Под знаком Близнецов - Марина Серова

Гольцова подняла голову и поглядела прямо на меня:

— Спасибо вам, Женя. Если бы не вы, нас всех давно бы убили. Вы сделали все, что в человеческих силах. И даже сверх того.

Я осторожно потрогала свою голову правой рукой. Левую я смогу приподнять еще не скоро.

— Почему меня не прикончили? — удивилась я.

Все — Альберт, Вася и Маша — смотрели на меня с ужасом.

— Решили, что я уже мертва, да? — сама себе ответила я. Кажется, понимаю, что произошло. Ранение в голову было не опасным — пуля прошла по касательной, даже не сильно контузив меня. Повезло, что тут скажешь! Но со стороны все выглядело так, как будто мне залепили прямо в черепушку. Дело в том, что под кожей головы проходит множество кровеносных сосудов. Раны, даже не опасные, вызывают сильное кровотечение. Сейчас мой камуфляж типа «снежинка» был ярко-алым, и выглядела я как вполне убедительный труп.

Сверху донесся грохот. Я подняла голову и прислушалась:

— Что они там делают? Ремонт?!

Губы Катерины тронула слабая улыбка:

— Они ищут алмазы. Ломают мебель. Отрывают обшивку со стен. Вспарывают матрасы…

— «Двенадцать стульев», Ильф и Петров… — Я попыталась пошевелить левой рукой и тут же об этом пожалела. Когда огненные колеса унеслись прочь, я сказала: — Понятия не имею, где эти ваши алмазы. И знать не хочу. Но я так понимаю, они в безопасности, верно?

Гольцова кивнула. Злорадная улыбка на мгновение озарила ее лицо, как вспышка. Правая рука Кати распухла, сломанные пальцы торчали под неестественным углом. Порез на лице все еще кровоточил.

— Вы молодец, Женя. Вы до последнего пытались спасти нас. Жаль, что не вышло. Если бы я была с вами откровенной и вовремя рассказала про алмазы и про опасность, которая угрожает нашей семье… все могло бы быть по-другому.

— Сейчас это уже неважно, — сказала я. — Надо думать не о том, что могло быть, а о том, что делать дальше.

— О будущем? — Катерина горько усмехнулась. — Нет у нас никакого будущего, Женя. Сейчас они еще немного поищут сокровища. Не найдут и очень сильно рассердятся. Тогда они придут сюда и всех вас убьют, а за меня возьмутся всерьез. И я все им расскажу…

Да, следует признать, что Гольцова права. Рано или поздно любого человека можно заставить говорить. Катерина и так держалась долго.

— Слушайте, а давайте отдадим им эти алмазы! Пусть подавятся! — подал голос Вася. — А в обмен пусть пообещают не убивать нас.

Отличная идея! И этот человек — учитель! Я уже хотела сказать педагогу все, что по этому поводу думаю, но меня опередила Катерина:

— Василий, ты спятил? Мы живы до тех пор, пока они ищут! Как только эти люди получат алмазы, мы трупы!

— А я видела, — встряла в разговор Маша. — У них уже бензин приготовлен — дом поджигать!

Жутко хотелось пить. Поэтому я подползла к собачьей поилке и жадно напилась оттуда. Кайф какой! Когда я подняла голову, то обнаружила, что все со странным выражением смотрят на меня.

— Ну и что? — сказала я. — Слюна собак — природный антисептик. Это всем известно.

Антисептик! Эврика!

Я судорожно захлопала по карманам моего залитого кровью камуфляжа. И наконец нашла то, о чем мечтала. Аптечка! Когда меня обыскивали, то отобрали нож, но никому не пришло в голову забрать у меня аптечку.

Открываем драгоценную коробочку. Так, пакет для перевязок, антидоты отложим в сторону, все еще не настолько плохо… Антибиотик… Есть! Обезболивающее в шприце-тюбике. Одна доза. Я обвела глазами свою команду. Альберт был бледен и едва держался на ногах. Василий выглядел ужасно — парню понадобятся услуги хорошего дантиста. Маша цела, на девушке ни царапины — вот что значит правильное поведение! Не надо провоцировать террористов… Гольцова пострадала больше всех.

Я оценивающе посмотрела на Катю… и вколола обезболивающее себе в бедро прямо через камуфляжные штаны. Никто не понял, что я сделала. А я мысленно извинилась перед Катей. Только я могу вытащить нас отсюда. И для этого я должна быть в хорошей форме. А остальным придется потерпеть…

Перевязочный материал я разделила на всех. Маша, как могла, перевязала нашу инвалидную команду. Я попросила девушку туго перевязать мне плечо. По-хорошему следовало обездвижить левую руку — при каждом движении простреленное плечо и сломанная ключица посылали волны обжигающей боли. И пусть обезболивающее скоро подействует, каждое движение левой руки будет стоить мне лишнего дня на больничной койке… но ведь на нее еще надо попасть! А с одной рукой мои шансы на это вдвое меньше. Так что придется потерпеть.

Я обошла комнату по периметру. Подергала дверь — заперто. Другого я и не ждала. Куда выходит эта стена? Может, пробить ее и выбраться наружу? Нет, слишком сложно. Никому из нас это сейчас не под силу…

Ну, попробуем тупо через окно. Надеюсь, у стариков хватает своих проблем, чтобы ставить кого-то охранять кучку полумертвых людей…

Я дернула раму, она открылась. Едва я взялась за подоконник, как тут же получила удар по пальцам дулом автомата. Да, недооценила я Давида. Однорукий Кабошон сторожил единственный выход. И пусть мы с ним теперь равноценная парочка, у него-то есть автомат, а у меня нет.

Я села на пол и задумалась. В голове моей крутились разные планы, но ни один из них не годился. Заманить Кабошона поближе к окну и прикончить? Тогда у нас будет оружие и выход на волю. Но ведь не пойдет наемник к окну, он же знает, чего от меня ждать…

— Женя, я бы пожал вашу руку, если бы мог! — неожиданно произнес Альберт.

— В другой раз, — ответила я, продумывая очередную комбинацию. — А за что именно?

И тут Альберт меня удивил:

— За то, что вы так быстро убили этого негодяя, Глеба.

Я отвлеклась от своих невеселых мыслей и присмотрелась к садовнику повнимательнее.

— Он собирался выдать Анечку и Антошу этим мерзавцам! Он почти это сделал. И если бы не вы…

Голос Альберта прервался судорожным рыданием. Катерина протянула здоровую руку и погладила садовника по седым волосам.

Я чего-то не понимаю?!

— У меня тоже есть тайна, Женя. Как и у всех в этом доме…

Ну-ка, ну-ка… Я уселась поудобнее.

— Именно я, а не покойный Макар Светозарович отец Антоши и Анечки.

Ничего себе… Такого я точно не ожидала!

— Катя, это правда? — спросила я. Василий и Маша тоже смотрели на эту сцену во все глаза. Подходящее время для подобных признаний! Хотя, если честно, у нас может и не быть другого…

Катерина кивнула, не поднимая головы.

— А зачем я, по-вашему, оставил блестящую карьеру в симфоническом оркестре областной филармонии? Ради того, чтобы быть со своими детьми! — гордо заявил Альберт.

— Но почему же вы столько лет морочили всем голову? Вы что — бомж или алкоголик? Почему вы не могли жить вместе?!

— Потому что мне не было восемнадцати, — ответила за него Катерина. — Папа никогда бы не простил человека, который обидел его девочку. Он был очень старомодных понятий…

Да уж! Мы заметили. Человек, который предал своих друзей, отправил их на мучительную смерть в руки мозамбикских повстанцев, был трогательно старомоден там, где дело касалось его собственной дочери…

— Мы познакомились на концерте, — светло улыбаясь воспоминаниям, проговорил Альберт. — Катя подарила мне цветы…

— Мне было шестнадцать. Мы встречались около года. А потом я поняла, что беременна, — Гольцова подняла голову. Судя по всему, для нее эти воспоминания не были такими светлыми… — Папа долго допытывался, кто виновник… Но я ему так и не сказала. Он бы попросту убил Альберта. Папа мог быть очень суровым.

— Я мечтал быть рядом с Катей, но не хотел для нее неприятностей, — продолжал Альберт. — Поэтому я нанялся садовником к Ивану Константиновичу. Попросил своих друзей по консерватории сделать мне фальшивые рекомендации… И с тех пор я здесь.

— Слушайте, а вам не обидно было, когда ваша любимая на ваших глазах вышла замуж за другого? Макар воспитывал ваших детей, а вы копали грядки?

Губы Альберта задрожали:

— Я надеялся, что Катенька будет счастлива с молодым мужчиной, своим ровесником. Кто я такой? Старый неудачник! А Макар был одаренный режиссер. Он только начинал блестящую карьеру… правда, он так ее и не сделал… Кстати, Макар совершенно не занимался воспитанием детей. Он их, по-моему, побаивался…

— Прекрасно его понимаю, — покачала головой я. Василий Светозарович кивнул, соглашаясь со мной.

— Они в безопасности, да? — спросила меня Катя.

— Они в бункере. Думаю, им там ничего не грозит.

— А… Ильич? Где собака?

Я подивилась, что в такую минуту Гольцова беспокоится о старом бульдоге, но ответила:

— Ильич с ними.

Катерина вздохнула с облегчением:

— Слава богу! Я так волновалась!

Я смотрела на Гольцову во все глаза.