Несущественная деталь - Иэн Бэнкс

— Татуировки? — сказала аватара. — Нет проблем. Хотя мы можем предложить вам кое-что получше, чем несмываемые знаки на коже, если только вы не хотите именно этого.

— И какие, например?

— Посмотрите. — Смыслия махнула рукой, и перед ними над тысячеметровой пропастью появились гуманоиды Культуры с татуировками еще более удивительными, чем были у нее, по крайней мере на уровне кожи. Она видела татуировки, которые не только немного светились, а воистину сияли и могли отражать свет; двигающиеся татуировки, татуировки, излучавшие когерентный свет, татуировки, которые могли подниматься над поверхностью кожи и создавать реальные или голографические изображения, татуировки, которые были не просто произведением искусства, а нескончаемым представлением. — Подумайте, — сказала Смыслия.

Ледедже кивнула.

— Спасибо. Подумаю. — Она снова посмотрела вдаль. Сзади по тропинке за невысокой стеной прошла группка. Они говорили на языке Культуры, марейне, — Ледедже понимала его и могла на нем говорить, хотя и не без трудностей; для нее естественным был сичультианский формал, на котором они теперь и говорили со Смыслией. — Вы знаете, что мне нужно вернуться в Сичульт, — сказала она.

— Закончить одно дело, — сказала Смыслия, кивая.

— И когда я смогу отправиться?

— Как насчет завтра?

Она посмотрела на бронзовую кожу аватары. Та казалась фальшивой, словно была из металла — ненастоящие плоть и кости. Ледедже подумала, что это было сделано специально. Ее собственная кожа по тону напоминала кожу Смыслии, — издалека можно было подумать, что они ничем не отличаются, — но при внимательном взгляде ее кожа показалась бы естественной как сичультианцам, так и — она была в этом уверена — этой пестрой толпе людей странного вида.

— Это будет возможно?

— Завтра вы смогли бы отправиться в путь. Мы довольно далеко от Сичульта. Путешествие займет некоторое время.

— Сколько?

Смыслия пожала плечами.

— Тут много привходящих обстоятельств. Я думаю, много десятков дней. Но, надеюсь, что меньше ста. — Она сделала движение руками, которое, как догадалась Ледедже, означало сожаление или извинение. — Не могу доставить вас туда сама — пришлось бы сильно менять курс и расписание. Вообще-то в настоящий момент мы направляемся по касательной в сторону от пространства Энаблемента.

— Вот как. — Ледедже только теперь узнала об этом. — Тогда чем скорее я отправлюсь, тем лучше.

— Я передам запрос на корабли, узнаю, кто заинтересован, — сказала Смыслия. — Однако тут есть одно условие.

— Условие? — Она подумала, что в конечном счете какая-то плата все же взимается.

— Позвольте мне быть откровенной, Ледедже, — сказала Смыслия, и на ее лице мелькнула улыбка.

— Пожалуйста, — ответила она.

— Мы — я — почти уверены, что вы хотите вернуться в Сичульт, лелея в душе убийство.

Ледедже молчала, пока не поняла, что чем дольше она не отвечает, тем больше ее безмолвие похоже на согласие.

— Почему вы так думаете? — спросила она, пытаясь подражать ровному, дружескому обыденному тону Смыслии.

— Да ладно вам, Ледедже, — ворчливо проговорила аватара. — Я тут провела кое-какое расследование. Этот человек вас убил. — Она небрежно махнула рукой. — Может быть, не хладнокровно, но явно в условиях, когда вы были совершенно беззащитны. Вы были во власти этого человека еще до вашего рождения, он обратил вашу семью в рабство и оставил на вас пожизненные метки как на его собственности, разрисовал вас, как банкноту высокой номинальной стоимости, выпущенную специально для него. Вы были его рабыней, вы пытались бежать. Он преследовал вас, как зверя на охоте, поймал вас, а когда вы оказали ему сопротивление, — убил. Теперь вы освободились от него, освободились от меток, по которым он мог опознать в вас свою собственность, но вы еще и свободны вернуться туда, где живет он (возможно, считающий вас окончательно мертвой), ни о чем таком не подозревая. — Смыслия в этот момент посмотрела на Ледедже, повернув не голову, а плечи и верхнюю часть тела, так что младшая женщина не могла сделать вид, будто не замечает этого. Ледедже тоже повернулась, хотя и с меньшим изяществом, и Смыслия понизила и чуть-чуть замедлила свой голос. — Мое дитя, вы бы не были гуманоидом, пангуманоидом, сичультианкой или кем угодно, если бы не горели жаждой мести.

Ледедже слышала все до последнего слова, но не стала отвечать сразу же. «Есть и еще кое-что, — хотела сказать она. — Есть и кое-что еще, дело не в одной только мести…» — но она не могла это сказать. Она отвернулась, снова вперив взгляд вдаль.

— И каким же будет это условие? — спросила она.

Смыслия пожала плечами.

— У нас есть такие штуки — они называются шлеп-автономники.

— Да? — Она слышала что-то об автономниках; это были эквиваленты роботов, которыми пользовалась Культура, хотя они больше походили на чемоданы, чем на что-либо другое. Некоторые из малых аппаратов, плававших в туманной дымке перед ней, возможно, были автономниками. Но ей сразу же не понравилась эта разновидность со словечком «шлеп» в названии.

— Это такие штуки, которые не позволяют людям делать то, что им не стоит делать, — сказала ей Смыслия. — Они… просто вас сопровождают. — Она пожала плечами. — Это что-то вроде эскорта. Если он решит, что вы собираетесь совершить что-то противоправное, ну, например, ударить кого-то, или попытаться убить, или еще что-то, он вас остановит.

— Остановит?.. Как?

Смыслия рассмеялась.

— Ну, для начала, может, крикнет на вас. Но если вы не одумаетесь, то он физически встанет на вашем пути: отразит удар или оттолкнет в сторону ствол ружья — что угодно. В конечном счете у них есть разрешение вырубить вас, если нужно сделать так, чтобы вы лишились сознания. Никакой боли или ран, конечно, но…

— И кто это решает? Какой суд? — спросила Ледедже. Она вдруг почувствовала, как загорелись ее щеки, и только теперь осознала, что на ее новой, более светлой коже румянец будет вполне заметен.

— Этот суд — я, Ледедже, — тихо сказала Смыслия, чуть растянув губы в улыбке; Ледедже посмотрела на нее и отвернулась.

— Да? И на каком же основании?

Она слышала улыбку в голосе аватары.

— На том основании, что я — часть Культуры, и мои суждения по таким вопросам принимаются другими частями, конкретнее — другими Разумами Культуры. Непосредственно — потому что я могу. В конечном счете…

— Так, значит, даже в Культуре прав тот, у кого больше прав, — горько сказала Ледедже. Она принялась раскатывать рукава к запястьям — ей внезапно стало прохладно.

— Больше интеллектуальных прав, — мягко сказала Смыслия. — Но, как я собиралась сказать, в конечном счете мое право прикрепить к вам шлеп-автономника основывается на том, что любая наделенная сознанием и нравственно ответственная сущность, будь то машина или человек, сделала бы то же самое, если бы владела тем набором фактов, который известен мне. Однако часть моей нравственной обязанности перед вами состоит в том, чтобы указать, что вы можете придать ваш случай гласности. Существуют специализированные новостные службы, которые, безусловно, заинтересуются этим, и — при том, что вы существо относительно экзотическое и из краев, с которыми у нас почти не налажены контакты, — этим могут заинтересоваться общие новостные службы. Потом существуют специализированные правовые, процедурные, юридические, бихевористические, дипломатические… — Она пожала плечами. — И, возможно, даже философские группы по интересам, которые с удовольствием выслушают что-то в таком роде. Вы наверняка найдете кого-нибудь, кто будет готов представлять ваше дело.

— И кто бы его рассматривал? Вы?

— Суд просвещенного общественного мнения, — сказала Смыслия. — Это же Культура, детка. Это суд последней инстанции. Если бы я была уверена, что ошибаюсь, или даже если бы я думала, что права, но все остальные вроде придерживаются иного мнения, то я, хотя и неохотно, но отказалась бы от идеи шлеп-автономники. Будучи Разумом корабля, я больше буду прислушиваться к мнению других корабельных Разумов, потом Разумов вообще, потом искусственных интеллектов, людей, автономников и других, хотя, конечно, поскольку тут речь будет идти о правах человека, мне придется в большей мере прислушиваться к человеческому мнению. Все это довольно сложно воспринять, но существуют самые разнообразные широко известные прецеденты и наработанные, высокоуважаемые процессы.

Смыслия подалась вперед и посмотрела на Ледедже, пытаясь встретиться с ней взглядом, но Ледедже не хотела этого.

— Послушайте, Ледедже, я не хочу, чтобы вы думали, будто это сопряжено с какими-то сложностями; человеку вашего происхождения и с вашими представлениями о том, как работают суды и юридическая система, весь процесс покажется невероятно быстрым и неформальным, и вам не нужно будет оставаться на моем борту, дожидаясь решения; вы можете начать путь домой и узнать о решении в дороге. Я сказала, что процесс будет неформальным, но при этом очень тщательным, и вероятность вынесения несправедливого приговора будет гораздо меньше, чем если бы это дело рассматривалось у вас дома. Если вы хотите инициировать такой процесс — пожалуйста. В любое время. Это ваше право. Лично я думаю, что у вас нет ни малейшего шанса избавиться от шлеп-автономника, но в таких делах никогда нельзя быть уверенным, а тот факт, что вроде бы очевидные дела все время оспариваются, показывает, как работает система.