Биология желания. Зависимость — не болезнь - Марк Льюис

разрастались с каждым опрокинутым стаканом и которые были предвестниками более серьезных изменений. Алкоголь стал символом, ядром сети, в которую входили обещание умиротворения, снятие стресса, расслабление. С точек зрения нейробиологии и психологии алкоголь вторгся в уже существовавшую нейронную сеть и захватил ее, как ползучие сорняки колонизируют лужайку. Например, в 30 лет Джонни пил, чтобы успокоить нервы, чтобы быть расслабленным и общительным с клиентами своей фирмы. Он обязательно заказывал бутылку вина, если клиент с женой присоединялись к нему за ужином, и не говорил много, пока не выпивал первый бокал. Но через пару лет он уже заказывал вторую бутылку в середине ужина, зная, что выпьет ее почти всю. Или же дожидался, пока гости отбудут на такси, а потом заказывал вторую бутылку для себя. Таким образом, ситуация поменялась кардинальным образом: теперь уже социальные взаимодействия служили стимулом к выпивке, а не наоборот.

Джонни дважды женился и разводился перед своей финальной схваткой с алкоголем. Он воспитывал детей, продвинулся от наемного работника до руководителя; сделал себе имя в мире торговли и обеспечил своим детям будущее. Словом; выложился по полной, как ответственный глава семьи. Но отношения не давались ему легко. Он негативно относился к любой критике и чувствовал обиду и беспомощность от того, что его вторая жена, как ему казалось; хотела его контролировать. Он вспоминает, что ее признания в любви всегда сопровождались приказами: что он должен надеть, где ему сесть, когда идти на прогулку и когда он должен вернуться. Он признает, что ему очень неприятно, когда ему указывают, что делать; возможно, такие реакции развились во время пребывания в религиозной школе, а затем укрепились при тоталитарном режиме его брата. Но распад второго брака сильно по нему ударил. Этот брак должен был сохраниться, и с его прекращением Джонни утратил что-то невосполнимое. Он утратил близкую связь с двумя дочками подросткового возраста, в которых души не чаял. Он не знал, как еще показать свою любовь, кроме как выписывая чеки. Теперь он стал холостяком, мужчиной, живущим в одиночестве.

Переезд в новую квартиру дал ему как раз то, чего он хотел: свободу делать то, что нравится. А нравилось ему пить. Ему исполнился 61 год. К тому времени он сам был себе хозяином. Но новизна вскоре потускнела, и Джонни приобрел привычку ходить в местный паб, чтобы пообщаться. Ему нравились ребята, что там зависали, он часто покупал всем выпивку и постепенно стал одним из них. Это избавило его от необходимости готовить себе самостоятельно. Также это избавило его от изматывающей скуки, чувства ненужности, призраков прошлого, в котором ему не удалось стать идеальным мужем и отцом, каким он его себе представлял. Паб стал путеводной звездой. Бывало, он говорил себе, что не пойдет туда сегодня вечером, а через пять минут менял решение. Или час сидел дома перед телевизором и внезапно говорил себе, что это скучно. И вот он уже в пабе.

Конечно, паб был самым привлекательным вариантом не только из-за компании или еды как таковых, а из-за того, что в нем эти обычные человеческие потребности переплетались с его потребностью в алкоголе. В пабе он чувствовал себя как дома и получал доступ к алкоголю, приглушавшему его беспокойную натуру. Это было крайне привлекательное сочетание. На этой стадии желание выпить у Джонни было все еще таким, которое вы бы назвали импульсивным. Оно возникало внезапно, в связи с конкретным временем суток или местом. В нем было что-то энергичное. Оно до сих пор было до определенной степени легкомысленным. Он считал себя человеком, выпивающим в компании, время от времени. Возможно, он несколько раздвигал рамки социально приемлемой выпивки. Но ничто не предвещало следующей стадии его выпивки, компульсивной фазы, которая поджидала его за углом.

Следующие два с половиной года Джонни постоянно появлялся в пабе. Количество выпитого неуклонно росло, пока не стало приводить к постыдным ситуациям. Кто-нибудь из завсегдатаев провожал его до дома и придерживал, чтобы он не оказался на проезжей части. Бывало, что он не помнил случившегося накануне. И приятели поддразнивали его. «Эй, Джонни, вчера вечером ты не был таким джентльменом, как обычно. Лапал Мадж…» Это была неправда. Он был уверен, что ничего подобного не делал. Затем выяснялось, что над ним подшутили. Но он не мог не замечать, что люди, с которыми он вместе выпивал, относятся к нему неодобрительно, даже с некоторым отвращением. Да, они о нем заботились. Они беспокоились о нем. Но реально, напиваться как свинья каждый вечер?

Они пытались помочь: «Сделай перерыв, Джонни. Иди домой». Но все чаще и чаще он засыпал прямо за столом. И уходил из паба, только если кто-то растормошит его со словами: «Эй, давай, пошли домой». И затем еще были соседи. Периодически кто-нибудь вытаскивал его из кустов, когда шел мимо. Это было просто позорище и серьезно беспокоило его.

Чувство стыда за беспробудное пьянство привело к новому шаблону поведения. Он чувствовал, что будет не так стыдно, а может, совсем не стыдно, если пить дома. Так что по дороге с работы домой он заезжал в супермаркет и покупал несколько бутылок. И кое-какую еду. Он был неприхотлив. Больше всего ему понравилось пить ром с кока-колой. Быстро, эффективно, легко пьется. Как только он входил в дверь, сразу же наливал себе порцию. А потом еще одну. И еще.

Через месяц или два он совсем перестал появляться на работе. Он пытался вести бизнес по телефону. Его вылазки из квартиры становились все реже. Было пять магазинов, где он мог купить ром и одновременно запастись едой. Он не любил ходить в один и тот же магазин несколько раз подряд. Он должен был сохранить свое достоинство. Затем он вовсе перестал покидать квартиру. Он все время был пьян и не мог положиться на себя за пределами своего дома. Он просил работников привозить ему все необходимое. «Ты собираешься в магазин? Не мог бы ты захватить для меня шесть бутылок вина и пару литровых бутылок бакарди»? Они чувствовали себя обязанными. Они чувствовали, что не могут отказать, так как он платил им зарплату. Он не хотел об этом думать, но чувство стыда росло.

Наконец, выпивка стала компульсивной. Он совсем не мог ей противостоять. И когда Джонни завернул за этот угол, ночь и день, утро и вечер перестали для него существовать. Желание включалось в нем, как могущественный магнит, как только он просыпался. И оставалось все часы бодрствования, пока его сознание не угасало и он не