри располнела, казалось, что её груди и бёдра сейчас выпрыгнут из платья. Без косметики её лицо выглядело усталым, но добродушным. Было заметно, что она довольна своим мужем — симпатичным парнем, который делал всё, о чём она просила.

— Вы посмотрите только на него! Красив, как и раньше, — Кэрри с восхищением смотрела на брата. — Он у нас в семье самый пригожий.

Её смех, неестественный смех, утих, только когда муж сказал ей, что она и хотела услышать: она тоже красива.

За обедом говорили о работе Джима, о том, насколько она прибыльна, и если он вернется домой, чего они все очень хотели, сможет ли зарабатывать столько же, сколько в Нью-Йорке. И, конечно, Кэрри задала неизбежный вопрос:

— И когда ты собираешься жениться, Джим?

Он пожал плечами:

— Когда какая-нибудь девушка попросит меня об этом.

Услышав это, все рассмеялись.

— Ты всегда стеснялся девушек, Джим, — произнесла его сестра с набитым ртом. — Тебе действительно пора остепениться. Нет ничего лучше семьи, правда, дорогой?

Ее муж согласился с этим. Джиму все это притворство действовало на нервы. Он попытался изменить тему, но ему это не удалось.

— Джим женится, когда будет готов к этому, — сказала мать. — Я считаю, он правильно поступил, что не женился, пока бродяжничал.

Они говорили о браке, уверенные в своей правоте люди, чьи жизни катились по накатанной колее. Их опыт — просто очередной экземпляр под копирку. Когда они пытались давать свои советы Джиму, никто из них и не подозревал, что их коллективная мудрость для него бесполезна, что его жизнь катится по другой колее. Подумав об этом, он испытал горечь и раздражение на бесконечное притворство. Его собственная необходимая ложь утомляла его. Как ему хотелось сказать им, кто он на самом деле. Интересно, подумал он, а что было бы, если бы все такие, как он, вели себя естественно и честно. Жизнь всех, конечно, бы стала лучше, если бы на секс стали смотреть как на что-то естественное, а не ужасное, и мужчины могли бы, не скрываясь, любить мужчин, как это свойственно их природе. Но, размышляя о свободе за этим столом, он знал, что быть честным опасно. И самое главное, ему не хватало смелости.

— Кстати, — сказала Кэри, — ты ведь знаешь, что Боб Форд женился на Салли Мергондаль?

— Да, мама мне написала. Где он? Где они теперь?

— Она здесь, живет со своими родителями. А он в море, но, кажется, он приезжает через пару дней. Мергондали устраивают вечеринку на Рождество, он должен быть. Ты тоже приглашен. У них такая милая крошка. Волоски темно-рыжие, как у Боба.

— Джим, бог ты мой! Да тебя не узнать! Ты такой взрослый! Правда, дорогой? — миссис Мергондаль повернулась к мужу и получила его согласие. Уверенная в мнении собравшихся, она продолжала: — Взрослый мужчина! Все они уже взрослые, а кажется, еще вчера играли в теннис на школьных турнирах. А теперь посмотрите-ка, все другие парни в армии уже переженились, да и наша малютка уже стала матерью.

Тут мистер Мергондаль подмигнул Джиму:

— Не морочь ему голову, мать! Пусть-ка отправляется лучше к молоденьким девушкам. Они смерть как хотят увидеть его. Уже новый урожай подошел.

Джим извинился и вошел в переполненную старомодную гостиную. Кэри взяла его под руку:

— Я тебя познакомлю.

Многих он помнил. Одних еще по школе, другие жили неподалеку. Его помнили все, и они, вспоминая о событиях, которые он забыл, казалось, искренне радуются его возвращению. Он, словно во сне, двигался от группы к группе, к центру, где, казалось ему, должен находиться Боб. Затем он увидел Салли Мергондаль, теперь — Салли Форд, и освободился от опеки Кэри, чтобы поговорить с ней.

Салли стала высокой изящной женщиной с темными волосами, уложенными вокруг головы. Они тепло пожали друг другу руки, пристально глядя друг на друга, отыскивая следы перемен.

— Поздравляю, — сказал Джим.

— С чем? С ребенком или с Бобом?

— И с тем, и с другим, — Джим излучал благожелательность, но перед ним была соперница.

— Спасибо, Джим! Давай-ка присядем! Нам столько нужно рассказать друг другу.

Они сели на волосяной диван. Их разговор все время перебивали вновь прибывающие, желающие поздороваться с Джимом.

— Видишь, как тебя любят. Нет, тебе и правда, нужно осесть здесь, рядом.

— Ты, наверное, уже слышала, что у меня другие планы.

— Чего-то слышала. Тут ведь знаешь, всем до всего дело. Мы всюду суем свой нос, хотя ничего интересного здесь не происходит. Мы слишком хорошо знаем друг друга.

— А где Боб?

Салли нахмурилась:

— В Ньюпорт-Ньюсе со своим кораблем. Он приедет завтра. Слушай, он появится — приходи-ка ты к нам на обед. Посидим тесным кружком втроем, а?

— С удовольствием! Боб, я слышал, теперь первый помощник.

— Да, но он уходит из флота, как только война кончится.

— Но ведь он любит море.

— Он нужен папе в его страховом бизнесе, и все считают, что из Боба выйдет прекрасный агент. Папа говорит, что, когда он отойдет от дел, Боб возглавит компанию.

— Я рад за него.

Джим видел, как нежные руки, несмотря на протесты Боба, надевают петлю на шею его дружка. Только вот протестовал ли Боб? Может, он изменился? Возможно.

— Хватит с него. Побродил по свету. Мир большой, всей жизни не хватит, чтобы все увидеть. И потом, все его друзья здесь, да и работа его тут ждет неплохая. Я думаю, все у нас будет прекрасно. Слушай, пойдем, я тебе покажу малышку.

— А Боб — хороший отец?

— У него пока было слишком мало отцовского опыта. Он еще думает, что ребенок — это живая игрушка. А когда игрушка начинает кричать, он хочет свернуть ей шейку. А еще он говорит, что я ребенку уделяю больше внимания, чем ему. А я ему отвечаю, что в конечном счете ребенок — это он. И так оно и есть, вылитый Боб.

— А он это понимает?

— Ну, иногда понимает. Ты же знаешь, какой он.

— Не уверен. Столько лет прошло.

— Да, немало воды утекло. Он стал другим. Нет, внешне он почти такой же, но вот смеется он гораздо чаще, чем раньше. Мальчишкой он был куда как серьезнее. И, конечно же, он тогда был просто помешан на девушках. Он до сих пор получает письма от девиц со всего мира. Он иногда дает мне их почитать. Такие трогательные. Но я его не ревную, сама не знаю почему. Наверное, потому, что он вернулся ко мне, хотя мог и не возвращаться.